Международное строительное право

В современной российской доктрине вопросы международного строительного права занимают пограничное положение между международным публичным правом и частно-правовыми отраслями. При этом исходной предпосылкой анализа выступает признание за Российской Федерацией статуса одного из наиболее ресурсообеспеченных государств мира и необходимости рационального, научно обоснованного и долгосрочного использования её природных богатств. Международные строительные и инфраструктурные проекты в таком контексте рассматриваются как правовой инструмент обеспечения энергетической и экономической безопасности страны, повышения глубины переработки сырья и его выгодной реализации на внешних рынках по справедливым рыночным ценам при безусловном соблюдении национальных интересов Российской Федерации.

С одной стороны, в рамках международного публичного права традиционно исследуются межправительственные соглашения о реализации крупных инфраструктурных проектов, служащих укреплению ресурсно-экспортного потенциала и внешнеэкономического суверенитета России. К их числу относятся, в частности, соглашения в нефтяной сфере (Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Китайской Народной Республики о сотрудничестве в строительстве и эксплуатации Тяньцзиньского нефтеперерабатывающего и нефтехимического завода и проектах в сфере разведки и добычи нефти 2013 г.; Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Конго о сотрудничестве в сфере строительства нефтепродуктопровода «Пуэнт-Нуар – Лутете – Малуко-Трешо» на территории Республики Конго 2024 г.), газовые проекты (Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Исламской Республики Пакистан о сотрудничестве в реализации проекта строительства газопровода «Север – Юг» от 16 октября 2015 г. и последующие протоколы к нему), договорённости в области переработки и экспорта минерального сырья и удобрений (Соглашение между Правительством Российской Федерации и Правительством Республики Казахстан о реализации проекта «Строительство и эксплуатация завода по выпуску минеральных удобрений» 2020 г.), а также масштабный блок соглашений о строительстве и эксплуатации атомных электростанций (Египет, Турция, Бангладеш, Республика Беларусь, Республика Узбекистан, Республика Армения, Республика Куба и др.). В эту же группу входят соглашения о строительстве гидро- и теплоэлектростанций, трансграничных мостов и транспортных переходов (мосты через Амур, Неман, Кигач, Самур, канатная дорога Благовещенск – Хэйхэ и др.), формирующие инфраструктурный каркас для устойчивого энергоснабжения, развития промышленного экспорта и диверсификации внешнеэкономических связей Российской Федерации. Эти договоры рассматриваются не только в связке с универсальными договорами в области международного экологического права и соглашениями, принятыми под эгидой Организации Объединённых Наций, и с режимами ответственности государств за трансграничный вред окружающей среде, но и через призму обеспечения суверенного контроля России над использованием её ресурсов, минимизации санкционных и судебных рисков, а также создания договорных конструкций, позволяющих эффективно защищать права Российской Федерации и российских организаций в международных судебных и арбитражных разбирательствах.

С другой стороны, в блоке частно-правовых дисциплин внимание смещается к трансграничным строительным контрактам между хозяйствующими субъектами. Речь идёт о договорах участия российских компаний – таких как ПАО «Газпром», ОАО «РЖД», ПАО «ГМК “Норильский никель”» и других – в международных строительных и инфраструктурных проектах. В центре анализа оказываются вопросы выбора применимого права, допустимости арбитражных оговорок, соотношения типовых условий международных контрактов с императивными нормами национального законодательства, а также распределение коммерческих и регуляторных рисков между участниками проекта, причём соответствующие договорные решения оцениваются с точки зрения их способности обеспечивать справедливое распределение ответственности и надёжную защиту национальных интересов Российской Федерации в долгосрочной перспективе.

Такое двоякое распределение исследуемых вопросов между международным публичным правом и частно-правовыми дисциплинами привело к тому, что в российской доктрине до настоящего времени не сложилось целостное представление о международном строительном праве (МСП) как о комплексной межотраслевой области международно-правового регулирования. МСП в российском контексте фактически охватывает как межгосударственные соглашения о реализации крупных строительных и инфраструктурных проектов, так и трансграничные частноправовые отношения, возникающие при их осуществлении, однако соответствующий массив норм и практик остаётся фрагментированным между различными отраслями и научными специализациями. В результате отсутствует устойчивая концептуальная рамка, которая последовательно объединяла бы публично-правовые и частно-правовые аспекты транснациональных строительных и инфраструктурных проектов в единую систему целей, принципов и юридических механизмов.

Именно в этом методологическом контексте особое значение приобретает разработка институциональной доктрины международного строительного контрактного права (МСКП) как подотрасли МСП, входящей в систему международно-правовых наук. МСКП в предлагаемом понимании обозначает договорный уровень регулирования в рамках МСП: оно концентрируется на тех нормах и институтах, которые обеспечивают распределение рисков, исполнение обязательств, разрешение споров и управление изменениями в международных строительных контрактах, заключаемых как в рамках межгосударственных инфраструктурных соглашений, так и в сфере трансграничного частноправового оборота. Тем самым МСКП призвано связывать воедино договорную технику, международные стандарты (включая стандарты МФИК) и требования российского публичного права, придавая международному строительному праву системный и институционально целостный характер.

В зарубежной литературе международное строительное право уже в значительной степени воспринимается как относительно зрелое и структурированное направление. Исследование В. Брейера представляет собой всеобъемлющий анализ международных строительных контрактов с учётом правовых особенностей различных юрисдикций, включая германскую, французскую, английскую и близлежащие правопорядки Ближнего Востока (Брейер, 2024). Автор подчёркивает важность взаимодействия национальных правовых традиций с международными стандартами, что позволяет рассматривать трансграничные строительные проекты как единый правовой феномен, выходящий за рамки сугубо договорной техники.

У. К. Веноит сосредоточивает внимание на разрешении правовых проблем трансграничных строительных споров, анализируя выбор применимого права, арбитражные механизмы и особенности доказательств в сложных технически и финансово нагруженных проектах (Веноит, 2009). Показано, как международные стандарты, в первую очередь стандарты Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК), адаптируются к особенностям национальных правопорядков, но при этом сохраняют системообразующую роль для согласования интересов сторон.

Коллективный труд под редакцией Д. Уайтмена и Х. Ллойда, посвящённый обзору ключевых проблем международного строительного права, демонстрирует, что в зарубежной доктрине уже сложилось понимание необходимости гармонизации контрактных стандартов и выработки универсальных подходов к регулированию международных строительных проектов (Уайтмен, Ллойд, 2002). Здесь международное строительное право рассматривается не только как совокупность типовых договоров, но и как поле взаимодействия различных правовых систем, связанных глобальными инфраструктурными инициативами.

Историко-теоретический фундамент формируется, в частности, в работе Ч. Б. Молинё, прослеживающей эволюцию международного строительного права от ранних форм договорного регулирования до современных стандартов и специализированных арбитражных практик (Молинё, 1998). Автор акцентирует внимание на роли международных организаций и профессиональных сообществ в формировании норм, что позволяет говорить о постепенной институционализации отрасли.

Важный вклад в методологическое осмысление сотрудничества участников строительных проектов вносит К. Скеггс, развивающий партнёрскую модель реализации проектов (project partnering), основанную на интеграции интересов сторон и снижении конфликтности за счёт гибких правовых инструментов и механизмов совместного управления рисками (Скеггс, 2003). Эти идеи получают развитие в исследовании Х. Л. Родригес-Медины, анализирующего инфраструктурные проекты на спорных и транснациональных территориях, где международное право используется для формирования юридической базы мирного урегулирования территориальных разногласий и реализации инфраструктурных инициатив (Родригес-Медина, 2023).

Системное осмысление стандартов МФИК как универсального инструмента международного строительного контрактного права предлагает У. Годвин. Он детально анализирует специфику международных строительных контрактов, уделяя особое внимание распределению рисков и обязанностей сторон, а также роли типовых условий в обеспечении предсказуемости и управляемости крупных инфраструктурных проектов (Годвин, 2013). Л. Клии, в свою очередь, даёт развёрнутый анализ применения стандартов МФИК в международной строительной практике и показывает, как они способствуют формированию устойчивых правовых рамок для распределения рисков, разрешения споров и управления изменениями (Клии, 2018).

При всей глубине этих исследований бросается в глаза, что большинство зарубежных авторов сосредоточены на практических и технико-договорных аспектах: управлении рисками, организации арбитража, выборе стандартов и их адаптации к национальному праву. При этом комплексное рассмотрение международного строительного контрактного права как подотрасли международно-правовых наук, со своим объектом, предметом, функциями и системой источников, остаётся ограниченным.

В российской научной среде интерес к международному строительному праву только начинает оформляться в самостоятельное направление. Показательно, что в Национальном исследовательском университете «Высшая школа экономики» на магистерской программе «Юрист в бизнесе» Департамента правового регулирования бизнеса магистрантам преподаётся дисциплина «Международное строительное право» под руководством к.ю.н., доцента Пакерман Г. А. Программа курса охватывает вопросы договоров международного строительного подряда, применения стандартов МФИК, документов Международной торговой палаты, Комиссии ООН по праву международной торговли, а также урегулирования трансграничных споров. В научной периодике появляются работы, посвящённые международному строительному подряду в странах ЕАЭС и соотношению международного и национального регулирования трансграничных строительных контрактов (Аносов, 2022; Годдард, 2018).

В то же время в российской доктрине сохраняется фрагментарность подходов. Внимание сосредоточено на отдельных институтах – типовых условиях МФИК, арбитражных оговорках, коллизионных вопросах – без выстраивания целостной модели МСКП как подотрасли, содержащей собственный набор функций и институциональных механизмов. Разнообразие подходов в доктрине и отсутствие единства мнений относительно понятия международного строительного контракта и границ соответствующей подотрасли затрудняют систематизацию правового регулирования (Имамова, 2023). Это существенно замедляет формирование МСКП как самостоятельной, внутренне связанной части международного строительного права.

Для корректного определения места МСКП необходимо учитывать более широкие концепции международного экономического и договорного права. М. Хердеген, анализируя принципы международного экономического права, подчёркивает, что трансграничная хозяйственная деятельность формирует комплексный правовой режим, в котором переплетаются публично-правовые и частно-правовые элементы (Хердеген, 2024). Международное строительство в этом контексте выступает частью глобального экономического оборота и подчиняется общим правилам правового регулирования трансграничных экономических отношений.

З. Слоука, исследуя динамику обычных норм международного права, показывает, что традиционные представления о неизменности и универсальности обычных норм не отражают их подлинно процессуальный характер (Слоука, 2012). Международное право предстает как процесс формирования обязательных норм через согласование политико-правовых позиций государств, в том числе в области регулирования сложных отраслей, связанных с природными ресурсами и пространствами. Это особенно значимо для международных строительных проектов, где решения формируются посредством многосторонних переговоров и сложных договорных конструкций.

Классический подход Г. Гроция, согласно которому право, определяющее отношения между народами, включает не только письменные договоры, но и молчаливые соглашения (taciturn pactum), по-прежнему применим к международным строительным контрактам (Гроций, 1994). В практике проектов, реализуемых с использованием стандартов МФИК, устойчивые модели распределения рисков, процедуры рассмотрения претензий и способы управления изменениями приобретают характер de facto признанных стандартов поведения, влияющих на формирование обычных норм.

Г. И. Тункин, рассматривая согласование воль государств как фундаментальный принцип международного права, подчёркивает, что признание и соблюдение определённых стандартов и практик создаёт основу устойчивых международных режимов (Тункин, 2023). В строительной сфере такими режимами становятся совокупности договоров, типовых условий, технических стандартов и арбитражной практики, обеспечивающие воспроизводимость правовых решений.

О. Шехтер, анализируя международное право в теории и практике, выделяет среди ключевых функций международного права управление и распределение рисков, а также обеспечение предсказуемости поведения субъектов (Шехтер, 1991). Эти функции приобретают особое значение в международных строительных проектах, где масштаб рисков (технических, финансовых, экологических, политических) требует институционально оформленных механизмов их распределения и координации.

Опираясь на указанные подходы, МСКП можно определить как подотрасль международного строительного права, входящую в систему международных экономических и договорных отношений, но сохраняющую устойчивую связь с международным публичным правом. Объектом МСКП являются общественные отношения, возникающие в процессе реализации транснациональных строительных и инфраструктурных проектов, регулируемых международными и национальными нормами. Предметом – совокупность норм и институтов, обеспечивающих распределение рисков, исполнение обязательств, разрешение споров и управление изменениями в рамках таких проектов.

В условиях построения многополярного мира и расширения инфраструктурных инициатив стандарты МФИК стали фактической основой правового регулирования в области МСКП. Четыре из пяти основателей объединения БРИКС – Бразилия, Индия, Китай и Южно-Африканская Республика – продолжают оставаться действительными членами этой организации, тогда как участие Российской Федерации в МФИК после 2022 года приостановлено, что объективно усиливает значимость формирования собственных национальных подходов к МСКП и адаптации стандартов МФИК на базе российских публично-правовых приоритетов. Тем не менее именно стандарты МФИК повсеместно используются в международных строительных контрактах, в том числе при участии российских компаний в зарубежных проектах и иностранных подрядчиков в России.

Стандарты МФИК позволяют сторонам строительного проекта устанавливать предсказуемые правила распределения обязанностей и рисков, а также формализовать процедуры внесения изменений, рассмотрения претензий и разрешения споров. Как подчёркивает Л. Клии, адаптивность стандартов МФИК через систему Особых условий (Particular Conditions) делает возможным их использование в различных правопорядках при соблюдении основных принципов справедливого распределения рисков и добросовестности поведения (Клии, 2018).

У. Годвин, анализируя международные строительные контракты, описывает стандарты МФИК как универсальный инструмент для любых юрисдикций, исходя из их гибкости и способности «покрывать» разные правовые культуры (Годвин, 2013). Однако практика проектов с участием российских, турецких, китайских и иных подрядчиков в Российской Федерации показывает, что типовые механизмы МФИК нередко требуют существенной переработки и дополнения с учётом приоритетности отечественных технических регламентов, строительных норм и стандартов. В этих условиях универсальность МФИК оказывается относительной и во многом зависит от наличия политической воли государственных органов к гармонизации национального регулирования с международными стандартами.

К. Скеггс, развивая партнёрскую модель реализации проектов, исходит из необходимости гибкого перераспределения обязанностей и рисков в зависимости от динамики проекта и готовности сторон к совместному управлению (Скеггс, 2003). Однако в правопорядках с жёстким государственным контролем за безопасностью строительства и обязательным применением технических регламентов (в частности, в Российской Федерации) универсальная партнёрская модель не всегда совместима с императивными нормами публичного права. Это даёт основания для критического осмысления идей о «полной гибкости» и необходимости учитывать публично-правовые ограничения.

Критического рассмотрения требуют и утверждения о «всеохватности» стандартов МФИК. При отсутствии конституционно и политически закреплённой стратегии гармонизации с международными стандартами любые дополнительные условия контракта не способны преодолеть все возможные коллизии с национальными актами, включая строительные нормы, государственные стандарты и регламенты.

Проведённый анализ позволяет выделить четыре ключевые функции МСКП, каждая из которых опирается на сложившуюся доктрину международного права и специфику международных строительных проектов: распределение рисков, разрешение споров, правовая координация и управление изменениями в проекте.

Распределение рисков выступает первичной и базовой функцией. О. Шехтер подчёркивает, что одной из главных функций международного права является управление и распределение рисков между участниками международных отношений (Шехтер, 1991). В сфере МСКП речь идёт о широком спектре рисков: инженерно-технических, финансовых, политических, регуляторных, экологических и социальных. Стандарты МФИК построены таким образом, чтобы заранее определить, какая сторона несёт ответственность за тот или иной риск, какие последствия наступают при его материализации и за счёт каких механизмов возможно корректировать баланс интересов.

В контексте национальных правопорядков распределительная функция МСКП приобретает дополнительное измерение. Для Российской Федерации особое значение имеет согласование контрактных механизмов с обязательными требованиями по безопасности зданий и сооружений, экологическим стандартам и нормам охраны труда. Если международный контракт не учитывает императивные положения национального законодательства, формальные договорные механизмы МФИК могут оказаться неэффективными или даже противоречащими публичному порядку.

Разрешение споров является второй ключевой функцией МСКП. Международные строительные проекты отличаются высокой вероятностью возникновения споров: изменение условий финансирования, задержки поставок, рост стоимости материалов, регуляторные нововведения и политическая нестабильность создают сложный фон для конфликтов. Стандарты МФИК включают многоуровневые механизмы разрешения споров: процедуры рассмотрения претензий, комиссии по урегулированию (Dispute Boards), а также арбитраж.

Г. Фицморис, анализируя право и процедуру Международного Суда ООН, подчёркивает, что устойчивость правового режима обеспечивается не только наличием норм, но и предсказуемостью процедур их применения (Фицморис, 1955). В МСКП это находит выражение в формализованных процедурах уведомления, соблюдения сроков предъявления требований, обязательности предварительных стадий урегулирования споров.

Дж. Дженкинс подробно исследует международный строительный арбитраж, показывая, что арбитраж остаётся основным механизмом разрешения споров в этой сфере, обеспечивая баланс между гибкостью процедуры и необходимостью учитывать специфику строительных проектов (Дженкинс, 2021). Исследование Х. Бесайсо и соавторов показывает, что международные арбитры в строительных спорах опираются не только на текст контракта и применимое национальное право, но и на коммерческие нормы и элементы международного строительного права, статус которых остаётся дискуссионным (Бесайсо, 2022). Это свидетельствует о формировании наднациональных стандартов поведения, которые постепенно приобретают признаки отраслевых обычных норм.

Правовая координация представляет собой третью функцию МСКП. Она проявляется в согласовании действий множества акторов: государств, международных организаций, частных компаний, финансовых институтов и местных сообществ. Унифицированные стандарты МФИК создают основу для согласованности, но сами по себе не обеспечивают полного устранения коллизий между различными уровнями регулирования.

Г. И. Тункин подчёркивает значение согласования воль государств как центрального принципа международного права (Тункин, 2023). В строительных проектах этот принцип проявляется в межправительственных соглашениях, инвестиционных договорах, соглашениях о разделе продукции и иных формах международных договорённостей. И. Ерниязов, исследуя взаимодействие международных строительных контрактов с инвестиционными соглашениями, предлагает модельные положения, направленные на гармонизацию коммерческих и публичных интересов, включая вопросы стабилизации регулирования, арбитража, страхования и раскрытия информации (Ерниязов, 2023). Эти предложения могут служить основой для реформирования действующих норм и практик, касающихся трансграничной инфраструктуры.

В международном строительном контрактном праве правовая координация выражается в том, что стандарты МФИК выступают связующим звеном между межгосударственными договорённостями о реализации проекта и конкретными контрактами с подрядчиками и субподрядчиками. МСКП, таким образом, выполняет роль «операционализированного» механизма реализации решений, принятых на уровне международного публичного права.

Управление изменениями в проекте представляет собой четвёртую функцию МСКП. Долгосрочный характер инфраструктурных проектов неизбежно ведёт к необходимости управления изменениями. Экономические условия, технологические стандарты, экологические требования и политическая конъюнктура могут существенно меняться на протяжении срока действия контракта. Л. Клии показывает, что стандарты МФИК предусматривают сложные, но относительно устойчивые механизмы внесения изменений без разрушения общей структуры проекта и фундаментального баланса интересов сторон (Клии, 2018).

Для Российской Федерации управление изменениями приобретает особое значение в условиях санкционного давления, волатильности валютных курсов и изменений в международных режимах экспортного контроля. МСКП здесь выполняет соединительную функцию между динамикой международной экономической среды и стабильностью правового режима, в котором действуют российские компании.

МСКП играет важную роль в обеспечении успешной реализации транснациональных инфраструктурных проектов с участием Российской Федерации. В условиях стремления к многополярности, развитию сотрудничества в рамках БРИКС и необходимости защиты национальных интересов возникает задача переосмысления подходов к правовому регулированию международных строительных контрактов.

В российской практике стандарты МФИК в значительной степени имплементируются через систему государственных стандартов, сводов правил и технических регламентов, разрабатываемых с участием Росстандарта, профильных федеральных органов исполнительной власти и профессиональных сообществ. Эти акты согласуются с международными нормами, но при этом отражают особенности национальной правовой культуры, структуры строительной отрасли и приоритетов государства в сфере безопасности и устойчивого развития.

Показательным примером значимости устойчивых правовых механизмов является спор российской компании «Силовые машины» с вьетнамской корпорацией PetroVietnam, возникший вследствие приостановки строительства тепловой электростанции «Лонг Фу-1» в условиях санкционного давления. Решение Сингапурского международного арбитражного центра в пользу российской стороны продемонстрировало, что при правильном конструировании договорных механизмов международные арбитражные институты могут использоваться Российской Федерацией и её компаниями как эффективный инструмент защиты своих прав даже в сложной геополитической обстановке, при соблюдении сторонами согласованных стандартов и процедур.

Гармонизация российских норм со стандартами МФИК предполагает, по меньшей мере, три взаимосвязанных направления. Во-первых, необходим доктринальный анализ МСКП как подотрасли международного права, с чётким закреплением его объекта, предмета, методов и функций. Это позволит избежать смешения с международным частным правом и рассматривать международные строительные контракты не изолированно, а в контексте международных обязательств Российской Федерации, в том числе экологических, инвестиционных и правозащитных.

Во-вторых, требуется целенаправленная адаптация национальных строительных стандартов к ключевым положениям МФИК при сохранении приоритета конституционных принципов и национальных интересов. В частности, возможно перераспределение рисков и обязанностей в сторону более точного включения требований по безопасности, экологии и защите прав работников в структуру контрактных механизмов.

В-третьих, важны образовательные и институциональные меры: включение курсов по МСКП и стандартам МФИК в программы подготовки юристов и инженеров, развитие отечественной арбитражной и судебной практики по строительным спорам, усиление участия российских экспертов в деятельности международных комитетов по стандартизации.

Результатом проведённого анализа становится формирование интегрированной модели МСКП, в которой четыре выделенные функции – распределение рисков, разрешение споров, правовая координация и управление изменениями – рассматриваются как единая система. Распределительная функция обеспечивает предварительное согласование и юридическое оформление рисков, возникающих в транснациональных строительных проектах. Функция разрешения споров гарантирует, что при возникновении конфликтов стороны располагают предсказуемыми и признанными процедурами защиты своих прав, в том числе с использованием международного арбитража. Правовая координация позволяет увязывать международные договоры, типовые условия МФИК, национальное законодательство и практику их применения в единый правовой режим. Управление изменениями обеспечивает устойчивость проектов к внешним и внутренним шокам, не нарушая при этом фундаментальные интересы государства и участников.

Интеграция этих четырёх функций в международные строительные контракты российских компаний образует ядро предлагаемой институциональной доктрины МСКП. В этой доктрине международное строительное контрактное право понимается как инструмент реализации международных обязательств Российской Федерации и защиты её национальных интересов в условиях глобальной конкуренции в строительной сфере.

Для России стратегически важно не только использовать стандарты МФИК как технический инструмент, но и участвовать в их дальнейшей эволюции, обеспечивая учёт отечественных подходов к безопасности, устойчивому развитию и социальной ответственности. Активное участие в работе международных организаций и профессиональных объединений, совместные инициативы в рамках БРИКС и иных форматов способны укрепить позиции России в формировании будущей архитектуры международного строительного права.

В завершение первой главы можно констатировать, что международное строительное контрактное право находится на этапе формирования целостной институциональной доктрины. Для российской науки и практики раскрытие функций МСКП и выработка подходов к гармонизации стандартов МФИК с национальным правом представляет собой не только академическую задачу, но и элемент долгосрочной стратегии по укреплению правового обеспечения участия Российской Федерации в транснациональных строительных и инфраструктурных проектах. Последующие главы монографии будут посвящены детализации источников МСКП, анализу арбитражной и договорной практики, а также разработке конкретных предложений по совершенствованию механизмов защиты государственных и частных интересов России в данной сфере.

Выбор применимого права и юрисдикции в современных условиях выступает одним из ключевых факторов устойчивости и предсказуемости крупных инфраструктурных проектов Российской Федерации: при отсутствии чёткого согласования этих параметров реализация стройки затягивается, удорожается и сопровождается состоянием правовой неопределённости. По мере того как мировая строительная индустрия всё в большей степени опирается на распределённые цепочки поставок, а инвесторы активнее используют многосторонние и двусторонние механизмы защиты капиталовложений, возрастает риск процессуальных коллизий и дублирования разбирательств (Алферова, 2016). Современная доктрина международного частного права подчёркивает, что именно корректно выстроенный выбор применимого права и форума позволяет минимизировать транзакционные издержки. В рамках настоящей главы выдвигается и проверяется гипотеза о том, что совпадение ключевых коллизионных привязок с критериями допустимости юрисдикции обеспечивает максимальную процессуальную экономию вне зависимости от того, рассматривается ли спор в Международном центре по урегулированию инвестиционных споров (МЦУИС), арбитражем ad hoc по правилам ЮНСИТРАЛ либо национальным судом.

Цель настоящей главы состоит в выработке научно обоснованных рекомендаций по координации коллизионных и процессуальных норм в российской практике заключения и исполнения договоров «инжиниринг, снабжение и строительство» (Engineering, Procurement and Construction, EPC), в том числе при использовании типовых форм контрактов, разработанных Международной федерацией инженеров-консультантов (МФИК, в англо-американской практике – FIDIC). Для достижения указанной цели проанализированы доктринальные исследования, арбитражные прецеденты и типовые условия МФИК, что позволило выявить проблемные моменты на стадиях заключения, исполнения контрактов и разрешения споров. Объектом исследования выступает комплекс общественных отношений, возникающих при реализации трансграничных строительных проектов, а предметом – совокупность норм международного частного права и международного арбитражно-процессуального права, регулирующих выбор применимого права и компетентного форума.

Методологическую основу главы составляют формально-юридический анализ статьи 42(1) Вашингтонской конвенции 1965 года (Конвенции МЦУИС) об урегулировании инвестиционных споров между государствами и иностранными лицами, толкование статьи 35 (ранее 33) Регламента ЮНСИТРАЛ, сравнительно-правовое сопоставление англосаксонских и континентальных подходов к распределению рисков, а также изучение арбитражных прецедентов в области международного строительного контрактного права (МСКП). Их совокупное применение позволяет рассматривать заявленную проблематику как многослойный комплекс международно-правовых и контрактных взаимодействий, а не как изолированный коллизионный вопрос.

Актуальность заявленной проблематики подтверждается результатами последних зарубежных и российских исследований. Так, Г. Борн и Ч. Калелиоглу показывают, что даже при всеобщем признании автономии воли государства по-разному очерчивают границы публичного порядка и допустимого вмешательства императивных норм в договорное регулирование (Борн, Калелиоглу, 2021). Дж. Хуан демонстрирует, как новая редакция Гражданско-процессуального кодекса КНР 2024 года трансформирует подход к международной подсудности и вынуждает участников EPC-проектов пересматривать стратегию выбора форума (Хуан, 2023). Работа И. Яковлевой, посвящённая юрисдикции МЦУИС, выявляет, что формально безупречная арбитражная оговорка утрачивает эффективность, если спор не подпадает под объективные критерии Конвенции МЦУИС 1965 года, что особенно чувствительно для строительных концессий и иных долгосрочных инфраструктурных проектов (Яковлева, 2022).

Дополнительную сложность вносит многоуровневый характер крупных международных строительных и инвестиционных соглашений: в рамках одного спора нередко переплетаются подрядные (коммерческие) требования и требования, основанные на двусторонних инвестиционных соглашениях. Корректное разграничение этих пластов позволяет арбитражному трибуналу выбрать надлежащие нормы и избежать параллельных либо дублирующих разбирательств. Российская практика, при всём признании приоритета международных договоров над федеральным законом (п. 4 ст. 15 Конституции РФ), пока опирается на ограниченный набор «специальных условий» и не всегда последовательно интегрирует стандарты МФИК в реализацию международных строительных проектов. Это порождает разрыв между частноправовой договорной практикой и публично-правовыми гарантиями инвестиционной безопасности. Как справедливо подчёркивает академик РАН А. Г. Лисицын-Светланов, задача дальнейшего развития правовой системы состоит «не в создании специальных условий для иностранных инвесторов, включая условия об особом порядке рассмотрения споров, а в обеспечении общего инвестиционного режима, основанного на добросовестной конкуренции» (Лисицын-Светланов, 2021). В этой связи избыточная дифференциация условий для зарубежных подрядчиков без системного укрепления общих гарантий инвесторам несёт риски для суверенитета и согласованности национального правопорядка.

Международные строительные проекты – в частности, реализуемые по условиям типовых контрактов МФИК (EPC) – нередко становятся предметом сложных споров с участием иностранных подрядчиков и государств. В таких спорах перед участниками и арбитражными трибуналами неизбежно встают два взаимосвязанных вопроса: об определении применимого права и об установлении юрисдикции международных арбитражных институтов. За последние десятилетия сформировался значительный массив прецедентной практики в рамках трёх ключевых механизмов разрешения международных споров: Международного центра по урегулированию инвестиционных споров (МЦУИС), арбитражей ad hoc по Регламенту Комиссии ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ) и арбитражей, администрируемых Постоянной палатой третейского суда (ППТС). Особый интерес представляет общий подход, выработанный этими институтами к (1) определению применимого права как совокупности норм, регулирующих существо спора, и (2) установлению пределов юрисдикции по конкретному делу. Анализ решений МЦУИС, арбитражей по правилам ЮНСИТРАЛ и ППТС выявляет как элементы сближения в вопросах коллизионного регулирования и взаимодействия между договорными обязательствами и нормами международных инвестиционных договоров, так и устойчивые расхождения, обусловленные особенностями учредительных актов и арбитражных регламентов. Ниже рассматриваются ключевые прецеденты – дела, связанные с крупными международными строительными контрактами и инфраструктурными проектами, – с целью обозначить эти тенденции.

1. Применимое право в арбитражной практике МЦУИС. В арбитражной практике МЦУИС вопрос выбора применимого права специально урегулирован статьёй 42(1) Вашингтонской конвенции 1965 года. Если стороны прямо не согласовали применимое право, трибунал МЦУИС обязан применять право государства-ответчика (государства места инвестирования), включая его нормы международного частного права, «и такие нормы международного права, которые могут быть применимы». В контексте споров инвестора с государственным контрагентом строительного проекта это означает, что в качестве первоочередного ориентира выступает право, прямо избранное сторонами в контракте; при отсутствии договорного выбора базовым становится право государства-ответчика, интерпретируемое с учётом применимых норм международного права.

На практике применение статьи 42(1) Конвенции МЦУИС означает, что первоочередными источниками регулирования выступают положения двустороннего инвестиционного соглашения (ДИС) и индивидуального контракта между инвестором и принимающим государством, а также национальное право государства, на территории которого осуществляется инвестиционный проект. Международное право в этой системе играет корректирующую и восполняющую роль: оно применяется при наличии пробелов в национальном праве либо используется для коррекции национального регулирования, если его применение приводит к результату, противоречащему императивным нормам международного публичного порядка. Так, в деле World Duty Free Company v. Republic of Kenya (МЦУИС, 2006) контракт содержал две коллизионные оговорки: одну – в пользу применения кенийского права (ст. 10(A)), другую – английского права (ст. 9(2)(c)). Арбитражному трибуналу потребовалось сопоставить эти правопорядки, выявить их совпадение в части запрета коррупции и применить их кумулятивно. Руководствуясь статьёй 42(1) Конвенции МЦУИС и принимая во внимание международные антикоррупционные стандарты, трибунал признал спорный контракт недействительным ввиду коррупционной составляющей и отказал инвестору в защите требований. Указанный прецедент демонстрирует, что даже при наличии явно согласованного национального права арбитры МЦУИС обязаны учитывать международно-правовые ограничения – в частности, запрет коррупции как норму jus cogens – и исходить из приоритета принципов международного публичного порядка при разрешении спора.

Во многих случаях инвестиционный спор вытекает из ДИС, тогда как сам строительный контракт содержит самостоятельную оговорку о применимом праве. Большинство ДИС предусматривают, что спор подлежит разрешению с учётом положений самого договора и «применимых норм международного права». При передаче разбирательства в МЦУИС такая оговорка интерпретируется как соглашение сторон о применимом праве в смысле статьи 42(1) Конвенции 1965 года. Именно этот подход был реализован трибуналом МЦУИС в деле Bayindir v. Pakistan (2009): применимыми он признал нормы ДИС Турция–Пакистан 1995 года и общие принципы международного права, поскольку само инвестиционное соглашение не отсылало ни к какому национальному праву. Одновременно обязательства, вытекающие из строительного контракта с Национальным агентством автомобильных дорог Пакистана, регулировались пакистанским правом как правом контракта; соответствующие нормы учитывались лишь в той мере, в какой это было необходимо для проверки возможных нарушений инвестиционного соглашения, включая оценку правомерности одностороннего расторжения контракта через призму стандарта справедливого и равного режима. В прецедентном деле Salini Costruttori S.p.A. and Italstrade S.p.A. v. Kingdom of Morocco (2001), касавшемся контракта по условиям МФИК на строительство автомагистрали Рабат–Фес, трибунал МЦУИС констатировал, что ни сам контракт, ни ДИС Италия–Марокко не содержат автономной коллизионной оговорки. В силу второго предложения статьи 42(1) Конвенции 1965 года применимым стало право государства-ответчика в совокупности с нормами международного инвестиционного права, прежде всего с положениями самого ДИС. На практике марокканские нормы гражданского и административного права использовались для проверки надлежащего исполнения подрядных обязательств, тогда как вопрос о нарушении государством стандартов «справедливого и равного режима», «полной защиты и безопасности» и т. п. разрешался по критериям международного права, к числу которых трибунал отнёс и ДИС как специализированный источник.

2. Применимое право в арбитражах по правилам ЮНСИТРАЛ и ППТС. В арбитражах ad hoc по правилам ЮНСИТРАЛ (включая разбирательства, администрируемые ППТС) вопрос применимого права разрешается на основе арбитражного соглашения сторон и положений Регламента ЮНСИТРАЛ. В соответствии со статьёй 35 Регламента ЮНСИТРАЛ «арбитражный суд применяет нормы права, которые стороны согласовали как подлежащие применению к существу спора. При отсутствии такого согласия суд использует право, которое он сочтёт уместным». Поэтому, если спор вытекает из международного строительного контракта, прямо подчинённого определённому национальному праву (что типично для контрактов МФИК, в особых условиях которых обычно указан закон государства проекта), трибунал по правилам ЮНСИТРАЛ применяет избранное сторонами национальное право. Коллизионный вопрос в строгом смысле возникает лишь в случае отсутствия договорного выбора; в такой ситуации арбитры, как правило, опираются на общепризнанные коллизионные принципы, нередко отдавая предпочтение праву государства, с которым спор имеет наиболее тесную связь (например, праву государства места реализации проекта либо государства, где должны исполняться основные обязательства).

На практике во многих спорах типа «инвестор – государство» по международным строительным контрактам применимое право выводится не столько из условий самого контракта, сколько из положений инвестиционного соглашения. Когда инвестор инициирует арбитраж ad hoc по Правилам ЮНСИТРАЛ, ссылаясь на нарушение государством норм ДИС – будь то экспроприация, несправедливое и неравное обращение (failure to accord fair and equitable treatment) либо нарушение «зонтичной оговорки» (umbrella clause), – трибунал, как правило, руководствуется текстом ДИС и нормами международного публичного права. Рассматривая ДИС в качестве автономного соглашения сторон о праве, арбитры фактически воспроизводят подход МЦУИС, хотя в арбитражах по правилам ЮНСИТРАЛ отсутствует императив статьи 42 Конвенции 1965 года. Показателен в этом отношении прецедент Romak v. Uzbekistan (UNCITRAL, 2009). В данном споре швейцарская компания пыталась квалифицировать разовые поставки зерна по типовым контрактам Международной ассоциации торговли зерном и кормами (GAFTA) как «инвестицию» в смысле швейцарско-узбекского ДИС. Трибунал, опираясь на Венскую конвенцию о праве международных договоров 1969 года, подтвердил, что охраняемая инвестиция предполагает наличие вклада, определённой длительности и риска, а простая коммерческая сделка по поставке товара этим критериям не соответствует. В отсутствие необходимых признаков инвестиции арбитры ограничились рассмотрением вопроса о юрисдикции и применили к нему нормы международного права об интерпретации ДИС, не прибегая к какому-либо национальному праву. В тех же спорах, где инвестиционный характер сделки не оспаривается, к чисто договорным аспектам могут дополнительно применяться нормы внутреннего права.

Другой показательный пример комплексного подхода – дело Eurotunnel (The Channel Tunnel Group Ltd. & France-Manche S.A. v. United Kingdom & France, арбитраж ППТС). В нём применимое право было определено многоуровневой коллизионной оговоркой: согласно статье 19(6) Договора о фиксированном подземном переходе под Ла-Маншем 1986 г. и пункту 40.4 Концессионного соглашения трибунал прежде всего руководствовался самим межгосударственным Договором и заключённым на его основе Концессионным соглашением; далее – общими принципами международного права, тогда как нормы английского и французского права учитывались лишь постольку, поскольку реализация конкретных обязательств требовала их применения. При этом пункт 41.1 Концессионного соглашения прямо подтверждал, что национальное право действует субсидиарно «постольку, поскольку применимо». В итоге трибунал отдал приоритет нормам самого Договора и Концессии, квалифицировал требования концессионеров как контрактные требования (contract claims) и учёл национальные нормы только в той мере, в какой они органично вписывались в согласованный «правовой режим концессии» и не противоречили ему. Указанный пример демонстрирует гибкость подхода ППТС, позволяющего сочетать международно-правовые и национально-правовые элементы в спорах, где частноправовой контракт встроен в более широкий публично-правовой контекст.

3. Общие тенденции в определении применимого права. Во всех ключевых арбитражных режимах прослеживается общая логика определения применимого права: при наличии соглашения сторон оно подлежит уважительному применению, а при его отсутствии трибунал стремится установить право, наиболее тесно связанное со спором. В инвестиционных делах, администрируемых МЦУИС либо рассматриваемых по Регламенту ЮНСИТРАЛ и правилам ППТС, приоритет почти неизменно отдаётся нормам соответствующего инвестиционного соглашения и нормам международного права, тогда как национальное право привлекается преимущественно для решения сугубо договорных вопросов (существование и объём обязательств, последствия их нарушения и т.п.). Отличия между указанными институтами во многом обусловлены положениями их учредительных актов: Конвенция МЦУИС формально предписывает учитывать право государства-реципиента инвестиций (что способно приобрести критическое значение, если положения ДИС не охватывают определённый аспект спора), тогда как регламенты ЮНСИТРАЛ и ППТС предоставляют трибуналу больше свободы в выборе коллизионного метода. В практике последних десятилетий эти различия во многом сглажены: трибуналы различных форумов, как правило, выходят на сходные материально-правовые результаты, применяя либо прямо избранное сторонами право, либо – при его отсутствии – право государства-ответчика в сочетании с общими принципами международного права. Сближение подходов иллюстрируют, в частности, споры о вмешательстве национальных судов в исполнение арбитражных решений по строительным контрактам: в делах Saipem v. Bangladesh (ICSID, 2009) и ATA Construction v. Jordan (ICSID, 2010) арбитражи МЦУИС квалифицировали отмену либо срыв исполнения арбитражных решений национальными судами как нарушение международно-правового обязательства по соблюдению соответствующего ДИС, несмотря на то, что сами контракты регулировались правом Бангладеш и Иордании. В обоих случаях составы арбитров опирались на положения инвестиционных соглашений о справедливом и равноправном режиме, а также на нормы ответственности государств, демонстрируя приоритет международных стандартов над национальными нормами в случае нарушения прав инвестора.

4. Юрисдикция МЦУИС и критерии «инвестиции». Арбитражная юрисдикция МЦУИС основывается на Вашингтонской конвенции 1965 года и соглашении сторон (как правило, арбитражной оговорке в инвестиционном договоре либо в контракте с государством). Ключевым условием является наличие «инвестиций» в понимании статьи 25(1) Конвенции МЦУИС, причём спор должен непосредственно вытекать из такой инвестиции. В контексте строительных проектов это означает, что подрядчик-инвестор должен осуществлять существенный вклад в хозяйственную деятельность принимающего государства; реализация инфраструктурного объекта, как правило, отвечает этому критерию. В деле Salini v. Morocco (МЦУИС, 2001) трибунал сформулировал известные «критерии Салини» для квалификации инвестиции: внесение капитала или иных ценностей, определённая длительность проекта, наличие предпринимательского риска и вклад в развитие принимающего государства. Строительный контракт на возведение автомагистрали в Марокко, финансируемый за счёт средств итальянского инвестора и сопровождающийся переносом технологий и рисков, был признан «инвестицией». Указанный подход был подтверждён в ряде последующих дел МЦУИС, касавшихся строительства автомобильных дорог, объектов энергетики, недвижимости и иных инфраструктурных проектов. Так, в рассмотренном выше деле Bayindir v. Pakistan (решение о юрисдикции 2005 г.) и в делах Jan de Nul v. Egypt, Toto Costruzioni v. Lebanon (решения МЦУИС 2009 и 2012 гг.) итальянский подрядчик заявлял требования о компенсации убытков в связи с задержками при строительстве шоссе, ссылаясь на нарушения Ливаном ДИС Италия–Ливан 1997 года, включая позднюю экспроприацию имущества, присутствие иностранных войск и изменение налогового режима. В решении о юрисдикции от 11 сентября 2009 г. трибунал подтвердил, что подрядный договор может быть признан «инвестицией» в смысле статьи 25(1) Конвенции 1965 года, применив тест Salini и установив наличие вклада в инфраструктуру, длительности и риска проекта. При этом требования, основанные исключительно на контрактных обязательствах и не затрагивавшие осуществление суверенных прерогатив государства, были отклонены. Решением от 7 июня 2012 г. трибунал МЦУИС окончательно отклонил все требования, заявленные истцом на основании инвестиционного соглашения, указав на принципиальное различие между нарушениями контракта и нарушениями норм международного инвестиционного права, отметив, что часть задержек была обусловлена модификациями проекта по инициативе самого подрядчика, и распределив арбитражные расходы поровну между сторонами.

Ещё одним условием применения механизмов МЦУИС является наличие «иностранного инвестора» – физического или юридического лица, обладающего гражданством либо местом инкорпорации в ином государстве – участнике Конвенции. Определение национальности нередко сопряжено с коллизионными вопросами, особенно в многоступенчатых структурах акционерного контроля. В спорах по классическим EPC-контрактам такие проблемы возникают сравнительно редко, поскольку подрядчики, как правило, зарегистрированы в государствах – участниках Конвенции 1965 года. Вместе с тем арбитражная практика показывает, что государство-ответчик вправе оспаривать статус «иностранного инвестора», ссылаясь на утрату им требуемого гражданства или на отсутствие фактического контроля со стороны зарубежных акционеров. Показателен в этом отношении прецедент Autopista Concesionada de Venezuela v. Venezuela (МЦУИС, 2003): концессионер автомагистрали был венесуэльской компанией, однако после передачи контрольного пакета акций иностранной корпорации стороны договора прямо согласовали, что общество считается инвестором из государства – участника Конвенции. Трибунал подтвердил юрисдикцию, указав, что статья 25(2)(b) Конвенции МЦУИС допускает договорную фиксацию статуса иностранного инвестора независимо от формального места регистрации компании. Иной подход был реализован в деле Soufraki v. UAE (МЦУИС, 2004), где иск был отклонён в связи с утратой истцом итальянского гражданства к моменту подачи иска; инвестор не смог документально подтвердить требуемую национальность. Во всех спорах, связанных со строительными проектами, арбитражный трибунал МЦУИС по собственной инициативе проверяет соответствие гражданства инвестора требованиям статьи 25 Конвенции; установление того, что истец имеет гражданство государства-ответчика на критические даты, обязывает трибунал отказать в юрисдикции. Вместе с тем это не исключает возможности инициировать разбирательство ad hoc по Правилам ЮНСИТРАЛ или в ППТС, которые не связаны ограничениями статьи 25 Вашингтонской конвенции 1965 года и руководствуются текстом соответствующего ДИС.

Конвенция МЦУИС дополнительно требует, чтобы спор возник непосредственно из инвестиционной деятельности. В строительных контрактах нередко одновременно присутствуют «договорные споры» (например, о неоплате выполненных работ, о неправомерном одностороннем расторжении контракта государственным заказчиком) и потенциальные «требования по ДИС» (например, об экспроприации, когда государство конфискует технику или материалы подрядчика, либо о нарушении честного режима вследствие произвольного вмешательства должностных лиц). В подобных ситуациях ключевое значение приобретает разграничение: рассматривает ли трибунал исключительно нарушения обязательств по ДИС или он компетентен рассматривать также требования, основанные только на положениях гражданско-правового договора и не затрагивающие норм международного инвестиционного права.

5. Разграничение договорных и инвестиционных требований. Практика МЦУИС выработала чёткий подход: договорная оговорка о подсудности (например, требование обращаться в национальный суд или коммерческий арбитраж по спорам из контракта) сама по себе не исключает юрисдикцию МЦУИС в отношении требований о нарушении ДИС. Инвестор вправе предъявлять требования о нарушении договора о защите инвестиций, даже если те же факты одновременно свидетельствуют о нарушении контрактных обязательств государства. Показательным является дело Vivendi (Compañía de Aguas del Aconquija) v. Argentina. Соответствующий подход был сформулирован Комитетом МЦУИС по аннулированию в 2002 году, который подчеркнул, что государство не может ссылаться на исключительную подсудность, установленную контрактом, для того чтобы избежать квалификации своих действий как международного правонарушения; эта позиция была подтверждена при повторном рассмотрении спора в 2007 году. В результате включение в строительный или иной инвестиционный контракт условия о компетенции национальных судов определяет лишь порядок рассмотрения чисто договорных претензий и не освобождает принимающее государство от ответственности за нарушение обязательств по ДИС. Последующие трибуналы, в том числе по строительным спорам, последовательно воспроизводили данный подход. Так, в рассмотренном выше деле Bayindir v. Pakistan (МЦУИС, 2009) государство возражало против юрисдикции МЦУИС, утверждая, что основной спор – расторжение дорожного контракта – должен рассматриваться по арбитражной оговорке контракта (в данном случае – в местном арбитраже по праву Пакистана) и что «нет самостоятельного нарушения ДИС». Трибунал МЦУИС отклонил эти доводы, указав, что требования истца основаны на положениях инвестиционного договора (об экспроприации, справедливом и равноправном режиме и т.п.) и, даже если они фактически пересекаются с контрактным спором, это не лишает МЦУИС компетенции. Одновременно трибунал рассмотрел соотношение с возможными параллельными разбирательствами: поскольку Bayindir не завершил контрактный арбитраж и обратился непосредственно в МЦУИС, реальной «двойной» процедуры не возникло.

Аналогичный подход прослеживается в деле Toto Costruzioni v. Lebanon (МЦУИС, 2012), где дорожный подрядчик столкнулся с тем, что контрактные претензии подлежали рассмотрению административными судами Ливана. Инвестор одновременно заявил нарушения ДИС Италия–Ливан в связи с задержками и действиями властей. Трибунал МЦУИС признал свою юрисдикцию по требованиям о нарушении ДИС, указав, что они отличны от чисто контрактных исков и основаны на международном праве. В этом же решении был рассмотрен вопрос о применимости доктрины «раздвоения средств защиты» (fork in the road), согласно которой выбор инвестором национального способа разрешения спора может блокировать последующее обращение к международному арбитражу, если соответствующее ДИС содержит исключительную оговорку. Поскольку ДИС Италия–Ливан такой безусловной оговорки не предусматривало, а лишь устанавливало обязательный двенадцатимесячный период обращения в ливанские суды, трибунал проанализировал фактические процессуальные действия инвестора. Те исковые требования, которые ранее не предъявлялись в национальных судах, были признаны допустимыми (admissible) к рассмотрению в МЦУИС, тогда как требования, тождественные уже рассмотренным ливанской юрисдикцией, квалифицированы как повторные и отклонены как недопустимые (inadmissible) в силу запрета повторного рассмотрения идентичных требований (ne bis in idem).

6. Принцип «развилки» и дело Pantechniki. В ряде ДИС, особенно более ранних, содержится условие, известное как принцип «развилки» (fork in the road), согласно которому обращение инвестора за разрешением спора в национальные суды либо иной избранный форум лишает его возможности впоследствии инициировать международный инвестиционный арбитраж по тому же предмету. Для международных строительных споров такой механизм имеет существенное значение, поскольку подрядчик, обращаясь в национальные суды или коммерческий арбитраж по вопросам исполнения контракта, рискует утратить право на инвестиционный арбитраж в связи с тем же фактическим составом. Иллюстративным примером строгого применения принципа «развилки» является дело Pantechniki S.A. Contractors & Engineers v. Albania (МЦУИС, 2009), возникшее из дорожного строительства в Албании, когда в результате массовых беспорядков 1997 года имущество греческой компании-подрядчика было разграблено. Инвестор первоначально предъявил иск в албанские суды с целью взыскания компенсации по контракту, ссылаясь на условие договора о рисках беспорядков, однако апелляционный суд Албании признал соответствующее условие ничтожным по национальному праву. Не продолжая национальное разбирательство, подрядчик инициировал арбитраж МЦУИС, обосновав претензии нормами ДИС между Грецией и Албанией, в том числе стандартами защиты инвестиций и «отказом в правосудии» (denial of justice). Трибунал МЦУИС (единоличный арбитр Я. Полссон), сопоставив положение о принципе «развилки» и предмет национального и арбитражного разбирательств, пришёл к выводу, что оба спора фактически основаны на одном и том же фактическом составе и преследуют одну цель – компенсацию одного и того же ущерба, несмотря на различие правовых оснований (контракт и ДИС). Трибунал признал, что инвестор исчерпал возможность защиты в национальных судах и тем самым утратил право на обращение в инвестиционный арбитраж по ДИС; претензии были отклонены не по причине отсутствия оснований по существу, а вследствие невозможности применения договора о защите инвестиций после выбора национальной юрисдикции.

7. Многоступенчатые механизмы разрешения споров: DAB/DAAB и переговоры. Международные строительные контракты (особенно по стандартам МФИК) почти всегда предусматривают многоступенчатую процедуру урегулирования споров: первоначальное обращение к инженеру-консультанту (техническому представителю заказчика), затем – в Совет по урегулированию споров (Dispute Adjudication Board, DAB) в контрактах до 2017 года и в Совет по предотвращению/урегулированию споров (Dispute Avoidance/Adjudication Board, DAAB) по редакции FIDIC 2017 года, и лишь затем – арбитраж. Аналогичные многоступенчатые механизмы закреплены во многих ДИС, которые требуют попытаться урегулировать спор полюбовно или через местный суд в течение определённого периода (например, 6 месяцев или 1 года) до обращения в международный арбитраж. Невыполнение этих предварительных условий обычно трактуется как вопрос приемлемости иска (admissibility), а не отсутствия юрисдикции (ipso jure).

Практика показывает, что трибуналы МЦУИС и арбитражи по правилам ЮНСИТРАЛ стремятся не отклонять иск формально лишь по мотивам несоблюдения предварительной стадии, а оценивают, не утратило ли соответствующее требование практический смысл. Так, требование о шестимесячном периоде переговоров в ДИС, как правило, рассматривается не как препятствие для юрисдикции, а как процедурное условие, которое может быть «подразумеваемо отменено», если государство фактически вступило в спор по существу без возражений либо если переговоры очевидно бесперспективны. В уже упомянутом деле Bayindir v. Pakistan трибунал отметил, что истец своевременно уведомил государство о споре, и к моменту регистрации иска шестимесячный срок уже истёк, в результате чего условие было признано выполненным. В деле SGS v. Pakistan (МЦУИС, 2003) трибунал указал, что формальное несоблюдение двенадцатимесячного срока для переговоров, предусмотренного статьёй 9 ДИС, не лишает арбитраж юрисдикции, если к моменту принятия решения по вопросу компетенции этот срок уже истёк.

Что касается требований о предварительном обращении к DAB/DAAB по контрактам МФИК, то в инвестиционных разбирательствах этот вопрос, в частности, возник в рассмотренном выше деле Pantechniki v. Albania, где инвестор попытался сразу квалифицировать свои требования как экспроприацию контракта, минуя DAB. Трибунал МЦУИС, однако, сосредоточился на иных аспектах (прежде всего на принципе «развилки»), не давая принципиальной оценки влиянию непрохождения DAB. В коммерческих спорах национальные суды также сталкиваются с аналогичными ситуациями. Показателен пример Верховного суда Филиппин по делу Hutama–RSEA Joint Operations Inc. v. Citra Metro Manila Tollways Corp. Спор возник из EPC-контракта на строительство автодороги Skyway Project между генеральным подрядчиком Citra Metro Manila Tollways Corporation и субподрядчиком Hutama–RSEA Joint Operations, Inc. в связи с неоплатой части предусмотренных договором сумм. После неуспешных переговоров субподрядчик обратился в Арбитражную комиссию строительной индустрии Филиппин (CIAC), не выполнив предусмотренное контрактом (п. 20.4 EPC) обязательное условие предварительного обращения к Совету по рассмотрению споров (DAB). Генеральный подрядчик возразил против юрисдикции CIAC, ссылаясь на несоблюдение процедуры DAB, однако CIAC решением от 30 августа 2005 года подтвердила собственную компетенцию рассматривать спор. Citra Metro Manila Tollways Corporation обжаловала это решение в Апелляционном суде Филиппин, который 23 мая 2007 года согласился с доводами генерального подрядчика и отменил решение CIAC, указав, что обращение к DAB является обязательным и должно предшествовать арбитражу. В свою очередь, субподрядчик Hutama–RSEA подал жалобу в Верховный суд Филиппин, который решением от 24 апреля 2009 года отменил постановление Апелляционного суда и восстановил решение CIAC, подтвердив её право рассматривать спор по существу. Верховный суд указал, что само наличие арбитражной оговорки в договоре свидетельствует о согласии сторон на арбитраж, а несоблюдение процедуры DAB не лишает CIAC полномочий, хотя и может иметь иные последствия – в

частности, повлиять на распределение арбитражных расходов либо привести к приостановлению разбирательства для прохождения предусмотренной досудебной процедуры.

8. Роль ППТС в комплексных инфраструктурных спорах. Постоянная палата третейского суда как учреждение не налагает дополнительных требований к арбитражной юрисдикции: условия компетенции определяются либо арбитражным соглашением между сторонами, либо регламентом, который стороны выбрали. ППТС администрирует, помимо частных, и межгосударственные споры, однако в контексте частных инвестиций чаще выступает как регистратор ad hoc арбитражей. В частности, многие крупные инвестиционные арбитражи по правилам ЮНСИТРАЛ в 2010-е годы (включая споры против Венесуэлы после её выхода из МЦУИС) администрировались ППТС, и в подобных случаях условия юрисдикции полностью определялись текстом соответствующего ДИС. При разрешении споров на основе многосторонних договоров или специальных соглашений трибуналы ППТС в целом следуют общей логике, описанной выше. В уже упомянутом деле Eurotunnel помимо вопросов применимого права рассматривалась юрисдикция арбитража в отношении отдельных требований, которые, по мнению ответчиков (Великобритании и Франции), выходили за рамки арбитражной оговорки. В итоге часть требований (в частности, о совместной и солидарной ответственности правительств за убытки) была признана не подпадающей под юрисдикцию, поскольку выходила за пределы обязательств государств по концессионному договору. Это подчёркивает, что при отсутствии универсального документа, сопоставимого с Вашингтонской конвенцией 1965 года, границы компетенции арбитража ППТС определяются исключительно соглашением сторон и рамками соответствующего договора.

9. Доктринные и конституционно-правовые рамки для российской практики EPC. Результаты проведённого исследования показывают, что при выборе применимого права и определении юрисдикции в международных строительных контрактах необходим согласованный учёт функционально-отраслевых критериев инвестиционной деятельности, сформулированных в практике МЦУИС. Эти критерии, первоначально систематизированные в прецеденте Salini и детально проанализированные в российской доктрине предметной юрисдикции МЦУИС (Терешкова, Гадалов, 2022), позволяют надёжно отделять договорные притязания от требований, основанных на международном инвестиционном праве. Показательно, что такое разграничение приобретает особую убедительность в строительно-концессионных моделях, совмещающих элементы EPC-контракта и соглашения о защите инвестиций: в этих конструкциях коллизионная оговорка, встроенная в типовые условия МФИК, фактически выполняет роль «юридического моста» между публично-правовым режимом и коммерческой сделкой.

Вместе с тем практические выводы, полученные при анализе арбитражей ad hoc по Правилам ЮНСИТРАЛ, подтверждают опасения, высказанные в связи с нормативной неопределённостью правового режима каспийских трубопроводных проектов (Гликман, Мамедов, 2024): отсутствие детально согласованных процедур направления спора в арбитраж по-прежнему увеличивает транзакционные издержки и провоцирует параллельные разбирательства. На евразийском направлении указанные риски усиливаются сложной многоступенчатой системой договорных связей в рамках ШОС, где, как справедливо отмечают китайские авторы, возникают коллизии между перегруженной системой ДИС и ростом арбитражных расходов (Яньянь, Сысы, 2024).

Унифицирующую роль автономии воли сторон следует оценивать сквозь призму глобализационных вызовов, выделенных в российских исследованиях права мирового развития (Алферова, 2016). Эти исследования выдвигают на первый план проблему баланса между суверенитетом и открытостью правовой системы. Российская конституционная модель закрепила приоритет международно-правовых обязательств, что комплексно проанализировано в трудах О. Н. Хлестова, раскрывающего эволюцию отечественной позиции от дуалистического восприятия к монистическому (Хлестов, 2021), и И. А. Умновой-Конюховой, подчёркивающей необходимость институциональной адаптации конституционных механизмов (Умнова-Конюхова, 2016).

Интернационализация конституционного права и «конституционализация» международных соглашений, подробно показанные в работах Н. В. Варламовой и Т. А. Васильевой (Варламова, Васильева, 2017), усиливают контроль национальных судов за корректным применением арбитражных оговорок. Это, в свою очередь, требует от практикующих юристов внимательного соотнесения коллизионных привязок с предписаниями публичного порядка, на что неоднократно обращают внимание англо-американские авторы, анализирующие последствия многоуровневого конституционного регулирования для трансграничных договоров (Вейлер, Винд, 2003).

Результаты исследования сопоставимы с классической концепцией примата международного права Х. Кельзена (Кельзен, 2003) и современным учением о «функциональном верховенстве» международного права над фрагментарными национальными нормами, развиваемым Дж. Кроуфордом в его труде Principles of Public International Law (Кроуфорд, 2019). Вместе с тем «сумеречные» тенденции конституционализма, описанные Д. Гриммом, П. Добнером и М. Лафлином (Гримм, Добнер, Лафлин, 2010), демонстрируют, что при отсутствии точного механизма интеграции международных стандартов в национальную правовую систему доктрина автономии воли может трансформироваться в фактор правовой дезинтеграции.

Проведённое исследование показывает, что действенный синтез международного частного права и международного строительного контрактного права достигается при условии одновременного учёта доктрины Salini для целей арбитражной юрисдикции, надлежащего конституционного закрепления верховенства международного права и тщательного проектирования коллизионных оговорок в EPC-контрактах. Современная практика МЦУИС и арбитражей по Правилам ЮНСИТРАЛ подтверждает эффективность модели, при которой типовые условия МФИК выполняют функцию нормативного интерфейса между национальной регламентацией строительства и многосторонними инвестиционными договорами. Внедрение такой модели в российскую практику требует оперативного устранения нормативных пробелов, связанных, в том числе, с отсутствием механизма адъюдикации, предусмотренного стандартами МФИК. Обеспечение соответствующего баланса способно повысить предсказуемость правовой среды для трансграничных проектов, укрепить конкурентоспособность российских подрядчиков на рынках БРИКС и снизить риски юрисдикционных конфликтов без ущерба для государственного суверенитета.

Международное публичное право выступает фундаментальным регулятором межгосударственных отношений, в рамках которого закрепляются принципы суверенного равенства, невмешательства, международной ответственности и разграничения юрисдикции. Именно оно определяет пределы и формы осуществления государственной власти во внешней сфере, включая полномочия государств по установлению нормативных требований к трансграничным проектам и участию в них иностранного капитала. Параллельно международное частное право формирует механизм координации частноправовых отношений с иностранным элементом, обеспечивая выбор применимого права, определение компетентного суда или арбитража и пределы автономии воли сторон. Несмотря на различие предмета регулирования, обе отрасли неизбежно взаимодействуют в условиях глобализированной экономики, где воля государства и частные интересы переплетаются в рамках единого экономического пространства.

В этих условиях международное строительное право представляет собой комплексную область, объединяющую нормы международного публичного и частного права, регулирующие создание, финансирование, реализацию и контроль трансграничных инфраструктурных проектов. Специализированным элементом данной области является международное строительное контрактное право, в центре которого находятся договорные конструкции, механизмы распределения рисков, стандарты исполнения и процедуры разрешения споров в международных строительных проектах. Международное строительное контрактное право опирается на сочетание суверенных регуляторных полномочий государств и автономии воли частных участников, что делает доктрину «права на регулирование» ключевым инструментом обеспечения баланса между публичными интересами и ожиданиями инвесторов. Принимая во внимание высокую экономическую значимость строительных и инфраструктурных проектов, доктрина ПНР становится системообразующим принципом международного строительного контрактного права и требует комплексного теоретико-институционального анализа.

Доктрина «права на регулирование» представляет собой важный принцип международного права, позволяющий государствам реализовывать свои суверенные функции в целях защиты общественных интересов, таких как безопасность, охрана окружающей среды и защита прав человека. В контексте международного строительного контрактного права ПНР приобретает особое значение, поскольку данная подотрасль связана с крупномасштабными инфраструктурными проектами и высокой степенью пересечения публичных и частноправовых интересов, что убедительно показано в фундаментальных работах по международному строительному праву (Брейер, 2024; Веноит, 2009; Молинё, 1998; Уайтмен, 2002). Доктрина предоставляет государствам возможность регулировать условия международных строительных контрактов, чтобы гарантировать соблюдение норм, направленных на защиту общественных интересов, включая охрану окружающей среды, поддержание надлежащих трудовых стандартов и защиту трансграничных инвестиций, при этом обеспечивая предсказуемость правового режима для участников строительных проектов.

Доктрина «права на регулирование» применяется не только к государствам, но и к растущему числу негосударственных акторов, чьё влияние на международные отношения становится всё более значимым. Показательным примером выступает Святой Престол как субъект международного права особого рода, чья международная правосубъектность основывается не на классическом политическом суверенитете, а на духовной миссии и устойчивой дипломатической практике. Его особый статус позволяет поддерживать дипломатические отношения с более чем 180 государствами и активно участвовать в работе международных организаций. Этот пример подчёркивает, что правосубъектность в международном праве может быть многообразной и не всегда зависит от классических атрибутов государственности, таких как контроль над территорией и населением, а применение ПНР в отношении таких уникальных акторов позволяет гибко регулировать их деятельность в международных отношениях, включая участие в гуманитарных и инфраструктурных инициативах.

Не менее показателен пример Организации Объединённых Наций. Хотя ООН не обладает суверенитетом в традиционном смысле, она оказывает существенное влияние на международные отношения и участвует в регулировании различных аспектов международного строительного права. При реализации миротворческих и восстановительных проектов в постконфликтных регионах ООН фактически вмешивается в строительные процессы, устанавливая для государств-реципиентов и подрядчиков требования по соблюдению экологических стандартов и стандартов в области прав человека. В таких случаях доктрина ПНР проявляется через нормативные и институциональные решения ООН, позволяющие ей воздействовать на условия международных строительных контрактов, даже если её правосубъектность не основывается на классическом политическом суверенитете.

Кроме того, доктрина «права на регулирование» активно реализуется в практике отдельных государств, в частности Соединённых Штатов Америки. Американские органы власти устанавливают высокие экологические и трудовые стандарты, которые распространяются и на компании, осуществляющие деятельность за рубежом. Даже когда американские компании заключают международные строительные контракты на территории других государств, они обязаны соблюдать требования национального законодательства США, включая стандарты охраны окружающей среды и безопасности труда. Этот пример наглядно демонстрирует, каким образом ПНР позволяет государствам регулировать деятельность негосударственных акторов, включая транснациональные корпорации, и обеспечивать защиту общественных интересов за пределами собственной территории.

Приведённые примеры – Святой Престол, Организация Объединённых Наций и Соединённые Штаты – показывают, что правосубъектность в международном праве может принимать различные формы и что доктрина ПНР применяется ко всему спектру акторов – от суверенных государств до международных организаций и религиозных структур. Включение негосударственных акторов в сферу действия ПНР позволяет гибко регулировать их участие в международных строительных отношениях и согласовывать их деятельность с публичными интересами государств. Это расширяет возможности регулирования международных строительных контрактов и обеспечивает защиту общественных интересов, даже если такие акторы не обладают традиционными признаками государственного суверенитета. ПНР тем самым формирует правовую основу для многоуровневого регулирования международных отношений в сфере строительства и иных областях, где необходимо учитывать интересы различных субъектов международного права.

Для более глубокого понимания правосубъектности государства и её соотношения с доктриной ПНР необходимо обратиться к теоретическим воззрениям Георга Еллинека. Он разработал концепцию самоограничения и самообязывания государства, в рамках которой показано, как государство, реализуя свои суверенные права, может сознательно ограничивать себя в определённых сферах для соблюдения принятых международных обязательств. В частности, в международных строительных контрактах государства нередко принимают на себя договорные условия, сужающие пространство их одностороннего вмешательства в экономику, чтобы обеспечить правовую стабильность и предсказуемость для иностранных инвесторов. При этом государственные структуры сохраняют суверенитет в вопросах внутреннего регулирования и вправе устанавливать требования, связанные с защитой общественных интересов.

Еллинек стремился примирить два противоположных подхода к сущности государственного суверенитета – юридический позитивизм и «юридический социализм», признававший роль корпораций и иных общественных образований в формировании и распределении власти. Первый подход сосредоточен на верховенстве государства как основного носителя публичной власти, тогда как второй подчёркивает значение коллективных субъектов и социальных структур. Теория Еллинека показала, что правосубъектность государства носит динамический характер, может изменяться и адаптироваться к меняющемуся внутреннему и международному правовому окружению, что делает её особенно значимой при анализе доктрины ПНР и практики международных строительных контрактов.

На примере Святого Престола видно, что специфическая международная правосубъектность негосударственных акторов может проявляться в различных институциональных формах. Святой Престол активно участвует в дипломатической деятельности и международных переговорах; его статус опирается на духовный суверенитет, а не на традиционные государственные признаки, такие как территория или постоянное население. Этот случай подчёркивает, что международная правосубъектность может выходить за рамки классических представлений о государстве и распространяться на особые образования, а доктрина ПНР позволяет учитывать эту специфику при регулировании участия подобных акторов в международных отношениях, включая участие в гуманитарных и инфраструктурных программах.

Основная практическая цель доктрины «права на регулирование» состоит в подтверждении суверенного полномочия государств устанавливать нормы, призванные защищать общественные интересы – охрану окружающей среды, общественную безопасность, здоровье населения и иные ключевые направления государственной политики. В то же время реализация ПНР не должна приводить к произвольному ущемлению прав иностранных инвесторов на справедливое и равноправное обращение и защиту их инвестиций. В контексте международных строительных контрактов это требует поиска баланса между суверенитетом государства и правом иностранных участников рассчитывать на стабильность и предсказуемость правового регулирования. На региональном уровне необходимость такого баланса особенно заметна в интеграционных объединениях, где международные строительные подряды регулируются как наднациональными, так и национальными нормами (Аносов, 2022; Годдард, 2018). Взаимная согласованность государственных и частных интересов в экономической сфере способствует не только защите общественных интересов, но и обеспечению долгосрочной правовой стабильности и доверия для инвесторов.

Показательным примером успешного применения доктрины ПНР в арбитражной практике является дело SAUR International SA против Республики Аргентина. В этом разбирательстве арбитражный трибунал признал право Аргентины вводить меры для защиты общественных интересов, несмотря на их неблагоприятное влияние на экономические интересы иностранного инвестора. Компания SAUR утверждала, что заморозка тарифов на водоснабжение и иные вмешательства правительства в рыночные механизмы причинили ей значительные убытки и нарушили её права как инвестора, поскольку государство, по мнению истца, действовало в обход договорных обязательств и международных норм. Аргентина, напротив, обосновывала свои действия необходимостью защиты общественных интересов в условиях глубокого экономического кризиса. Правительство указывало, что принятые меры были направлены на предотвращение социальной и экономической нестабильности, а также на защиту населения, которое в условиях кризиса не могло бы оплачивать повышенные тарифы на воду. Арбитражный трибунал признал, что в чрезвычайных экономических обстоятельствах государство вправе вводить регулирующие меры, затрагивающие интересы инвестора. Было отмечено, что действия Аргентины, хотя и затронули интересы компании SAUR, были предприняты для защиты более высоких общественных ценностей, таких как благополучие граждан и стабилизация экономики, и не носили дискриминационного характера. Это решение подчёркивает значимость признания за государствами права на регулирование в рамках международного инвестиционного и контрактного права.

Другим показательным примером является дело Methanex Corporation против Соединённых Штатов Америки. Компания Methanex утверждала, что запрет на использование метанола в качестве добавки к топливу в штате Калифорния нарушил её права как инвестора, поскольку новое регулирование ограничило её деятельность и снизило стоимость производимых продуктов. Спор рассматривался арбитражем по главе соглашения НАФТА, где требовалось определить, является ли такое вмешательство государства нарушением его обязательств по защите инвестиций. Арбитражный суд отклонил иск Methanex, признав, что право США регулировать экологические и санитарные вопросы (в данном случае введение запрета на метанол в топливо) не нарушает условий международных обязательств по защите инвестиций. Суд подчеркнул, что государство вправе принимать меры для охраны общественного здоровья и окружающей среды, несмотря на потенциальный ущерб для частных инвесторов. В решении было отмечено, что суверенитет государства допускает внедрение регулятивных мер для защиты общественных интересов, и такие меры не рассматриваются как нарушение международных обязательств, если они не преследуют целей скрытого ограничения торговли или дискриминации. Решение трибунала в деле Methanex демонстрирует, что доктрина ПНР может служить правовым основанием для действий государства в интересах общества, даже если они неблагоприятно отражаются на положении иностранных компаний, при условии, что эти действия предпринимаются добросовестно и не противоречат прямым договорным обязательствам.

Современные исследователи международного права обращают внимание на то, что многонациональные корпорации зачастую обладают значительными рычагами влияния, способными ограничивать способность государств проводить самостоятельную политическую и экономическую линию. В этих условиях доктрина ПНР приобретает особое значение для поддержания правового равновесия, поскольку предоставляет государствам возможность регулировать деятельность таких корпораций в интересах общества и предотвращать подмену публичного интереса частными коммерческими целями. В сфере международных строительных проектов это особенно заметно в связи с распространением партнёрских моделей управления проектами, анализируемых в доктрине международного строительного права (Скеггс, 2003). Концепция правосубъектности государства, развиваемая в теории, исходит из того, что власть государства отличается от иных форм господства именно тем, что государство самостоятельно обязывает себя соблюдать правопорядок и ограничивать собственные полномочия в интересах устойчивого международного взаимодействия.

Правосубъектность в международном праве представляет собой динамичную категорию, развитие которой определяется эволюцией исторического и социального контекста. Эта изменчивость напрямую влияет на механизм распределения прав и обязанностей между государствами и частными участниками международных строительных проектов. В международном строительном контрактном праве такие изменения проявляются через совершенствование контрактных моделей, включая стабилизационные и «зонтичные» оговорки, обеспечивающие предсказуемость и равновесие интересов сторон. Работы в области международного строительного права подчёркивают, что формирование таких механизмов отражает стремление к балансированию публичных интересов государств и легитимных ожиданий инвесторов (Брейер, 2024; Веноит, 2009; Молинё, 1998; Уайтмен, 2002).

Для международного строительного контрактного права особенно важно, что развитие доктрины ПНР сопровождается формированием специализированных договорных конструкций, учитывающих вероятность нормативных изменений в ходе реализации долгосрочных проектов. Концепция международного строительного контракта, анализируемая в современной доктрине (Имамова, 2023), показывает необходимость системного учёта регуляторных рисков уже на стадии заключения соглашения. ПНР в этой связи выступает не только абстрактным принципом международного права, но и практическим ориентиром для формирования содержания контрактных клаузул о стабилизации законодательства, перераспределении рисков и механизмах компенсации при изменении нормативной среды.

Доктрина «права на регулирование» играет ключевую роль в международном строительном контрактном праве, предоставляя государствам возможность защищать общественные интересы посредством суверенного регулирования строительных проектов и инвестиционной деятельности, оценивая их влияние на своих граждан, экологию и устойчивое развитие и, при необходимости, корректируя ранее принятые международные и договорные обязательства. В этом процессе обеспечивается баланс между необходимостью поддержания правовой стабильности для инвесторов и защитой суверенных прав государств. Исследования международного строительного подряда подчёркивают необходимость учёта доктрины ПНР сторонами международных строительных контрактов при заключении соглашений, включая разработку механизмов распределения рисков и процедур реагирования на существенные изменения регулирования (Аносов, 2022; Годдард, 2018). Речь идёт не просто о теоретической концепции, а о практическом подходе к правильной оценке и распределению нормативных рисков, а также к прогнозированию того, каким образом государственные и негосударственные акторы могут использовать ПНР, влияя на реализацию крупных строительных и инвестиционных проектов.

Анализ арбитражной практики, включая дела SAUR International SA против Республики Аргентина и Methanex Corporation против Соединённых Штатов Америки, демонстрирует важность учёта возможных регуляторных инициатив государств при заключении и исполнении международных строительных контрактов. Практика показывает, что ПНР может существенно влиять на распределение рисков, устойчивость проектов и экономику договорных отношений, что требует от сторон предварительного моделирования возможных сценариев нормативных изменений. В дальнейших исследованиях также требует внимания применение доктрины ПНР в деятельности негосударственных акторов, поскольку их действия регулируются как нормами международного права, так и суверенными правовыми режимами отдельных государств, вовлечённых в реализацию проектов.

В целом доктрина ПНР предоставляет прочную правовую основу для деятельности государственных институтов, позволяя им гибко реагировать на вызовы многополярного мира и одновременно сохранять свои суверенные права. В условиях международных строительных контрактов данная доктрина помогает достигать баланса между правами государств и инвесторов, что в конечном счёте способствует формированию предсказуемой и стабильной правовой среды. Результаты исследования показывают, что при разработке и применении международных стандартов, вырабатываемых Международной федерацией инженеров-консультантов, необходимо учитывать доктрину «права на регулирование», что согласуется с общими тенденциями развития международного строительного права (Брейер, 2024; Веноит, 2009; Молинё, 1998; Уайтмен, 2002). Это создаёт предпосылки для дальнейшего прогрессивного развития международного строительного контрактного права как особой подотрасли, находящейся на пересечении международного публичного и международного частного права.

Предлагаемый подход к учёту доктрины ПНР в международных строительных контрактах представляет собой новый способ распределения нормативных рисков между сторонами, который помогает вырабатывать эффективные правовые механизмы, способствующие стабильности и предсказуемости регуляторной среды в сфере международных инвестиций. Его применение согласуется с развитием современной доктрины международного строительного контрактного права (Имамова, 2023) и отражает необходимость учитывать институциональные особенности реализации трансграничных строительных проектов, включая партнёрские модели и долгосрочный характер обязательств (Скеггс, 2003). Включение доктрины ПНР в систему договорных инструментов международного строительного контрактного права позволяет повысить устойчивость инфраструктурных проектов и усилить доверие между государствами и инвесторами.

Международное строительное право (МСП) целесообразно понимать как межотраслевой комплекс норм международного публичного права, международного частного права и национального гражданского права, регулирующих трансграничные строительные и инфраструктурные проекты при неукоснительном уважении суверенитета государств и их публичных интересов. Международное публичное право задаёт рамки допустимого поведения государств при использовании территории и природных ресурсов, закрепляет обязательства в сфере безопасности, охраны окружающей среды и защиты прав человека и занимает приоритетное положение по отношению к частноправовым конструкциям. Международное частное право и нормы гражданского законодательства, применимые к предпринимательской и иной экономической деятельности, конкретизируют эти установки в договорной плоскости, определяя, каким образом распределяются риски, обязанности и ответственность между инвесторами, государственными и частными заказчиками, подрядчиками и иными участниками. Внутри этого комплекса международное строительное контрактное право (МСКП) охватывает содержание международных строительных контрактов, включая типовые условия МФИК, а также договорные и арбитражные механизмы разрешения споров. В настоящей главе термин «Lex constructionis» используется как условное обозначение складывающегося в рамках МСКП набора юрисдикционных и договорных подходов, которые могут применяться к международным строительным отношениям постольку, поскольку они согласуются с императивными нормами международного права и внутреннего правопорядка государств.

В иностранной доктрине термин «Lex constructionis» предлагается как условное продолжение подхода «lex mercatoria» и используется для обозначения попыток унификации юрисдикционных принципов, применяемых в международных строительных контрактах (Жариков, 2025). В настоящей главе рассматриваются доктринальные и практические источники этой концепции, предлагается разграничение материальных и процессуальных норм, анализируется классификация юрисдикционных оговорок (исключительных, неисключительных, асимметричных) и критериев арбитрабильности. На основе сравнительно-правового анализа судебной и арбитражной практики России, права Европейского союза и специализированных международных арбитражных институтов оценивается, в какой мере использование элементов «Lex constructionis» позволяет снизить транзакционные издержки, повысить предсказуемость разрешения споров и согласовать автономию воли сторон с требованиями международного и национального публичного порядка. В завершение формулируется систематизированный набор принципов, который может рассматриваться как доктринальная основа для дальнейшей кодификационной работы в рамках МФИК и других международных стандартов в строительной сфере.

Международные строительные проекты, как правило, реализуются на территориях нескольких государств, что порождает сложные вопросы о том, право какого государства подлежит применению к договору и юрисдикция каких органов компетентна разрешать споры между участниками проекта. В доктрине под «Lex constructionis» предлагается понимать формирующийся комплекс транснациональных принципов и стандартных решений в сфере строительных контрактов, вытекающих из арбитражной практики, типовых условий договоров и актов «мягкого» права по аналогии с концепцией «lex mercatoria» в международной торговле. Предполагается, что при всех различиях национальных правопорядков вырабатывается определённый минимум универсальных подходов к распределению рисков, к выбору применимого права и к механизмам рассмотрения споров. Юрисдикционный аспект – правила о применимом праве, выборе форума для разрешения споров и исполнении судебных и арбитражных решений – образует ядро дискуссий о «Lex constructionis». Вместе с тем достижение полного единообразия в юрисдикционных принципах затруднено, поскольку каждое государство закрепляет в своём праве императивные нормы и требования публичного порядка, которые ограничивают свободу усмотрения сторон. В данной главе анализируется, в какой мере «Lex constructionis» может служить доктринальной основой для сближения юрисдикционных подходов в международном строительном контрактном праве, обеспечивая большую предсказуемость и эффективность механизмов разрешения споров в трансграничных проектах. Особое внимание уделяется противоречиям между автономией воли сторон и публично-правовыми ограничениями, роли стандартных форм договоров и арбитража, а также примерам разрешения юрисдикционных коллизий в практике. Проводимый анализ позволяет очертить складывающуюся институциональную архитектуру юрисдикции в глобальном строительстве и выявить ключевые принципы, применение которых повышает юридическую определённость и снижает издержки урегулирования споров для участников проектов.

Каждое государство традиционно стремится применять к строительным договорам собственное материальное и процессуальное право, что в условиях трансграничных проектов приводит к фрагментации правового регулирования и снижению предсказуемости для участников. Стороны из разных юрисдикций нередко расходятся во взглядах на то, какое право и какой орган должны рассматривать спор, а несогласованность национальных норм способна затруднить реализацию проекта. В частности, требования законодательства о государственных закупках или императивные нормы строительного права могут вступать в противоречие с условиями стандартных международных контрактов. В литературе это описывается как противоречие между публично-правовыми началами и диспозитивными коммерческими принципами в строительных договорах: типовые условия МФИК не всегда совпадают с положениями Гражданского кодекса Российской Федерации, что приводит к возникновению коллизионных ситуаций (Брайг, Мутай, 2016). Во многих правопорядках международные договорные обычаи и транснациональные принципы не признаются источниками права, если они не имплементированы через национальное законодательство или международные договоры. Российская правовая система исходит из конституционной модели соотношения международного и внутригосударственного права, при которой международные договоры Российской Федерации действуют в рамках национальной правовой системы, но не подменяют собой федеральные законы за пределами сферы договорного регулирования и общепризнанных принципов и норм (Кремнев, 2021). В этих условиях негосударственные транснациональные нормы и доктринальные конструкции, включая «Lex constructionis», не обладают статусом источников права Российской Федерации; даже при наличии в контракте арбитражной оговорки или отсылки к стандартам МФИК их применение ограничено требованиями российского публичного порядка и императивными нормами национального законодательства.

Одной из ключевых коллизионных проблем является выбор применимого права. В международных строительных контрактах, где инвестор, заказчик и подрядчик могут быть резидентами разных государств, возникает вопрос, право какого государства должно регулировать соответствующие договорные отношения. Различия в национальных коллизионных нормах приводят к тому, что один и тот же договор при рассмотрении в разных юрисдикциях может подчиняться различному праву, что подрывает предсказуемость правоприменения. В российской литературе подчёркивается, что отсутствие согласованного подхода к выбору права для международных строительных соглашений способствует росту юридической неопределённости и числа споров (Гурина, 2016). Стороны, как правило, включают в договор оговорку о применимом праве, однако объём автономии воли в этой части не является одинаковым: некоторые государства устанавливают обязательное применение своего права к отдельным категориям договоров, включая государственный подряд, независимо от договорённости сторон. Схожие проблемы возникают и при выборе форума для разрешения споров: одна сторона может настаивать на рассмотрении спора в национальном суде, другая – на передаче дела в нейтральный международный арбитраж. При отсутствии чётких и согласованных договорных оговорок о применимом праве и компетентном органе рассмотрения спора возрастает риск параллельных разбирательств и юрисдикционных конфликтов, что объективно удлиняет процедуру разрешения спора и увеличивает её стоимость.

Даже при наличии в контракте арбитражной оговорки национальные различия в подходах к арбитрабильности споров и содержанию публичного порядка продолжают создавать существенные препятствия. Во многих юрисдикциях установлен перечень категорий споров, которые не могут быть переданы в арбитраж, например споров, затрагивающих вопросы коррупции, антимонопольного регулирования или права третьих лиц. Ряд государств долгое время исключал возможность арбитража по контрактам с участием публичных субъектов, предписывая рассмотрение соответствующих споров исключительно в государственных судах, либо ставил передачу спора в арбитраж в зависимость от соблюдения специальных досудебных процедур (обязательное претензионное урегулирование и др.). Сравнительное изучение национальных режимов интеграции международных механизмов разрешения споров показывает значительную вариативность: одни государства вырабатывают благоприятный режим для исполнения иностранных арбитражных соглашений и решений, другие чаще используют оговорку о публичном порядке как основание для отказа в признании или приведении в исполнение. В результате арбитражное решение может быть не приведено в исполнение, если суд государства места исполнения придёт к выводу, что при его вынесении были проигнорированы фундаментальные императивные нормы, например обязательные строительные стандарты, правила лицензирования или иные элементы национального публичного порядка.

Исполнение иностранных судебных решений в трансграничном контексте существенно осложнено тем, что, в отличие от арбитражных решений, для которых действует практически универсальный режим Нью-Йоркской конвенции 1958 года, в отношении судебных актов до настоящего времени не сложился сопоставимый по охвату многосторонний договорный механизм: существующие Гаагская конвенция о соглашениях о выборе суда 2005 года и Конвенция 2019 года о признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений имеют ограниченный круг участников и пока не обеспечивают глобальное применение. Полученное подрядчиком решение суда одного государства может не быть признано в юрисдикции, где расположено имущество должника, что снижает практическую ценность такого решения в международном обороте. Данная неопределённость объективно стимулирует стороны выбирать арбитраж, поскольку Нью-Йоркская конвенция 1958 года создаёт практически глобальный режим признания и исполнения иностранных арбитражных решений. Вместе с тем и в арбитраже действует оговорка о публичном порядке: арбитражное решение, которое фактически принуждает к исполнению договорных условий, противоречащих основополагающим нормам национального права (например, нормам безопасности строительства, антикоррупционному регулированию или правилам защиты прав третьих лиц), может быть отклонено судом на стадии приведения в исполнение по мотиву противоречия публичному порядку соответствующего государства.

Фрагментарность проявляется и в подходах к применению стандартных условий строительных контрактов. Типовые формы МФИК (Международной федерации инженеров-консультантов) широко рассматриваются как международный ориентир по распределению рисков и организации механизмов разрешения споров в строительстве, однако объём их юридически обязательной силы существенно различается в национальных правопорядках. В одних государствах условия МФИК принимаются как договорные положения, подлежащие применению в полном объёме, в других – подлежат адаптации к императивным нормам местного права, прежде всего в сфере публичных закупок и регулирования строительной деятельности (Варавенко, 2012). Отмечается, что в ряде стран континентального права (например, Германии и Франции) элементы международных стандартов нередко инкорпорируются в национальные кодифицированные акты, в том числе посредством переработки и обобщения положений, совпадающих по своей сути с условиями МФИК, тогда как государства с менее развитой нормативной базой иногда перенимают условия МФИК практически без изменений (Бакош, 2024). В результате одна и та же договорная оговорка МФИК – например, о сроках уведомления о заявлении требований или о начислении процентов за просрочку платежа – может считаться действительной и исполнимой в одной юрисдикции и признаваться недействительной либо подлежащей ограничительному толкованию в другой, если она вступает в противоречие с императивными нормами или по-разному трактуется судами соответствующего государства.

Дополнительные затруднения вызывает применение многоуровневых (многоступенчатых) механизмов разрешения споров, предусматривающих последовательное прохождение нескольких стадий – переговоров, рассмотрения спора специальным органом и только затем арбитража. В условиях МФИК такой механизм реализуется, как правило, через обращение сторон в постоянно действующую или ад-хок Комиссию по урегулированию споров (Dispute Adjudication/Avoidance Board, DAB/DAAB) до передачи спора в арбитраж. Не все национальные правопорядки признают юридическую природу подобных органов и обязательную силу их решений. В России до недавнего времени отсутствовали специальные нормы, определяющие статус и исполнимость решений DAB/DAAB, а регулирование в сфере государственных закупок существенно ограничивает возможность возложения на независимого эксперта обязанности по обязательному досудебному урегулированию спора (Сулимов, 2024). В результате предусмотренный контрактом механизм DAB/DAAB на практике может игнорироваться или использоваться сторонами лишь формально, что вынуждает их переходить непосредственно к судебному или арбитражному разбирательству. Такая ситуация подрывает единообразие применения многоступенчатых процедур разрешения споров, которые в доктрине и в практике МФИК рассматриваются как важный элемент складывающегося комплекса «Lex constructionis».

Наконец, существенную роль играют политико-институциональные факторы, которые могут ограничивать возможности для унификации юрисдикционных подходов. Государства нередко стремятся сохранить контроль над спорами, связанными с крупными инфраструктурными проектами, апеллируя к соображениям государственного суверенитета и защиты стратегических интересов. В таких случаях, даже при наличии интереса иностранного подрядчика к нейтральному регулированию (выбор иностранного права и международного арбитража), публичный заказчик может настаивать на применении национального права и подсудности государственных судов или квазисудебных органов, что объективно затрудняет реализацию тех подходов, которые в доктрине связываются с «Lex constructionis». Отмечается, что успешная имплементация и унификация международных норм в национальной практике во многом зависят от политической воли и готовности государств к сотрудничеству (Жадан, 2016). При отсутствии такой поддержки даже наиболее проработанные договорные и арбитражные механизмы остаются ограниченно востребованными на внутреннем уровне.

Несмотря на обозначенные ограничения, можно выделить ряд факторов, объективно способствующих сближению юрисдикционных принципов в международном строительном праве. Один из наиболее значимых факторов – широкое использование типовых контрактов, прежде всего условий МФИК, в крупных трансграничных проектах. Эти контракты, как правило, содержат стандартизированные юрисдикционные оговорки: они либо прямо закрепляют применимое материальное право, либо предоставляют сторонам структурированный выбор, а также предусматривают арбитражную оговорку по авторитетным международным регламентам (чаще всего арбитраж Международной торговой палаты) в сочетании с процедурой предварительного разрешения споров через DAB/DAAB. Длительная и географически широкая практика применения условий МФИК способствовала выработке относительно устойчивого подхода к разрешению строительных споров: заказчики, подрядчики и инженеры ориентируются на последовательную многоступенчатую модель «DAB/DAAB – арбитраж», а не на непосредственное обращение в местный суд. На доктринальном уровне такая практика рассматривается как один из ключевых эмпирических источников концепции «Lex constructionis», фактически формирующий обычай обращения к международному арбитражу по значимым спорам, независимо от страны реализации проекта. Дополнительно унифицирующее влияние оказывают многосторонние банки развития (например, Всемирный банк и Новый банк развития БРИКС), которые в условиях финансирования инфраструктурных проектов нередко рекомендуют или прямо предписывают использование контрактов на основе МФИК, тем самым закрепляя соответствующие юрисдикционные решения в практике различных регионов (Варавенко, Ниязова, 2022).

Ещё одним интегрирующим механизмом выступает международный коммерческий арбитраж и формирующаяся вокруг него правовая инфраструктура. Арбитраж обеспечивает нейтральный форум, имеющий ключевое значение для трансграничных проектов, в которых стороны опасаются возможной предвзятости государственных судов контрагента. Нью-Йоркская конвенция 1958 года о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений и Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном коммерческом арбитраже, имплементированный во многих юрисдикциях, способствовали существенному сближению подходов к действительности арбитражных соглашений и исполнению арбитражных решений. В результате, если стороны договорились об арбитраже по правилам Международной торговой палаты, ЮНСИТРАЛ или иного авторитетного института, в большинстве государств соответствующее арбитражное соглашение будет признано, а итоговое решение – приведено в исполнение, за вычетом узко толкуемых оснований для отказа. Такая конструкция заметно снижает риск обращения к «домашнему суду» и разнохарактерных процедур рассмотрения спора. В правоприменительной практике и доктрине арбитраж рассматривается как предпочтительный способ разрешения споров в международном строительстве (Дженкинс, 2021; Клии, 2018). Основные принципы современного арбитражного права – принцип kompetenz-kompetenz (компетенции арбитража разрешать вопросы собственной компетенции), окончательность решения, а также автономия сторон в выборе арбитров и процедурных правил – постепенно интегрируются в складывающуюся транснациональную конструкцию «Lex constructionis».

Концепция «Lex constructionis» опирается на общие принципы транснационального договорного права, которые получили широкое признание в национальных правопорядках и международных унификационных актах. К числу таких принципов относится, прежде всего, автономия воли сторон, предполагающая их свободу выбирать применимое право и механизм разрешения споров по договору. Большинство юрисдикций допускают, что стороны в коммерческих отношениях самостоятельно определяют право, регулирующее договор, и могут передать споры на рассмотрение международного арбитража или иностранных судов, хотя реализация этого принципа ограничивается требованиями публичного порядка и императивными нормами. В праве Европейского союза соответствующие подходы отражены, в частности, в Регламенте «Рим I» о праве, подлежащем применению к договорным обязательствам, а в национальных законодательствах – в специальных законах об арбитраже и нормах гражданского процессуального права. Признание автономии воли способствует сближению правопорядков в одном из важнейших юрисдикционных вопросов: договорные оговорки о подсудности и применимом праве, как правило, подлежат уважению, если не затрагивают охраняемый публичный интерес (Кремнев, 2021). Даже в правовых системах с повышенной чувствительностью к суверенитету публичных субъектов прослеживается тенденция к более последовательному признанию арбитражных оговорок, в том числе в договорах с участием государства, что в целом соответствует идее нейтрального форума и автономии сторон, которую в доктрине связывают с концепцией «Lex constructionis».

Ещё одним важным элементом сближения подходов выступает расширение круга арбитрабильных споров и, соответственно, более узкое понимание исключений из арбитрабильности, связанных с публичным порядком. Во многих государствах законодательство об арбитраже было модернизировано таким образом, чтобы допустить передачу в арбитраж более широкого круга коммерческих споров, включая сложные строительные споры с техническими и финансовыми особенностями. Судебная практика в ряде юрисдикций демонстрирует стремление толковать основания для отказа в рассмотрении дела арбитражем или для отказа в признании и приведении в исполнение арбитражного решения, в том числе оговорку о публичном порядке, максимально ограничительно, чтобы не подрывать действие действительных арбитражных соглашений. В результате вопросы, связанные с недобросовестным поведением сторон, например мошенничеством или взяточничеством в связи с реализацией строительного проекта, всё чаще рассматриваются в арбитраже, тогда как оценка соответствия результата императивным требованиям публичного порядка переносится на стадию признания и исполнения решения. Такая эволюция соответствует закрепившемуся в современной доктрине подходу, согласно которому арбитраж рассматривается как способ разрешения даже сложных трансграничных споров, что является одним из фундаментальных условий унификации юрисдикционных подходов в рамках «Lex constructionis» (Клии, 2018).

Важным «двигателем» унификации выступает стремление к более явной кодификации принципов, которые в доктрине объединяются понятием «Lex constructionis». Исследователи и практикующие юристы пытаются выявить общие нормы, вытекающие из арбитражных решений, условий типовых договоров и национального законодательства. В работе П. Лутса и Д. Шаррета предлагается систематизированный перечень основных принципов международного строительного договора, охватывающий ключевые аспекты: общие обязанности сторон (в том числе добросовестность и сотрудничество), распределение рисков, регулирование сроков исполнения (право на продление сроков при задержках, требование своевременного уведомления о претензиях), порядок расчётов и возмещения затрат, обеспечение качества и механизмы разрешения споров (Лутс, Шаррет, 2022). В этот перечень включены и юрисдикционные положения, такие как обязательность попытки мирного урегулирования или адьюдикации до обращения в арбитраж, исполнимость промежуточных решений (в том числе решений DAB/DAAB) до окончательного разрешения спора и признание окончательного характера арбитражного решения. Хотя указанные принципы не закреплены в международной конвенции и остаются доктринальным предложением, сам факт их разработки свидетельствует о движении к консенсусу относительно наилучших практик. По мере того как арбитражные трибуналы обращаются к подобным доктринальным перечням и к собственной предыдущей практике при разрешении аналогичных дел, усиливается единообразие подходов в спорах, связанных с международными строительными контрактами.

Взаимодействие международных институтов также способствует выработке более согласованного подхода к юрисдикции в строительных спорах. МФИК в своей деятельности ориентируется на сотрудничество с арбитражными центрами, включая Международную торговую палату, с тем чтобы согласовать положения типовых контрактов с действующими арбитражными регламентами, в частности в части многоступенчатых оговорок и постоянно действующих Комиссий по предупреждению и урегулированию споров (DAAB). В доктрине высказываются предложения о создании специализированного международного форума по разрешению строительных споров, который мог бы функционировать при участии МФИК и Международной торговой палаты и вырабатывать последовательную практику по делам, связанным с крупными инфраструктурными проектами (Жариков, 2025). Проведение параллели с ролью Спортивного арбитражного суда в формировании условно обозначаемого комплекса lex sportiva позволяет представить, каким образом подобный специализированный институт мог бы способствовать структурированию «Lex constructionis». Хотя соответствующие инициативы пока остаются на концептуальном уровне, сам факт их обсуждения в научной и практической среде подчёркивает потребность в институциональных механизмах поддержки и развития «Lex constructionis».

Унификационные процессы заметны и в сфере «мягкого права» и модельных актов. Комиссия ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ) и УНИДРУА пока не приняли специальных конвенций, посвящённых строительным контрактам, однако разработанные ими универсальные инструменты – прежде всего Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА – используются при толковании строительных соглашений и задают единые ориентиры в части общих договорных стандартов. Значимую роль играют и региональные инициативы, такие как Единообразный закон об арбитраже в рамках OHADA в Африке или региональные арбитражные и процессуальные протоколы в объединениях государств Юго-Восточной Азии. Включение в эти акты современных положений о признании арбитражных соглашений, исполнении решений и автономии воли сторон отражает общую мировую тенденцию и способствует формированию более однородной правовой среды, в которой применяются международные строительные контракты.

Практика конкретных дел демонстрирует как сохраняющиеся различия, так и поступательное движение к унификации юрисдикционных принципов. Так, в индийском деле Oil and Natural Gas Corporation Ltd. v. Saw Pipes Ltd. Верховный суд Индии, рассматривая спор, связанный с поставкой оборудования для крупного инфраструктурного проекта, существенно расширил понимание основания «противоречие публичному порядку» и признал возможным отмену арбитражного решения по мотиву ошибки в применении материального права, что в последующем оценивалось в доктрине как пример чрезмерно жёсткого судебного контроля за арбитражем. Одновременно в ряде государств Ближнего Востока в начале 2000-х годов действовали нормы, требовавшие специального правительственного разрешения на передачу государственных контрактов в арбитраж, что приводило к признанию арбитражных оговорок недействительными и подтверждало высокий уровень вмешательства государства в споры, связанные с инфраструктурными проектами. В дальнейшем, под влиянием необходимости привлечения иностранных инвестиций и с учётом унификационных моделей, многие из этих ограничений были пересмотрены: в 2010-е годы, в частности, были приняты новые арбитражные законы в Катаре, Объединённых Арабских Эмиратах и Саудовской Аравии, опирающиеся на принципы Типового закона ЮНСИТРАЛ и существенно сближающие национальные подходы с международными стандартами, что укрепило правовую базу для использования арбитража в строительных проектах.

Показательными в отношении многоступенчатых оговорок являются решения Международной торговой палаты по делам, основанным на условиях контрактов МФИК. В ряде дел, в том числе ICC Case No. 16948 (окончательное решение 2011 года) и ICC Case No. 15751 (частичное решение 2013 года), арбитражные трибуналы исходили из того, что предусмотренная контрактом последовательность стадий – обращение в Совет по урегулированию споров (DAB/DAAB) с последующим ожиданием установленного срока и только затем инициирование арбитража – имеет обязательный характер для сторон. Несоблюдение данных процедур рассматривалось не как простой процессуальный дефект, а как нарушение договорных обязанностей, влекущее либо приостановление арбитражного разбирательства до завершения стадии DAB/DAAB, либо ограничение объёма возможной судебной защиты. Такая линия подтверждает, что многоступенчатые механизмы разрешения споров, закреплённые в типовых формах МФИК, воспринимаются международным арбитражем как существенный элемент договорного режима и, тем самым, как важная составляющая складывающейся практики «Lex constructionis».

Другой важный пример касается исполнимости решений DAB/DAAB. В судебной и арбитражной практике ряда государств, включая государства Азии и Европы, суды поддерживали арбитражные решения, обязывавшие стороны исполнить решение DAB/DAAB до окончательного разрешения спора по существу, тем самым подчёркивая значимость соблюдения промежуточных процедур разрешения споров, предусмотренных контрактом. В отдельных юрисдикциях, например в Англии и Швейцарии, вырабатываются подходы, позволяющие придавать решениям DAB/DAAB обязательную силу либо через их прямое исполнение, либо через вынесение арбитражных решений, подтверждающих обязательность таких решений. В совокупности это способствует формированию принципа, согласно которому решения DAB/DAAB подлежат добросовестному исполнению или оперативному подтверждению в арбитраже, что соответствует замыслу МФИК и находит поддержку в правоприменительной практике различных государств.

Одновременно прослеживается постепенное сближение подходов даже в наиболее сложных ситуациях, связанных с параллельными разбирательствами в разных форумах. В крупномасштабных проектах нередки случаи, когда взаимосвязанные вопросы рассматриваются в разных юрисдикциях, например взыскание по банковской гарантии – в государственном суде, тогда как основной спор по контракту находится в производстве международного арбитража. В доктрине и практике усиливается понимание необходимости минимизировать подобную параллельность, чтобы избежать противоречивых решений и неопределённости для сторон (Лутс, Шаррет, 2022). В частности, Международная торговая палата модернизировала свои арбитражные правила, усовершенствовав положения о консолидации связанных споров и присоединении дополнительных сторон, что позволяет объединять несколько производств в рамках одного арбитража. Ряд национальных судов, столкнувшись с ситуацией одновременного рассмотрения смежных требований, стал чаще приостанавливать производство по искам, если между теми же сторонами уже инициирован арбитраж по связанному вопросу, во избежание вынесения противоречащих друг другу решений. Указанные меры способствуют более согласованному разрешению споров, даже когда задействованы различные юрисдикции и процессуальные режимы.

Наконец, существенное влияние на споры, вытекающие из строительных контрактов, оказывает инвестиционный арбитраж, прежде всего в рамках механизмов, основанных на двусторонних и многосторонних инвестиционных соглашениях. Крупные подрядчики и иные инвесторы нередко используют возможность предъявления требований к государству-заказчику в связи с реализацией инфраструктурного проекта, в том числе при досрочном расторжении контракта или изменении регуляторных условий. Инвестиционные трибуналы рассматривают такие споры с позиции международного публичного права, при этом их подходы к добросовестному исполнению договоров, справедливому и недискриминационному отношению к инвестору, уважению арбитражных оговорок и иных условий контракта во многом созвучны принципам, обсуждаемым в рамках «Lex constructionis» (Вердье, Верстиг, 2015). В известных делах, связанных с квалификацией крупных строительных проектов как инвестиций, арбитражные трибуналы формулировали критерии, позволяющие отнести соответствующие договоры к сфере инвестиционного права, одновременно акцентируя значение соблюдения условий контракта, включая договорённости о форуме разрешения споров. Такое взаимопроникновение коммерческого и инвестиционного арбитража способствует укреплению единых подходов: государства получают дополнительный стимул учитывать международно признанные стандарты при заключении и исполнении строительных контрактов, понимая, что игнорирование этих стандартов может повлечь ответственность на уровне международного публичного права.

Прослеживаемая эволюция концепции «Lex constructionis» свидетельствует о постепенном формировании более унифицированных юрисдикционных подходов в международном строительном контрактном праве. К ключевым элементам этой унификации относятся: преобладающее использование международного арбитража по сравнению с государственными судами для разрешения споров по трансграничным строительным проектам; признание автономии воли сторон при выборе нейтрального применимого права и форума; институционализация многоступенчатых процедур урегулирования споров (переговоры, адьюдикация, арбитраж) как стандартной практики в типовых контрактах; а также постепенное согласование указанных механизмов частной автономии с требованиями национального публичного порядка (Лутс, Шаррет, 2022; Дженкинс, 2021). Вместе с тем сохраняются и препятствия, включая отдельные устаревшие ограничения во внутренних законодательствах и отсутствие полной ясности во вопросах взаимодействия транснациональных договорных конструкций с нормами национального права. Тем не менее накопленная практика и доктринальные исследования позволяют говорить о тенденции к конвергенции, то есть к постепенному сближению подходов различных правопорядков к юрисдикционным вопросам в международном строительстве.

Принципиальное значение имеет то обстоятельство, что взаимодействие частной автономии и публичных интересов в расс

матриваемой сфере постепенно приобретает более сбалансированный характер. Вместо жёсткого противопоставления «частного» и «публичного» права современная практика всё чаще стремится к синтезу: стороны в значительной степени свободны определять применимое право и механизм разрешения споров, но эта свобода ограничивается необходимостью защиты фундаментальных публичных интересов, таких как безопасность, законность и права третьих лиц (Кремнев, 2021). В этой связи «Lex constructionis» не подменяет национальное право, а выступает инструментом его гармонизации с глобальными стандартами в области договорных и юрисдикционных механизмов. Как видно из рассмотренных примеров, суды и арбитражные трибуналы в различных правопорядках всё чаще опираются на сходные принципы при разрешении споров по международным строительным контрактам. Международные типовые контракты и арбитражные договоры играют роль связующего звена между правовыми системами, формируя наднациональную рамку регулирования, выходящую за пределы отдельно взятой юрисдикции, но при этом учитывающую её императивные требования.

Для более полного раскрытия потенциала концепции «Lex constructionis» необходимы дальнейшие согласованные усилия научного сообщества, международных организаций и национальных законодателей. Научная кооперация, направленная на систематизацию универсальных принципов регулирования международных строительных контрактов, способна облегчить их восприятие судами и арбитражами и придать соответствующим подходам большую предсказуемость. Такие структуры, как МФИК и Международная торговая палата, теоретически могли бы развивать специализированные регламенты или институциональные механизмы разрешения строительных споров, что способствовало бы единообразию решений. Национальным правопорядкам, в свою очередь, целесообразно поддерживать унификацию путём постепенного приведения внутренних норм в соответствие с международно признанными лучшими практиками, включая более чёткое регулирование статуса и исполнимости решений DAB/DAAB до окончательного разбирательства по существу – аналогичные изменения уже реализованы в ряде государств (Дженкинс, 2021; Клии, 2018). Как справедливо подчёркивают В. Варавенко и М. Ниязова, адаптация международных стандартов к национальному праву требует комплексного правового и экономического анализа, однако при грамотной реализации существенно снижает юридические трения и транзакционные издержки в трансграничных проектах (Варавенко, Ниязова, 2022).

Подводя итог, можно сделать вывод, что унификация юрисдикционных принципов, связываемая в доктрине с концепцией «Lex constructionis», способствует повышению предсказуемости и справедливости в международных строительных отношениях. Сближение подходов к выбору применимого права и форума, а также к структуре многоступенчатых процедур разрешения споров снижает возможности для выбора «удобной» юрисдикции и инициирования дублирующих процессов, упрощает и ускоряет разрешение конфликтов и укрепляет уверенность сторон в том, что согласованные ими механизмы – прежде всего арбитраж – будут признаны и реализованы в основных юрисдикциях. В долгосрочной перспективе такая гармонизация способна уменьшить транзакционные издержки и риск-премии при реализации инфраструктурных проектов за рубежом. Хотя «Lex constructionis» остаётся развивающейся доктринальной конструкцией, её институциональные контуры становятся всё более различимыми: происходит сближение стандартных условий контрактов, арбитражной и судебной практики, а также научных подходов в направлении более согласованной модели правового регулирования международного строительства. Это развитие объективно выгодно основным участникам – государствам, инвесторам, подрядчикам, – поскольку создаёт более стабильную и прозрачную правовую среду для сложной, многоплановой деятельности в сфере международного строительства.

В условиях формирования многополярного миропорядка и расширения международного сотрудничества значение международных финансовых организаций в развитии инфраструктуры и обеспечении устойчивого развития заметно возрастает. Крупные инфраструктурные проекты требуют значительных финансовых ресурсов и комплексного правового сопровождения; именно поэтому институты, подобные Новому банку развития БРИКС (НБР), становятся ключевыми участниками в сфере международного строительного контрактного права (МСКП). Такие организации предоставляют не только финансирование, но и выстраивают стандарты правовой поддержки, которые упорядочивают договорные конструкции и процедуры управления рисками, тем самым облегчая реализацию трансграничных проектов.

Правовая природа и компетенция НБР в контексте МСКП долгое время оставались изученными фрагментарно, несмотря на закрепление роли подобных институтов в реализации глобальных инфраструктурных инициатив. Взаимодействие международных и национальных правопорядков в этой области неизбежно порождает сложности, требующие системного анализа (Абашидзе, 2014). На фоне роста числа международных организаций и углубления интеграционных процессов усиливается и потребность в унификации правовых стандартов в МСКП, включая процедуры заключения и исполнения контрактов, механизмы контроля сроков и качества, а также способы разрешения споров (Союз международных ассоциаций, 2024). В этой связи необходимо доктринально очертить статус и полномочия НБР и соотнести их с влиянием организации на формирование практик МСКП и стандартов устойчивого развития.

В настоящей главе рассматривается правовая природа и компетенция НБР как международной финансовой организации, определяется воздействие его деятельности на нормы МСКП и практики устойчивости. Анализируются учредительные и внутренние документы НБР и соотносящиеся с ними международные стандарты строительного контрактного права; сопоставляются правовые механизмы НБР, Всемирного банка и Европейского банка реконструкции и развития при финансировании инфраструктуры; обобщается практика участия НБР в проектах, с целью выявить влияние на унификацию норм МСКП и снижение конфликтности.

Методологическая основа анализа опирается на системное прочтение учредительных договоров и регламентов международных организаций, на сравнительно-правовое исследование инструментов различных финансовых институтов, а также на доктринальные подходы к интеграционному праву и межгосударственному сотрудничеству, выработанные в отечественной и зарубежной науке (Кашкин, Четвериков, 2014; Кембаев, 2009). Такой ракурс позволяет рассматривать НБР сквозь призму процессов унификации и гармонизации, а также через функциональную роль международных организаций как субъектов права.

Межправительственные организации образуются на основе международных договоров и действуют в соответствии с нормами международного права; учредительные акты определяют их мандат, органы и регламенты. Международная правосубъектность таких организаций проявляется в способности выступать самостоятельной стороной соглашений, вступать в правоотношения и реализовывать проекты от собственного имени, при этом автономная воля ограничена границами предоставленного мандата. Гибкость организационных механизмов облегчает адаптацию к изменяющейся международной обстановке и укрепляет роль организаций в развитии правопорядка (Бекяшев, 2019). При этом все чаще именно международные организации описываются в доктрине как «правотворцы», чьи решения и стандарты оказывают институционализированное влияние на формирование норм (Alvarez, 2006). В сфере МСКП такая роль проявляется через распространение унифицированных контрактных условий, процедур оценки и контроля, а также через встраивание экологических и социальных требований в контрактные модели.

Современная доктрина интеграционного права указывает на постепенное формирование единого пространства норм, где государственные и частноправовые элементы согласуются на основе международных договоров и практик их применения. Интеграция, как отмечает Г. М. Вельяминов, не является следствием спонтанных решений; она осуществляется посредством детально разработанных соглашений, формирующих правовую инфраструктуру общего экономического пространства, включая свободу движения товаров, услуг, капитала и рабочей силы, а также институты контроля исполнения договорных обязательств (Вельяминов, 2015). Ю. С. Безбородов подчеркивает целенаправленный характер унификации норм, охватывающей все ключевые сферы правовой жизни и опирающейся на специальные институты, координирующие применение согласованных правил (Безбородов, 2017). Для МСКП это означает, что интеграционные механизмы прямо способствуют унификации договорных обязанностей, повышают предсказуемость правоприменения и облегчают развертывание сложных инфраструктурных проектов.

Сравнение правовой природы и компетенций Всемирного банка, Европейского банка реконструкции и развития и Нового банка развития демонстрирует как общие черты, так и отличия. Все три института созданы международными договорами и обладают международной правосубъектностью; при этом различаются цели и мандаты, что определяет специфику инструментов и приоритетов. Всемирный банк ориентирован на сокращение бедности и поддержку устойчивого экономического развития в глобальном масштабе; Европейский банк реконструкции и развития концентрируется на содействии переходу к рыночной экономике и институциональным реформам в странах от Центральной Европы до Центральной Азии; Новый банк развития, учрежденный государствами БРИКС, нацелен на мобилизацию ресурсов для инфраструктурных и «зеленых» проектов в государствах БРИКС и иных развивающихся экономиках, при этом членство открыто для расширения. Взаимодействие с частным сектором варьирует: Всемирный банк активно работает через инструменты поддержки частного бизнеса; Европейский банк реконструкции и развития системно развивает государственно-частное партнерство; НБР сконцентрирован преимущественно на финансировании государственных инфраструктур, развивая, однако, формы участия частных исполнителей там, где это повышает эффективность проектов. Различаются и финансовые механизмы. Примечательная особенность НБР — предоставление средств в национальных валютах стран-участников, что снижает валютные риски заемщиков и укрепляет устойчивость проектов. В то же время все названные институты располагают иммунитетами и привилегиями, необходимыми для выполнения мандата, и выстраивают собственные системы управления, совмещая требования к заемщикам с учетами национального регулирования (Капустин, 2016).

Практика НБР подтверждает его самостоятельную правосубъектность и способность выступать стороной трансграничных правоотношений. Учрежденный межправительственным соглашением, НБР заключает договоры, открывает кредитные линии и реализует проекты в различных юрисдикциях, действуя от собственного имени. Такой статус сближает его с иными крупными международными финансовыми институтами и обеспечивает возможность транслировать единые требования к финансируемым проектам (Бевеликова, 2015). Важнейшим направлением выступает унификация стандартов через инвестиционные проекты: НБР ориентирует заемщиков на использование международно признанных контрактных форм и норм; в частности, условия, разработанные Международной федерацией инженеров-консультантов, закрепляют прозрачные правила распределения рисков, процедуры уведомлений, администрирование изменений и многозвенные способы досудебного урегулирования. Закрепление таких условий в кредитных соглашениях и проектной документации снижает вероятность спорных ситуаций, ускоряет согласовательные процедуры и повышает предсказуемость обязательственных отношений между заказчиками и подрядчиками из различных государств. В совокупности это ведет к расширению пространства применимости унифицированных положений МСКП и к укреплению устойчивости реализуемых программ.

Компетенция НБР проявляется в двойственном измерении. С одной стороны, банк выступает финансовым институтом, мобилизующим ресурсы и поддерживающим инфраструктурные инициативы в приоритетных секторах. С другой стороны, он выступает проводником лучших практик и стандартов, которые формируют единообразную правовую среду для трансграничных строительных контрактов. Особое значение приобретает возможность финансирования в национальных валютах как инструмент снижения валютных рисков и сглаживания внешних шоков. При отсутствии наднациональной юрисдикции гибкость внутренних регламентов, адаптируемых к национальному законодательству государств реализации проектов, обеспечивает согласование требований по охране окружающей среды, вопросам труда и иным социальным параметрам с локальными правовыми предписаниями. По мере расширения проектного портфеля усиливается и участие частного сектора, когда это способствует достижению целей проекта и соблюдению критериев эффективности.

Сопоставление НБР, Всемирного банка и Европейского банка реконструкции и развития позволяет выявить общую тенденцию: деятельность международных финансовых организаций способствует постепенной унификации правовых стандартов в области МСКП, формируя согласованные подходы к оценке рисков, администрированию изменений, досудебному урегулированию и арбитражу. Влияние НБР при этом проявляется как в прямом финансировании, так и в формировании правовых рамок для реализации проектов, что приводит к гармонизации режимов разных государств, не умаляя их регуляторных прерогатив. Принимая во внимание практику включения в договоры условий Международной федерации инженеров-консультантов и иных международно признанных норм, можно отметить снижение правовых рисков и конфликтности, а также повышение устойчивости и предсказуемости обязательственных отношений.

Сформированные выводы поддерживают необходимость дальнейшей адаптации и внедрения унифицированных стандартов Международной федерации инженеров-консультантов в национальные системы — прежде всего в частях, касающихся процедур уведомлений, сроков и доказательных требований, регламентации изменений и многоуровневого урегулирования споров. Такое внедрение снижает риски для подрядчиков, повышает сопоставимость проектной документации и обеспечивает доступ к финансированию в надлежащих правовых формах. Параллельно актуально продолжать исследования правового статуса и компетенции интеграционных финансовых институтов, вырабатывая ясные правовые механизмы взаимодействия в объединениях, подобных БРИКС. Укрепление статуса НБР как влияющего участника международных строительных процессов требует последовательной кодификации и гармонизации внутренних актов с общепринятыми регулятивными решениями, что создает более устойчивые и предсказуемые условия на глобальном уровне.

В условиях построения многополярного мира и усиления международного сотрудничества в сфере строительства, роль источников международного права в регулировании международных строительных контрактов становится всё более значимой. Как подчёркивает И. А. Годдард (2018), эффективная система международно-правового регулирования трансграничного строительного подряда основана на гармоничном сочетании международных норм и национального законодательства, что является ключевым фактором успешной реализации крупных инфраструктурных проектов. Как отмечает Л. А. Морозова (2024), понятие правовой системы и её структуры играет важную роль в понимании механизма правового регулирования, особенно в условиях глобализации. Правовая основа, обеспечиваемая такими инструментами, как Устав Организации Объединённых Наций 1945 года (Устав ООН), Венская конвенция 1980 года о договорах международной купли-продажи товаров (КМКПТ) и Нью-Йоркская конвенция 1958 года о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений, а также стандарты Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК), определяет условия взаимодействия участников трансграничных проектов. Однако вопрос иерархии указанных источников и практики их применения в различных национальных правовых системах остаётся предметом дискуссий, связанных с различиями национальных подходов к приоритетности международных норм и стандартов МФИК. Гипотеза исследования состоит в том, что систематизация и интеграция международных правовых норм, включая стандарты МФИК, с национальным правом в области регулирования международных строительных проектов возможна при их классификации и системной имплементации.

Согласно данным отчёта Всемирного банка «Benchmarking Infrastructure Development» (2023), глобальные инвестиции в инфраструктурные проекты продолжили рост, достигнув значительных уровней благодаря проведению реформ в области государственно-частного партнёрства (ГЧП). В период с июня 2019 по июнь 2022 года 45 экономик внедрили ключевые регуляторные изменения, что способствовало увеличению инфраструктурных инвестиций в ГЧП примерно на 488 млрд долларов. Эти реформы, особенно в области управления контрактами, подчёркивают необходимость эффективных правовых механизмов для обеспечения защиты интересов всех участников и содействия устойчивому развитию международных строительных проектов.

Цель исследования — разработка и обоснование практических подходов к унификации и имплементации источников международного права и стандартов МФИК в международном строительном праве, а также определение инструментов их гармонизации с национальным законодательством.

Задачи исследования:

• Идентифицировать основные источники международного права, влияющие на международные строительные контракты, чтобы определить их круг и характеристики.

• Определить иерархию и принципы функционирования этих источников, что позволит понять их взаимовлияние и приоритетность в контексте международного строительного контрактного права (МСКП).

• Проанализировать возможности интеграции международных стандартов МФИК в национальные правовые системы.

• Разработать рекомендации по повышению эффективности и стабильности реализации международных строительных проектов.

Научная новизна исследования. В отличие от многих работ, посвящённых общим вопросам применения международных договоров или практическим аспектам использования стандартов МФИК, данное исследование впервые комплексно рассматривает влияние международных договоров и стандартов МФИК на правовое регулирование трансграничных строительных контрактов. В более широком контексте современная доктрина стремится сформировать универсальную концепцию «источников права», используемую в правоприменительной практике. При этом особое внимание уделяется международно-правовой доктрине, исследующей процедуру формирования и имплементации источников права на глобальном уровне. Так, категория «источник права» охватывает не только материальные факторы и социальные предпосылки, обуславливающие необходимость правового регулирования, но и формирование содержания и императивности самих норм. Такой подход акцентирует значимость источников права в механизмах правотворчества и правоприменения, однако не обеспечивает детальной методологии их использования в конкретных отраслях права.

Основные аспекты МСКП. Проведённое исследование установило, что правовую основу международного строительного контрактного права (МСКП) составляют как общие источники международного права, так и специальные правовые акты и стандарты. К числу универсальных документов, применимых в контексте МСКП, относятся: Устав ООН (1945 г.), закрепляющий фундаментальные принципы международного сотрудничества; КМКПТ (Венская конвенция 1980 г.), устанавливающая единообразные подходы к международным коммерческим договорам; и Нью-Йоркская конвенция 1958 года о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений, обеспечивающая обязательность арбитражных решений. Следует отметить, что Гаагская конвенция 1986 года о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров, несмотря на потенциальную значимость, имеет ограниченное применение ввиду недостаточного числа ратификаций и не вступила в силу.

Кроме того, важно учитывать международные обычаи, сложившиеся в отрасли, и доктринальные подходы, восходящие к классическим трудам по международному праву, таким как трактат Гуго Гроция (1625), подчёркивающий роль международных договоров в согласовании интересов государств и развитии устойчивого международного сотрудничества — что имеет непосредственное значение и для современных трансграничных строительных проектов. Принципы Международного института унификации частного права (УНИДРУА) не только устанавливают общие принципы взаимодействия коммерческих субъектов, но и служат основой для разработки специализированных норм, применимых к международным строительным контрактам.

Во избежание разночтений результатов исследования необходимо пояснить используемые термины и понятия в рамках МСКП. Международное коммерческое право (МКП) представляет собой устоявшуюся отрасль международного права, основанную на международных договорах и конвенциях, регулирующих вопросы заключения, исполнения и прекращения договорных обязательств между субъектами международных правоотношений. Базовым нормативным актом в данной сфере является КМКПТ, которая устанавливает единые правовые рамки для международных коммерческих контрактов и служит основой для регулирования международных строительных контрактов.

Международное строительное право (МСП) — относительно новая, но динамично развивающаяся отрасль международного права, охватывающая правовое регулирование строительных процессов, связанных с проектированием, возведением и эксплуатацией объектов на транснациональном уровне. Важность данного направления подтверждается фундаментальными научными трудами ведущих исследователей и специалистов в области международного строительства. Так, в работе Вольфганга Брейера International Construction Law: An Overview представлен комплексный анализ международных строительных контрактов. Уэнди К. Веноит в исследовании International Construction Law рассматривает вопросы разрешения трансграничных строительных споров. В издании International Construction Law Review под редакцией Д. Уайтмана и Х. Ллойда детально исследованы проблемы гармонизации контрактных стандартов и взаимодействия различных национальных правовых систем. Труд Ч. Б. Молинё International Construction Law является важным теоретическим фундаментом, освещающим эволюцию международного строительного права от ранних форм договорного регулирования до современных стандартов.

МСКП формируется как подотрасль международного строительного права, обеспечивающая правовое регулирование заключения и исполнения контрактов в рамках трансграничных строительных проектов. Несмотря на относительную молодость, МСКП уже достаточно полно освещено в доктринальных исследованиях известных зарубежных учёных. Так, Лукаш Клее в монографии International Construction Contract Law анализирует ключевые аспекты применения стандартов МФИК в международной строительной практике, рассматривая их влияние на распределение рисков и разрешение споров. Важным практическим руководством по международным строительным контрактам является работа Уильяма Годвина International Construction Contracts: A Handbook, где рассматриваются ключевые вопросы структурирования контрактов и управления строительными рисками. Следует отметить и исследование Д. И. Имамовой The concept of an international construction contract, в котором рассматриваются особенности правового регулирования международных строительных контрактов с учётом современных тенденций международного частного права.

МСКП представляет собой комплексную межотраслевую подсистему права, находящуюся на стыке международного частного и международного публичного права. Теоретически МСКП содержит элементы обоих направлений международного права, что обусловлено спецификой его предмета и метода правового регулирования. С одной стороны, МСКП регулирует договорные отношения между частными субъектами (компаниями, подрядчиками, инвесторами) в транснациональных строительных проектах, что свидетельствует о принадлежности этой сферы к международному частному праву. Основные правовые инструменты МСКП — типовые условия контрактов МФИК, принципы lex mercatoria, механизмы международного коммерческого арбитража — подтверждают его частноправовую природу. С другой стороны, МСКП включает элементы международного публичного права, поскольку транснациональные строительные проекты нередко затрагивают интересы государств, регулируются международными соглашениями и требуют соблюдения международных стандартов безопасности и экологических норм. В этом контексте представляет интерес работа Я. А. Аносова, посвящённая правовому регулированию международного строительного подряда в странах ЕАЭС.

Отдельно следует отметить, что арбитражная практика по строительным спорам развивается по двум основным направлениям. С одной стороны, разрешение таких споров традиционно осуществляется в рамках международного коммерческого арбитража, в частности, в институциях вроде Международной торговой палаты (ICC) и Арбитражного института Торговой палаты Стокгольма (SCC). В этих форумах строительные споры рассматриваются преимущественно с позиций частного права, регулируемых условиями контрактов, основанных на стандартах МФИК и иных отраслевых стандартах. С другой стороны, практика показывает, что в ряде случаев строительные споры могут подпадать под юрисдикцию Международного центра по урегулированию инвестиционных споров (МЦУИС, англ. ICSID). Прецедентом, подтверждающим такую возможность, является дело Salini Costruttori S.p.A. and Italstrade S.p.A. v. Kingdom of Morocco (ICSID Case No. ARB/00/4, известное как дело Salini).

В зависимости от характера и правовой природы строительного спора, его рассмотрение может происходить либо в международном коммерческом арбитраже, где споры решаются на основании договорных обязательств сторон, либо в инвестиционном арбитраже, если проект соответствует критериям инвестиционной деятельности и затрагивает публично-правовые аспекты (гарантии защиты инвестиций, суверенные обязательства государств). Некоторые исследователи (например, Ерниязов, 2023) отмечают потенциал инвестиционных соглашений для гармонизации интересов частных подрядчиков и государства.

Актуальность исследования обусловлена необходимостью глубокого понимания механизмов формирования и применения международных правовых норм в контексте строительных контрактов. В современных условиях разнообразие правовых систем и культурных особенностей участников международных проектов создаёт потребность в единых стандартах, способных минимизировать правовые риски и способствовать успешной реализации проектов. Анализ источников международного права позволяет выявить ключевые элементы, влияющие на регулирование строительных контрактов, и определить пути их гармонизации. Среди таких путей особое значение придаётся модели «партнёрства в проекте» (project partnering).

Важную роль в теоретическом обосновании источников международного права играют исследования ведущих учёных. Н. Ю. Завьялова в работе «Источники международного права и их особенности» проводит детальный анализ сущностных черт и свойств источников международного права с позиции общей теории права. Она подчёркивает, что развитие общественных отношений с иностранным элементом является основным фактором, предопределяющим создание новых правовых норм на международном уровне. Завьялова также обращает внимание на специфические особенности субъектов международного правотворчества и процессы согласования воли государств при формировании международных договоров, что свидетельствует о консенсуальном характере международного правообразования.

Б. Кривокапич в статье «Важнейшие источники международного права и их иерархическое взаимоотношение (Часть 2)» рассматривает проблему иерархии между основными источниками международного права — международными договорами, международными обычаями и решениями международных организаций. Учёный отмечает, что несмотря на традиционное признание международных договоров в качестве первоочередных источников права, в некоторых случаях международные обычаи и решения международных организаций могут обладать большей юридической силой. Особое внимание он уделяет роли решений Совета Безопасности ООН и других международных организаций, которые благодаря своей оперативности и универсальной применимости зачастую превалируют над другими источниками права.

Л. П. Ануфриева в работе «Об источниках международного частного права (некоторые вопросы теории)» акцентирует внимание на теоретических аспектах проблемы определения источников международного частного права. Она указывает на недостаточную разработанность данной темы в отечественной и зарубежной научной литературе, что, по её мнению, создаёт определённые пробелы в понимании и применении источников права в практике международных частноправовых отношений. Л. П. Ануфриева подчёркивает необходимость систематизации теоретических подходов к определению источников международного частного права, учитывая их двойственный характер — как объективного, так и формального выражения права.

Труд Г. Фицмауриса предоставляет глубокий анализ процедуры и юрисдикции Международного суда ООН, что имеет непосредственное значение для понимания правовых механизмов разрешения споров в международных строительных проектах. Его выводы могут быть применены для совершенствования процедур арбитража и судебного рассмотрения споров, возникающих в ходе реализации трансграничных строительных контрактов.

В исследовании использовались методы сравнительного анализа правовых норм и принципов, регулирующих международные строительные контракты. Изучены ключевые международные конвенции и договоры, обычаи, а также научные исследования, связанные с арбитражем и урегулированием споров. Особое внимание уделялось анализу роли стандартов, разработанных МФИК, и их применению в различных правовых системах. Информация собиралась из авторитетных источников (например, официальных публикаций МФИК), а также из исследований ведущих учёных в области международного строительного и инвестиционного права. Изучены теоретические положения, представленные Г. И. Муромцевым в его труде «Источники права: теоретические аспекты проблемы». Г. И. Муромцев подчёркивает сложность и многогранность понятия «источник права», что свидетельствует о необходимости междисциплинарного подхода к его исследованию и рассмотрению с точки зрения не только международного публичного, но и международного частного права.

Источники международного права и их влияние на МСКП. По итогам исследования выявлены основные источники международного права, оказывающие воздействие на международные строительные контракты. Определено, что ключевыми среди них являются международные соглашения, правовые обычаи и признанные отраслевые стандарты, регулирующие юридические аспекты взаимодействия сторон в трансграничных строительных проектах. Устав ООН закрепляет базовые принципы, такие как суверенитет государств, невмешательство во внутренние дела и мирное урегулирование конфликтов, которые формируют основу международного сотрудничества и защиты прав участников строительных контрактов на глобальном уровне. КМКПТ регулирует вопросы, касающиеся поставок строительных материалов и оборудования, обеспечивая единообразие правового регулирования коммерческих сделок и минимизируя правовые риски при исполнении контрактов. Гаагская конвенция 1986 года, регулирующая право, применимое к международным договорам купли-продажи, обеспечивает механизм выбора применимого права и юрисдикции, что имеет решающее значение для трансграничных строительных проектов, поскольку способствует юридической определённости и защите интересов участников. Установлено, что стандарты МФИК представляют собой универсальный инструмент для урегулирования отношений между заказчиком и подрядчиком, регулируя вопросы распределения рисков, технические аспекты выполнения проектов и разрешение споров. Решения международных арбитражей, таких как МЦУИС, оказывают значительное влияние на правоприменительную практику в строительной сфере; они служат важным ориентиром при разрешении конфликтов, возникающих в процессе реализации международных строительных контрактов. Международные обычаи, основанные на устойчивой практике, дополняют положения международных договоров, особенно при пробелах в нормативном регулировании. Помимо перечисленных источников, значимую роль играют Нью-Йоркская конвенция 1958 года и Принципы УНИДРУА международных коммерческих контрактов, способствующие унификации арбитражных решений и стандартизации контрактных отношений.

Иерархия источников права в контексте МСКП. Проведённый анализ установил иерархию и принципы действия источников международного права, регулирующих международные строительные контракты. Подтверждено, что КМКПТ и Гаагская конвенция 1986 года формируют основу нормативного регулирования строительных контрактов. Стандарты МФИК, хотя и не обладают обязательной юридической силой, признаны профессиональным сообществом и широко применяются в строительной отрасли для унификации условий контрактов и повышения предсказуемости их исполнения. Международные обычаи и общие принципы права играют вспомогательную роль, устраняя пробелы в правовом регулировании и обеспечивая гибкость правоприменительной практики. Выявлено, что наиболее значимым для международной строительной отрасли является дело Salini, в ходе которого был сформулирован так называемый «тест Салини», представляющий критерии для рассмотрения строительных споров в рамках МЦУИС. Установлено, что данный тест включает такие критерии, как вклад капитала, наличие риска, определённая продолжительность проекта и вклад в экономическое развитие принимающего государства. Его применение позволило квалифицировать строительные проекты как инвестиции и дало возможность рассматривать соответствующие споры в МЦУИС.

Анализ интеграции стандартов МФИК в национальные правовые системы. Исследование показало, что национальные ассоциации МФИК всех пяти стран-основателей БРИКС — Бразилии, России, Индии, Китая и ЮАР — состоят в Международной федерации инженеров-консультантов. Это подчёркивает значимость стандартов МФИК для России с точки зрения взаимодействия со странами БРИКС. Интеграция стандартов МФИК в национальные правовые системы, включая российскую, возможна посредством официального признания и адаптации типовых контрактов МФИК к национальным условиям. Этот процесс уже инициирован — в частности, проведено совещание под председательством Заместителя Председателя Правительства РФ Д. Н. Козака, посвящённое данному вопросу. Ключевым препятствием для полноценного внедрения стандартов МФИК в российское законодательство остаётся отсутствие института адьюдикации, широко применяемого в мировой строительной практике для оперативного разрешения споров. В то же время унификация контрактных условий и снижение правовых рисков существенно повышают инвестиционную привлекательность отрасли — на что ранее указывал и О. Шахтер (1991), подчёркивая тесную связь между теоретической базой международного права и практическими механизмами её реализации в трансграничном строительстве.

Практические рекомендации по применению стандартов МФИК. По результатам исследования основной рекомендацией является интеграция стандартов МФИК в единый цифровой реестр требований в строительстве, формируемый Министерством строительства и жилищно-коммунального хозяйства РФ в соответствии с Федеральным законом от 25 декабря 2023 г. № 653-ФЗ. Имплементация стандартов МФИК в данный реестр обеспечит единые правовые условия для реализации международных строительных контрактов, упростит доступ строительных компаний дружественных стран на российский рынок, повысит конкурентоспособность отечественных строительных компаний в рамках БРИКС. Важным направлением является проведение образовательных программ для участников строительного рынка, нацеленных на освоение принципов применения стандартов МФИК, а также создание предпосылок для внедрения института адьюдикации во внутреннем строительном секторе.

Проведённое исследование подтвердило значимость таких источников международного права, как КМКПТ и Нью-Йоркская конвенция 1958 года, в регулировании международного строительного контрактного права. В ходе анализа выявлена возможность квалификации строительных контрактов в качестве инвестиций при соблюдении критериев «теста Салини», выработанных в практике МЦУИС.

Установлено, что стандарты МФИК являются де-факто признанным во всём мире инструментом унификации условий контрактов и распределения рисков в трансграничных строительных проектах.

Отсутствие в некоторых национальных правопорядках (в частности, в правовой системе Российской Федерации) механизма адьюдикации рассматривается как препятствие для оперативного разрешения строительных споров. В этой связи сформулирована рекомендация о нормативном закреплении данного механизма, а также о системной интеграции стандартов МФИК в российское законодательство.

В результате исследования установлено, что интеграция стандартов МФИК в единый цифровой реестр строительных требований, разрабатываемый Министерством строительства РФ на основании Федерального закона от 25.12.2023 г. № 653-ФЗ, представляет собой перспективный инструмент для повышения прозрачности договорных отношений, гармонизации нормативно-правовой базы и укрепления принципа взаимного доверия между участниками строительной деятельности, включая иностранных партнёров.

С теоретических позиций обосновано, что понятие «источник права» в международном праве охватывает как договорные, так и обычные нормы, а также решения международных судебных органов и арбитражную практику. Установлено, что признание стандартов МФИК способствует развитию гибких механизмов адаптации международных норм к национальным правопорядкам, избегая при этом утраты публично-правовых гарантий.

Комплекс правовых средств (международные конвенции, международный обычай, стандарты МФИК и практика инвестиционного арбитража) формирует основу эффективного регулирования трансграничных строительных проектов. Дальнейшая детализация правоприменительной практики, а также совершенствование национальных правовых режимов с учётом опыта зарубежных правопорядков и интересов государства представляются ключевыми направлениями будущих исследований.

Международное строительное контрактное право (МСКП) представляет собой сформировавшуюся область транснационального частного права, регулирующую трансграничные строительные проекты и отношения сторон по международным договорам подряда. Данная сфера права находится на стадии прогрессивного развития и частичной кодификации, что означает постепенное формирование согласованных правовых норм на основе передовой практики и международных стандартов. Ключевую роль в этом процессе играют негосударственные стандарты контрактов, разработанные профессиональными объединениями, а также типовые нормы международных организаций – таких как Международная федерация инженеров-консультантов (МФИК), Институт унификации частного права (УНИДРУА) и Комиссия ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ). Комплексное взаимодействие этих институтов приводит к формированию своего рода «lex constructionis» – совокупности унифицированных принципов и правил, применяемых в международных строительных проектах, аналогичной “торговому праву” (lex mercatoria) в сфере международной торговли. Цель настоящей главы – проанализировать, каким образом происходит прогрессивное развитие и кодификация МСКП посредством интеграции стандартов МФИК в унифицированные акты УНИДРУА и ЮНСИТРАЛ, и какие преимущества приносит эта интеграция для участников строительных проектов.

Стандарты, разработанные Международной федерацией инженеров-консультантов (МФИК, англ. FIDIC), исторически стали основой формирования унифицированных правил в международном строительном контрактном праве. С момента своего основания в 1913 г. МФИК внесла значительный вклад в унификацию правовых норм и процедур управления проектами. МФИК разработала серию типовых контрактов (так называемые «Книги» FIDIC – Красная, Желтая, Серебряная и др.), которые получили широкое распространение и признание по всему миру. Эти контракты обеспечивают сторонам правовую определенность и эффективные инструменты управления проектами, защиты прав участников и разрешения споров. Высокая степень детализации и сбалансированности условий позволяет распределять риски между заказчиком и подрядчиком на основе принципа, согласно которому каждая сторона несет те риски, которыми она в наибольшей мере может управлять. Стандарты МФИК, по сути, представляют собой частную кодификацию лучшей практики международного строительного подряда и служат ориентиром для многих юрисдикций. Их применение способствовало не только развитию МСКП как самостоятельной отрасли, но и укреплению международного правового сотрудничества в строительной сфере. Таким образом, МФИК создала фактический стандарт lex constructionis, воспринимаемый профессиональным сообществом как свод общих правил для международных строительных контрактов.

Признанию стандартов МФИК во многом способствовала их гибкость и способность адаптироваться к требованиям различных правопорядков. Контракты FIDIC содержат Общие условия, предназначенные для универсального применения, и Особые условия, которые стороны могут модифицировать с учетом требований конкретной юрисдикции. В комментариях МФИК прямо указывается на необходимость адаптации типовых условий к местному законодательству. Такая конструкция облегчает интеграцию стандартов FIDIC в национальные системы права: например, во многих государствах Азии, Африки и Ближнего Востока условия FIDIC были официально рекомендованы или обязаны к использованию в государственных строительных подрядах. Широкое распространение стандартов МФИК привело к тому, что арбитры и суды разных стран все чаще ссылаются на них при разрешении споров, что способствует формированию глобальной прецедентной базы по вопросам строительного подряда. В доктрине появилось понятие «право инженеров» (ius ingeniorum) – транснациональный свод обычаев и типовых правил в строительстве, источником которого являются именно стандарты FIDIC и схожие нормы. Данная совокупность норм рассматривается учеными как проявление новойLex Constructionis — “права строительства”, формирующегося на глобальном уровне.

Несмотря на доминирующую роль МФИК в стандартизации частноправовых аспектов строительных контрактов, необходимость формальной кодификации принципов и правил МСКП остается актуальной. Прогрессивное развитие этого сектора права происходит в значительной мере через «мягкое право» – типовые контракты, руководства, рекомендации. Однако для придания им большей авторитетности и предсказуемости требуется их связь с универсальными принципами контрактного права и возможное закрепление в модельных актах. Здесь на авансцену выходит Международный институт по унификации частного права (УНИДРУА) с его Принципами международных коммерческих договоров (UNIDROIT Principles). Принципы УНИДРУА представляют собой неконфликтную частную кодификацию общих норм контрактного права, сближающую позиции разных правовых системoas.orgoas.org. Их положения разработаны с учетом потребностей современного торгового оборота, включая долгосрочные инфраструктурные проекты. В последней редакции Принципов УНИДРУА 2016 г. прямо учитываются специальные нужды долгосрочных контрактов – например, детально регламентированы положения о пересмотре договоров при существенном изменении обстоятельств (hardship) и о добросовестном сотрудничестве сторон. Эти нормы напрямую коррелируют с потребностями строительных контрактов, где длительность проектов и изменчивость условий требуют гибкости и баланса интересов.

Интеграция стандартов МФИК в рамки Принципов УНИДРУА осуществляется на доктринальном уровне и в контрактной практике. Так, исследователи отмечают, что типовые формы FIDIC по своему духу соответствуют основным положениям Принципов УНИДРУА. Например, обязанность сотрудничества сторон, явно выраженная в современных контрактах FIDIC, созвучна принципу добросовестности и сотрудничества, закрепленному в ст. 1.7 Принципов УНИДРУА. Аналогично, механизмы урегулирования споров через Dispute Boards (ДАБ/DB) и арбитраж, предусмотренные FIDIC, соответствуют общему подходу Принципов УНИДРУА к эффективной защите нарушенных прав. В результате, применение Принципов УНИДРУА как дополняющего права (gap-filler) для контрактов FIDIC стало распространенной практикой в международном арбитраже. Сами стороны, выбирающие право, все чаще включают в договоры оговорки о применении Принципов УНИДРУА в сочетании с условиями FIDIC, стремясь к нейтральному и предсказуемому правовому режиму. Таким образом, нормы, выработанные МФИК и УНИДРУА, функционируют в связке: первые дают специализированное регламентирование строительного проекта, вторые – общие принципы контрактного права, обеспечивающие восполнение пробелов и интерпретацию. Можно констатировать, что происходит «осмысление» стандартов МФИК в рамках универсальной доктрины международного контрактного права, что фактически является формой их частичной кодификации на негосударственном уровне.

Кроме того, УНИДРУА может сыграть прямую роль в кодификации МСКП путем разработки специального модельного закона или руководства по международным строительным договорам. Хотя на данный момент такого отдельного акта нет, сам прецедент создания УНИДРУА модельных законов (например, в сфере лизинга и факторинга) позволяет предположить возможность аналогичного проекта и для строительного подряда. В таком гипотетическом модельном законе могли бы быть интегрированы ключевые положения контрактов FIDIC – например, разделение ролей заказчика, подрядчика и инженера, базовые механизмы распределения рисков, этапы приемки работ, порядок изменений и урегулирования претензий. Принципы УНИДРУА уже содержат правовую основу для многих из этих аспектов, а опыт использования FIDIC дал бы конкретное наполнение норм. Подобная кодификация сочетала бы гибкость частных стандартов с авторитетностью международного акта, что облегчило бы признание этих правил государствами.

Комиссия ООН по праву международной торговли (ЮНСИТРАЛ) традиционно занимается унификацией коммерческого права через разработку модельных законов и рекомендаций для государств. Хотя модельного закона о международных строительных подрядах ЮНСИТРАЛ пока не создала, вклад этой организации в кодификацию MСКП трудно переоценить. Во-первых, еще в 1987 г. ЮНСИТРАЛ одобрила Правовое руководство по заключению международных контрактов на строительство промышленных объектов. Это руководство, охватывающее стадии пред-контрактных переговоров, исполнения и разрешения споров, фактически систематизировало лучшие практики того времени и прямо упоминало типовые условия контрактов, применявшиеся на практике. В нем анализировались типовые положения и юридические проблемы, возникающие при реализации крупных индустриальных проектов (строительство заводов, объектов инфраструктуры), и предлагались варианты решений для включения в договоры. Хотя Правовое руководство 1987 г. носит рекомендательный характер, оно стало первым универсальным документом ООН, признающим специфику строительного контракта как отдельного вида международной сделки. В тексте руководства отразились многие концепции, позже закрепленные в контрактах FIDIC, – например, требование участия инженера как независимого посредника, механизмы корректировки цены и сроков, порядок урегулирования претензий. Таким образом, ЮНСИТРАЛ задала общий каркас, в который хорошо вписались впоследствии стандарты МФИК.

Во-вторых, ЮНСИТРАЛ косвенно способствует интеграции стандартов FIDIC через свои типовые законы в смежных областях. Например, Типовой закон о закупках товаров, работ и услуг (1994/2011) устанавливает универсальные правила проведения государственных закупок, включая строительные тендеры. Он призван обеспечить транспарентность и эффективность закупочных процедур и рекомендует заключать контракты на условиях, понятных международному сообществу. Хотя сам текст модельного закона не указывает конкретных условий контрактов, государства-реципиенты, внедряя его, часто обращаются к типовым формам, признанным на международном уровне. Так, при реформировании системы госзакупок в ряде стран СНГ и Восточной Европы активно продвигалось использование проформ FIDIC в качестве контрактов по умолчанию для крупных инфраструктурных проектов. ЮНСИТРАЛ, со своей стороны, выпустила в 2019 г. Руководство для законодателей по проектам ГЧП, где также уделено внимание сбалансированному распределению рисков в договорах концессии и подряда. Эти рекомендации созвучны принципам FIDIC: например, необходимость четко распределять “строительные” риски (непредвиденные условия, форс-мажор) между сторонами и предусматривать механизмы компенсации. Таким образом, через совокупность своих актов – руководств и типовых законов – ЮНСИТРАЛ формирует нормативную среду, благоприятную для принятия стандартов МФИК как части национального регулирования.

Наконец, третий важный вклад ЮНСИТРАЛ – обеспечение процедурной основы для применения международно-контрактных стандартов. Режимы международного арбитража (Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном коммерческом арбитраже 1985/2006 гг.) и мировое признание и исполнение иностранных арбитражных решений (Нью-Йоркская конвенция 1958 г.) гарантируют, что предусмотренные в FIDIC механизмы разрешения споров (как правило, арбитраж) будут эффективны и универсально исполнимы. В результате стороны, заключающие контракт по FIDIC, могут рассчитывать, что арбитражное решение по их спору будет признано в любой стране-участнице конвенции. Это придает уверенности в применении единообразных стандартов: правила FIDIC «работают» одинаково в различных юрисдикциях, подкрепленные глобальной арбитражной инфраструктурой.

Интеграция стандартов МФИК в официальные правовые механизмы происходит по нескольким направлениям. Во-первых, международные финансовые институты сделали типовые контракты FIDIC условием для проектов, реализуемых с их участием. Всемирный банк и ряд региональных банков развития заключили соглашения с МФИК, в соответствии с которыми использование шести основных контрактных форм FIDIC стало обязательным при финансировании проектов за счет этих институтов. В частности, Всемирный банк с 2018 г. внедрил условия «Красной книги» FIDIC в стандартные документы закупки для подрядов, финансируемых Банком. Это означает, что нормы FIDIC фактически интегрируются в договорные отношения на межгосударственном уровне через условия финансирования. Во-вторых, многие страны прямо или косвенно имплементировали стандарты FIDIC во внутригосударственное регулирование. Например, в странах Ближнего Востока (ОАЭ, Катар, Саудовская Аравия) контракты FIDIC были адаптированы и изданы в виде государственных стандартных форм для строительного сектора. В ряде государств Африки (Кения, Танзания и др.) положения FIDIC включены в строительные контракты с участием государства на основании административных распоряжений. В Европе, хотя формально национальные кодексы (например, немецкий VOB/B или французский Гражданский кодекс о подряде) не воспроизводят FIDIC дословно, многие проекты, особенно с иностранным финансированием, заключаются на условиях FIDIC, что поощряется на уровне руководств Еврокомиссии.

Отдельного упоминания заслуживает опыт стран постсоветского пространства. В России и государствах ЕАЭС применение проформ FIDIC изначально требовало адаптации к местному законодательству (например, в части ответственности по гарантиям или одностороннего расторжения). Тем не менее, к началу 2020-х гг. наблюдается стремление гармонизировать национальные нормы с международными стандартами. Например, в Казахстане еще в 2014–2015 гг. была инициирована реформа строительного сектора, предполагающая поэтапное внедрение Еврокодов и международных контрактных стандартов, включая FIDIC. В России рост международных проектов (олимпийские стройки, чемпионат мира по футболу) стимулировал интерес к FIDIC; соответствующие контракты применялись на практике (например, при строительстве объектов Сочи-2014). Российские суды и арбитражи уже столкнулись с разбором условий FIDIC, формируя подходы к их толкованию с точки зрения императивных норм российского права (например, о недействительности соглашений об одностороннем отказе от договора и др.). Такая судебная практика, по сути, является процессом «приручения» стандартов FIDIC в национальной правовой системе. При достаточной ее накопленности возможен и следующий шаг – официальное признание FIDIC на нормативном уровне.

В-третьих, интересный пример интеграции – инициативы экспертов по локализации FIDIC. В Израиле, например, ведущие специалисты отрасли предложили провести так называемый «гиюр» контракта FIDIC – адаптацию его текста и принципов к израильскому праву с целью принятия в качестве типового национального стандарта. Предлагается перевести проформы FIDIC на иврит и разработать специальный приложение, увязывающее положения FIDIC с требованиями израильского законодательства. Такая работа направлена на устранение противоречий между международным стандартом и местным публичным порядком без изменения сбалансированной природы самого контракта. Аналогично, в других странах обсуждается возможность официального утверждения «типового контракта на строительство на основе FIDIC» для госнужд. Эти инициативы показывают, что интеграция FIDIC выходит за рамки академических идей и реализуется на практике, когда выгоды от применения единых стандартов становятся очевидны для рынка.

Прогрессивное развитие и кодификация МСКП – параллельные и взаимодополняющие процессы. С одной стороны, прогрессивное развитие происходит эволюционно, через накопление практики применения стандартов и их постепенное признание сообществом и судами. Этот «органический» путь уже привел к появлению транснациональных принципов строительного подряда – lex constructionis, базирующегося на стандартах МФИК и принципах УНИДРУА. С другой стороны, кодификация предполагает более формальное закрепление этих принципов, придание им статуса письменного источника права (хотя бы рекомендательного или модельного). Опыт показывает, что неформальные правила зачастую предшествуют их официальному признанию. Так, правила международной торговли (Incoterms, UCP и др.) сначала возникли как негосударственные стандарты, а затем получили признание в законодательстве и судебной практике. Подобным путем идет и международное строительное право.

В обозримом будущем можно ожидать дальнейшего сближения позиций МФИК, УНИДРУА и ЮНСИТРАЛ в данном вопросе. Возможным шагом вперед стало бы учреждение совместной рабочей группы при участии указанных организаций, целью которой была бы подготовка свода основных принципов и правил международного строительного договора – своего рода «Принципов международного строительного подряда». Такой документ мог бы опираться на принципы УНИДРУА и богатый материал проформ FIDIC, систематизируя их в едином тексте. Он послужил бы ориентиром для государств при реформировании национального законодательства и заключении международных соглашений в строительной сфере. В итоге постепенная рецепция унифицированных правил в национальные системы (через реформы ГК, специальные законы о подряде, типовые контракты государственных заказчиков) приведет к появлению все более однородной нормативной базы по всему мируoas.orgoas.org. Это увеличит определенность и снизит юридические риски для сторон, участвующих в международных проектах.

Таким образом, интеграция стандартов МФИК в типовые нормы УНИДРУА и ЮНСИТРАЛ уже сейчас играет роль «моста» между практикой и правом, между гибкостью индивидуальных контрактов и универсальностью правовых принципов. Стандарты FIDIC, обогащенные доктринальными наработками УНИДРУА и институциональной поддержкой ЮНСИТРАЛ, фактически превращаются в основу единого международного строительного контрактного права. Это право пока не выражено в виде единого международного договора или всеобщего кодекса, но по мере прогрессивного развития и частичной кодификации оно приобретает все более четкие очертания. Итогом данных процессов станет более гармоничное, предсказуемое и справедливое регулирование глобальной строительной индустрии, учитывающее интересы всех участников и облегчающее реализацию сложных инфраструктурных проектов по всему миру.

Стремительное расширение трансграничных инфраструктурных проектов, финансируемых международными институтами БРИКС, Всемирным банком и другими, высвечивает проблему согласования стандартов Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК) с национальными правовыми системами . Наиболее распространенной правовой формой таких проектов являются договоры «под ключ» (EPC/Turnkey-контракты), обеспечивающие единообразное распределение рисков между подрядчиком, заказчиком и инвестором . Однако отсутствие в национальном законодательстве четкого определения этого типа договора приводит к коллизиям при адаптации условий МФИК к местному праву (Anosov, 2024; Lyapustina & Rybka, 2024). Применение международных стандартов, включая стандарты ИСО, во многом зависит от наличия соответствующей законодательной базы и политической воли . Несмотря на обилие исследований по соотношению международного и внутригосударственного права (см., напр., Batychko, 2011), в контексте международного строительного контрактного права (МСКП) требуется дальнейший научный анализ адаптации международных норм в национальные системы .

Важно определить, что понимается под МСКП и как оно соотносится со стандартами МФИК и ИСО. Отсутствие единого международного договора в строительной сфере (в отличие от морского права или интеллектуальной собственности) не мешает формированию междисциплинарной отрасли права . Практическое применение стандартов МФИК и ИСО, включение в контракты арбитражных оговорок по Нью-Йоркской конвенции 1958 г. и возможность использования механизмов Международного центра по урегулированию инвестиционных споров (МЦУИС) при признании строительства инвестицией – все это очерчивает рамки МСКП . Несмотря на неправительственный характер МФИК и ИСО, их нормы получили широкое признание: к февралю 2025 г. членами МФИК стали 103 ассоциации из 86 государств, а членами ИСО – 173 государства . Соответственно, международное строительное контрактное право можно определить как комплексную систему норм, регулирующих заключение, исполнение и разрешение споров по трансграничным строительным контрактам, формирующуюся на стыке международного частного и инвестиционного права, объединяющую договорные нормы, обычаи, принципы, прецеденты, а также стандарты и методологии неправительственных организаций (МФИК, ИСО и др.) . Эта система охватывает публично-правовые аспекты (государственное регулирование, обязательные технические регламенты, надзор) и частноправовые элементы (автономия воли сторон, распределение рисков, применение стандартных форм контрактов и досудебных процедур), обеспечивая баланс интересов инвесторов, подрядчиков, инженеров-консультантов и органов власти при реализации крупных проектов.

Зарубежный опыт. Международная практика показывает различия в подходах к внедрению стандартов МФИК. США. Правовая система США, основанная на прецедентном общем праве, проявляет гибкость при интеграции международных стандартов, включая типовые формы МФИК . Судебные инстанции учитывают международную практику при разрешении споров, а широкая свобода договора позволяет сторонам подробно согласовывать обязательства и адаптировать стандартные контракты под проект . В США укоренился тренд на альтернативное разрешение споров: договоры содержат арбитражные оговорки, чтобы избегать длительных процессов . Федеральный закон об арбитраже и прецеденты Верховного суда подтверждают приоритет внесудебных способов, и применение DAB (Dispute Adjudication Board) по контрактам МФИК не противоречит доктрине – специальные механизмы управления проектом допускаются при согласии сторон . Подготовка кадров в США ориентирована на юристов с учёной степенью Juris Doctor, которые дополнительно изучают строительное право и международный арбитраж, включая курсы по контрактам в строительстве, международному коммерческому арбитражу и сравнительному строительному праву . Проведение стажировок за рубежом и специализация на МФИК стали нормой, что обеспечивает высокую квалификацию специалистов. Профессиональные объединения, например American Council of Engineering Companies (ACEC), играют значительную роль, организуя руководства и форумы по применению стандартов МФИК . Крупнейшая ассоциация инженеров США (ACEC) является полноправным членом МФИК, представляя интересы отрасли, – по состоянию на 2024 г. ACEC объединяет более 569 тысяч специалистов . Это прямое участие дает американским компаниям доступ к разработке глобальных стандартов МФИК .

Китай. Китайская правовая система базируется на континентальном праве с элементами социалистического регулирования, что отражается в строительном законодательстве . Государство сохраняет контроль над стратегическими отраслями и крупными стройпроектами; применение международных форм (включая МФИК) часто требует административных процедур и согласований . В отличие от США с их влиянием частной инициативы и прецедентов, в Китае приоритет у государственных интересов и регламентаций . Тем не менее, рост числа проектов в рамках инициативы «Один пояс, один путь» стимулирует власти чаще использовать международные стандарты для привлечения инвестиций и сотрудничества . Образовательный путь китайских экспертов МСКП отличается: обычно они имеют инженерное образование, затем получают степень магистра права (LL.M.) и делового администрирования (MBA) . Комбинация технической и юридической квалификации высоко востребована при реализации EPC-контрактов по «Серебряной книге» МФИК, позволяя учесть все аспекты сложных проектов . Ведущие университеты (Цинхуа, Шанхайский Цзяотун и др.) внедрили междисциплинарные программы по МСКП, стандартам МФИК, ИСО и национальным нормам . С 1996 г. в МФИК состоит Китайская ассоциация инженерных консультантов (CNAEC), служащая связующим звеном между государством и бизнесом . CNAEC участвует в разработке отраслевых регламентов, продвигает этические нормы и добросовестную конкуренцию по принципам МФИК, имеет филиалы в 36 регионах Китая . Как представитель МФИК, ассоциация популяризирует стандарты в Китае и обменивается опытом с зарубежными партнерами; китайские проекты регулярно получают награды МФИК . В Пекине создано региональное подразделение МФИК (FCS) в рамках программы сертификации инженеров-консультантов (FCCE), одобренной правительством КНР . Это способствует всесторонней подготовке специалистов. Большие инфраструктурные проекты Китая (особенно в «Один пояс, один путь») все чаще опираются на контракты МФИК для привлечения инвестиций и оптимального распределения рисков. Вместе с тем императивные местные нормы требуют государственной экспертизы, лицензирования участников, многоступенчатого согласования документации и учета интересов региональных властей . Китайская комиссия по международному экономическому и торговому арбитражу (CIETAC) рассматривает споры по контрактам МФИК; если положения противоречат императивным нормам права КНР, приоритет остается за национальным законодательством . Рост числа проектов с иностранным участием ускоряет адаптацию типовых договоров, и специалисты с двойным (инженерно-правовым) образованием помогают согласовывать юридические и технические аспекты, хотя терминологические и концептуальные расхождения еще остаются. Регулярное и точное переведение международных терминов на китайский (например, специальные исследования методов перевода стандартов МФИК) позволяет устранять такие проблемы (см. напр. Min, 2024) .

Индия. Правовая система Индии в значительной степени основана на английском общем праве, с богатым наследием судебных прецедентов и широкой свободой договора . Однако федеративное устройство страны усложняет внедрение международных стандартов: в разных штатах могут действовать отличающиеся требования и процедуры. Индийская судебная практика признаёт стандарты МФИК, но адаптирует их под местные условия. Например, Верховный суд Индии в деле ONGC v. Saw Pipes утвердил принцип, допускающий пересмотр арбитражных решений, противоречащих «основной политике индийского законодательства» (public policy of India) . Это свидетельствует о стремлении защитить общественный порядок при имплементации международных контрактов. Индийские специалисты МСКП, как правило, имеют образование в области права и строительства; ведущие институты (например, Индийский институт технологий в Мадрасе) внедрили программы по строительному праву с уклоном на стандартные условия контрактов. Арбитражная практика Индии демонстрирует готовность применять механизмы МФИК, включая назначение независимых инженеров, но с учётом национальных императивных норм. Индийская ассоциация строителей (Indian Construction Association) сотрудничает с МФИК, однако её роль ограничена из-за разобщенности регулирования по штатам. Тем не менее, опыт Индии показывает, что при поддержке судов и арбитражных учреждений (таких как Сингапурский международный арбитражный центр в регионе) стандарты МФИК могут успешно применяться, повышая предсказуемость и привлекая иностранные инвестиции.

Европейский союз. В ЕС гармонизация строительных контрактных стандартов определяется сочетанием наднационального регулирования и национальной практики. Директивы ЕС по государственным закупкам (напр. Директива 2014/24/ЕС) опосредованно влияют на условия строительных контрактов, требуя прозрачности и недискриминации. В таких странах, как Германия, использование стандартов МФИК сталкивается с контролем на соответствие ordre public и законодательству о стандартных условиях (AGB). Например, если условия FIDIC рассматриваются как типовые условия договора, суды проверяют их на предмет добросовестности (§ 242 ГГУ) и соответствия императивным нормам, включая положения о защите слабой стороны контракта (AGB-Kontrolle nach §§ 305–307 BGB). Великобритания, хотя вышла из ЕС, продолжает влиять на практику: английское прецедентное право (решения Палаты лордов, ныне Верховного суда) подчеркивает соблюдение договорных сроков уведомления (например, требование уведомить о претензии в течение 28 дней) и пропорциональность последствий их несоблюдения. Франция и другие страны континентальной системы адаптируют FIDIC через призму своих гражданских кодексов: например, во Франции некоторые положения FIDIC могут пересматриваться как чрезмерные по ст. 1171 Code civil (условия договора, создающие значительный дисбаланс). Испания и страны Латинской Америки (см. ниже) воспринимают стандарты через призму публичного экономического порядка – условия, противоречащие фундаментальным принципам (например, защита подрядчиков малого бизнеса или трудовых прав), не будут применены, даже если они соответствуют FIDIC.

В целом, зарубежный опыт показывает, что США и Китай относительно гибко интегрируют стандарты МФИК, в то время как в ЕС и Индии приходится учитывать множество наднациональных и национальных ограничений . Сопоставление практик разных стран подтверждает: успешная имплементация международных норм зависит от стабильности правового поля, единообразия терминологии и сбалансированного распределения ответственности между участниками проектов .

Опыт России последних десятилетий. В Российской Федерации предпринимались масштабные шаги по оптимизации нормативной базы строительства. Политика «регуляторной гильотины» (2017–2020 гг.) привела к сокращению обязательных требований в строительстве с ~10 000 до ~4 000 , что ознаменовало пересмотр обязательности множества ГОСТов и СНиПов. Постановлением Правительства РФ № 815 от 28.05.2021 г. были обязательными к применению оставлены лишь 4 ГОСТа и 65 СП . Суды перестали считать нарушением договора несоблюдение норм, не включенных в обязательный перечень или прямо в условия контракта. Например, в деле № А40-184532/21 арбитраж указал, что ссылка на устаревший стандарт без его включения в договор не создает юридических последствий . В 2022 г. число обязательных стандартов сократили еще больше (Пост. Правительства № 914 от 20.05.2022 г.), оставив 1 ГОСТ и 5 СП . Фактически выбор норм был передан самим участникам строительства, а правовая среда стала более договорной.

Однако с 31.08.2023 г. Пост. Правительства № 417 утвердило новый Реестр обязательных требований в строительстве, ведение которого поручено Минстрою РФ . Это привело к возвращению обязательности большинства норм: по состоянию на март 2025 г. реестр содержит 609 документов и 104 179 обязательных требований . Возник «эффект регуляторного маятника»: после радикального сокращения требований они вновь многократно возросли. Как отмечает А. Н. Савенков применительно к уголовному праву, подобная ситуационная и хаотичная нормотворчество подрывает системность регулирования (Savenkov, 2017) . Эти слова применимы и к строительной сфере: чрезмерно частые и непоследовательные изменения нормативов усложняют правоприменение и создают риски коррупции.

С возвращением почти всех строительных норм в ранг обязательных, интеграция международных стандартов (МФИК, ИСО и др.) в России столкнулась с новыми трудностями. Теперь любые условия FIDIC должны соответствовать огромному массиву обязательных требований из реестра, иначе велик риск их невыполнимости или ничтожности. Это обстоятельство влияет на участие России в международных проектах. На февраль 2025 г. Россия, несмотря на статус учредителя Нового банка развития (НБР), реализовала с его участием лишь 2 проекта (как и ЮАР), тогда как Китай, Индия и Бразилия – значительно больше . Отчасти это отражает сложность российского регулирования, затрудняющего быстрое разворачивание проектов по международным стандартам.

Для уменьшения правовых коллизий при переводе международных норм в национальное законодательство необходимо уделять внимание терминологии. Пример – перевод термина Common Data Environment (CDE). Первоначально его перевели как «Среда общих данных (СОД)» (например, СП 301.1325800.2017), затем в стандарте ГОСТ Р 57363-2023 – как «Единое информационное пространство», что вызвало дублирование понятий . На февраль 2025 г. в обязательном СП 480.1325800.2020 одновременно употребляются оба термина, что создает путаницу . Подобные расхождения усложняют нормативную базу и порождают споры. Китайский опыт показывает, что тщательный перевод терминов и специальные исследования по адаптации международных терминов (например, по методологии перевода стандартов МФИК на китайский) помогают устранять коллизии .

Отдельно следует отметить институт независимого инженера-консультанта, ключевой для контрактов МФИК. Этот специалист выполняет роль нейтрального арбитра при спорах между заказчиком и подрядчиком, контролирует качество работ и управляет изменениями, включая процедуру адъюдикации (DAB/DAAB) . В России элементы этого института пытались внедрить с 2011 г., когда по поручению Д. Н. Козака были разработаны национальные типовые договоры на основе форм МФИК . В ноябре 2011 г. в Градостроительный кодекс РФ введен термин «Технический заказчик» – сначала допускались и физические лица . Однако с 1 июля 2017 г. (ред. № 87 ГрК РФ) техническим заказчиком может быть только юридическое лицо . Поскольку индивидуальные предприниматели по Налоговому кодексу РФ не являются юридическими лицами, они также исключены из числа возможных технических заказчиков . Таким образом, привлечение независимого инженера-консультанта в роли технического заказчика стало невозможно, что затрудняет внедрение адъюдикации и других внесудебных механизмов МФИК в России .

Типовые условия государственных контрактов (ПП РФ № 1066 от 29.06.2023 г.) фактически исключают участие независимого инженера-консультанта: функции технического заказчика жестко закреплены за заказчиком или его представителем – юридическим лицом . Это лишает стороны возможности предусмотреть DAB как обязательный досудебный порядок, концентрируя контроль исполнения только в руках заказчика. Кроме того, изменения в контракт ограничены законом о закупках, а споры решаются переговорами или судом. В типовых же контрактах МФИК нейтральный консультант играет ключевую роль в урегулировании споров и оперативном управлении изменениями .

В доктрине высказываются разные мнения о персональной ответственности в строительстве. Одни ученые настаивают, что личная ответственность (физических лиц) исключает размывание ответственности, когда после завершения проекта техническая фирма может обанкротиться, оставив проблемы качества нерешенными . Другие считают, что участие только юридических лиц целесообразно, так как к ним можно предъявлять большие требования, взимать взносы СРО, требовать соблюдения МРОТ и платить налоги . На практике же принципы МСКП в России практически не реализованы: нельзя назначить независимого инженера-консультанта техническим заказчиком, а процедуры адъюдикации (решения DAB) не имеют законодательного закрепления и почти не применяются . DAB не тождествен арбитражу: его решения – промежуточные, не равны судебному акту . Успешные примеры Китая и Индии показывают, что эффективная адаптация возможна при четких механизмах и высокой квалификации участников . Российские юристы-практики (например, Д. Некрестянов) указывают на необходимость корректировки российского законодательства для применения МФИК: по процедуре споров, учету изменений в работе, роли инженера . Императивные нормы российского права могут расходиться с концепциями FIDIC, и выбор права РФ для контракта FIDIC может привести к конфликту норм . Эффективная интеграция стандартов МФИК требует не только формального изменения норм, но и политической поддержки на высоком уровне (Zhadan, 2016) . Политическая воля способна ускорить процесс, учитывая экономико-правовые механизмы, проанализированные в исследованиях (Varavenko & Niyazova, 2022) .

На основе проведенного исследования можно сделать следующие выводы и рекомендации:

1. Нормативная стабильность и имплементация международных стандартов. Резкие колебания числа обязательных строительных норм (с ~10 000 до ~4 000, затем до ~100 000 в 2020–2025 гг.) создают неопределенность и затрудняют внедрение стандартов МФИК и ИСО в России . Необходимо четко разграничить обязательные и рекомендательные нормы, чтобы устранить коллизии и дать участникам проектов уверенность в применимом правовом поле .

2. Единообразие правовой терминологии при гармонизации законодательства. Разночтения в переводе ключевых терминов вызывают расхождения в правоприменении. Требуется нормативно закрепить единый корректный перевод международных понятий. В частности, термин Common Data Environment следует закрепить как «Среда общих данных» и отказаться от дублирующих переводов типа «Единая информационная среда» . Унификация терминологии устранит неопределенность и приблизит национальные стандарты к международным.

3. Корректировка законодательства об ответственности в строительстве. С 2017 г. наблюдается отход от персональной ответственности технических заказчиков к модели ответственности только юридических лиц, что противоречит мировой практике и ослабляет гарантии качества . Рекомендуется внести изменения в п. 22 Градостроительного кодекса РФ, вновь разрешив выполнение функций технического заказчика физическим лицом (индивидуальным предпринимателем) . Восстановление института персональной ответственности повысит контроль за качеством работ и не позволит компаниям-однодневкам уходить от гарантийных обязательств.

Реализация этих мер в совокупности позволит приблизить российскую практику к международным стандартам, уменьшить правовые конфликты и повысить конкурентоспособность российских компаний на глобальном рынке . Четкое разграничение обязательных норм, единообразие терминологии и возвращение независимого технического консультанта (инженера) в правовое поле создадут условия для эффективного взаимодействия национального законодательства с универсальными стандартами МФИК и ИСО, не ущемляя суверенных интересов России, но облегчая выход на внешние рынки, привлечение иностранных инвестиций и сотрудничество с международными финансовыми институтами. Это укрепит правовую предсказуемость крупных проектов и снизит транзакционные издержки, обеспечивая баланс между публичными интересами и свободой договора.

Многополярная конфигурация современного миропорядка и возрастающее санкционное давление радикально усложнили архитектуру международных строительных контрактов: они выходят далеко за пределы техники и коммерции, соединяя политико-правовые, экономические и административные измерения. Это отчетливо проявляется в практике российских участников трансграничных проектов, для которых выбор юрисдикции и арбитражной оговорки нередко ведет к разбирательствам в Лондоне — как показал пример дела № А56-111059/2024, где национальный суд отказался от рассмотрения спора ввиду договорной привязки к английскому праву и форуму. На этом фоне приоритет исследовательского внимания смещается к проблеме принуждения: его типологии в крупных строительных и инфраструктурных проектах и инструментарию снижения рисков недобросовестного воздействия.

В международно-правовой доктрине принуждение рассматривается как одна из центральных угроз устойчивости правопорядка, поскольку ведет к нарушению норм и прав сторон и принимает разнообразные формы — от экономического давления и ограничения доступа к ресурсам до угроз применения силы (Лукашук, 2004). Сопоставимый вывод делает и зарубежная доктрина, указывая на необходимость совершенствовать нормы и добиваться их действенного исполнения ради защиты интересов участников транснациональных проектов (Kolb, 2017). Санкции, будучи публично-правовым инструментом, одновременно выступают механизмом целеполагания международного правопорядка и полем конкурирующих интересов; их неоднозначное применение способно стать рычагом давления на контрагентов, в том числе вынуждая к пересмотру или прекращению договорных отношений (Русинова, 2017). В современной компаративной повестке экономическое и иное давление выявляется как фактор разбалансировки распределения рисков, что ставит под угрозу справедливость договорных отношений и указывает на потребность в единых правовых инструментах защиты от неправомерного воздействия (Milanovic, 2023). Международные организации и арбитражные системы призваны сдерживать злоупотребления и обеспечивать справедливое разрешение споров, что требует эффективных стандартов, препятствующих неправильному использованию принуждения (Helal, 2019).

Российская научная дискуссия в сфере международного строительного подряда уже предлагает базовые ориентиры по нормативным требованиям к договорным положениям и по процессуальным аспектам рассмотрения споров в международном коммерческом арбитраже (Аносов, 2024; Сапожникова & Хусаинова, 2021). Особое место занимает вопрос адаптации типовых контрактов Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК) к национальному праву — сравнительно-правовой анализ выявляет их потенциал как инструмента противодействия недобросовестному давлению при надлежащей локализации (Варавенко, 2021). В широкой теоретической рамке развитие многополярного мира воздействует на содержание и механизмы международных договоров, включая строительные контракты, что показано в исследованиях о правовых основах и проблемах нового многополярного уклада (Лисицын-Светланов, 2024).

Арбитражная практика демонстрирует ключевые формы и механизмы давления. В деле Dirk Herzig as Insolvency Administrator over the Assets of Unionmatex Industrieanlagen GmbH v. Turkmenistan (ICSID Case No. ARB/18/35) описывались требования к выполнению дополнительных работ без гарантий финансирования и иные дискриминационные меры, приведшие к банкротству подрядчика; здесь проявилось косвенное экономическое принуждение через навязывание затрат при дефекте финансирования и администрирования. В споре Jan de Nul N.V. and Dredging International N.V. v. Arab Republic of Egypt (ICSID Case No. ARB/04/13) недостаточное раскрытие исходных данных о составе и объеме грунтов сместило риск на исполнителя, что, при отсутствии умысла на мошенничество, все же показало скрытый эффект давления через информационный асимметричный дефект. Казус L.E.S.I. S.p.A. and ASTALDI S.p.A. v. République Algérienne Démocratique et Populaire (ICSID Case No. ARB/05/3) отразил политико-административное принуждение: чрезвычайные меры государства, сложность финансирования и требования безопасности фактически вынуждали подрядчика продолжать проект в неблагоприятной среде, при этом пробелы в распределении форс-мажорных рисков усилили уязвимость частной стороны. В деле Muhammet Çap & Sehil İnşaat Endüstri ve Ticaret Ltd. Şti. v. Turkmenistan (ICSID Case No. ARB/12/6) сочетание произвольных штрафов, ограничений на вывоз имущества, навязывания неоплачиваемых работ и контроля силовых органов иллюстрирует прямое государственное принуждение, осложненное конфликтом ролей государства как заказчика и регулятора. Решение по Salini Costruttori S.p.A. and Italstrade S.p.A. v. Kingdom of Morocco (ICSID Case No. ARB/00/4) придало строительным контрактам инвестиционный статус при выполнении «теста Salini», что расширило защитный контур против односторонних изменений со стороны публичного заказчика. Наконец, в споре COMMISA v. Pemex (ICC Case No. 13613/CCO/JRF) односторонняя «административная резолюция» и последующая отмена арбитражного решения в национальной юрисдикции были уравновешены признанием и приведением в исполнение арбитражного решения судами США, что выявило пределы публично-правовых прерогатив государства-заказчика перед международным обязательством по добросовестности и арбитражному соглашению.

Суммарно эта практика позволяет типологизировать неправомерное принуждение в международных строительных контрактах: экономическое давление (например, отказ в оплате, навязывание дополнительных работ без компенсации), административные меры (продление разрешительных процедур, дискриминационные условия, одностороннее расторжение), юридические коллизии (отмена или блокирование приведения в исполнение арбитражных решений под ссылкой на «публичные интересы»), политические факторы (региональная нестабильность, внешние риски, требующие смены технологий на некомпенсируемой основе). Общим знаменателем выступает недостаточность регламентации превентивных механизмов защиты и дефицит быстрых процедур урегулирования, особенно при взаимодействии с государственными субъектами.

Историко-теоретическая перспектива закрепляет особую природу международной ответственности. Нигилистические концепции, отрицавшие ответственность государств перед иными субъектами, были преодолены в ходе эволюции доктрины и практики; возобладало понимание ответственности как имманентного атрибута права, без которого правопорядок теряет смысл. Ранние подходы, сходные с гражданско-правовой логикой возмещения вреда, постепенно уступили место более широкому видению, которое охватывает восстановление правопорядка, превенцию и не только материальные компоненты нарушений (Pradier-Fodéré & Pradier-Fodéré, 1906; Evans, 2014; Мартенс, 2008). Итог многолетней кодификационной работы — «Ответственность государств за международно-противоправные деяния» (резолюция ГА ООН 56/83 от 12.12.2001) — подтвердил sui generis-характер института и необходимость комплексного подхода, учитывающего специфику публичной власти, горизонтальность межгосударственных отношений и отсутствие централизованного принудительного аппарата (Гасанов & Шалягин, 2012; Кешнер, 2016; Базылев, 1985; Иванов & Иванов, 2006; Лазарев, 2005).

Санкции как международно-правовой инструмент обладают обязательным характером, обеспеченным коллективным принуждением и многосторонними рамками (Русинова, 2017). Их публично-правовая природа предполагает, что инициаторами и носителями принудительной власти выступают государства и международные организации, а действие норм должно быть формально определенным и общедоступным. В инфраструктурных проектах санкционный режим влияет на доступ к материалам и оборудованию, на поставочные и финансовые цепочки, что напрямую отражается на рисковом профиле контракта и на его стабильности. В этой сфере санкции — не только карательный, но и обеспечительный механизм, поддерживающий соблюдение международных обязательств и баланс интересов сторон (Тупчиенко, 2024).

При отсутствии наднационального «исполнителя» центральное место занимает арбитраж. Эффект Нью-Йоркской конвенции, инвестиционных договоров и процессуальных реформ проявляется в повышении предсказуемости приведения в исполнение арбитражных решений; вместе с тем, особенно в спорах с государственными субъектами, сохраняются вызовы, связанные с иммунитетами и публичным порядком (Orlov & Yarkov, 2017; Галенская, 2010). Это подталкивает к укреплению договорных механизмов: четкие арбитражные оговорки, расширение обязательности для публичных заказчиков, согласование процедурных дорожных карт приведения в исполнение.

Ключевым практическим инструментом снижения рисков выступают типовые условия МФИК. Их структура детально распределяет риски, вводит этапность уведомлений и изменений и устанавливает последовательные средства разрешения споров. Применительно к экономическому и административному давлению именно прозрачные процедуры изменения графиков и цен, а также документированные уведомления и лимиты времени на претензии («time-bar») минимизируют вариативность трактовок полномочий сторон и возможностей навязывания неоплачиваемых работ. Российская и зарубежная доктрина подчеркивает эффективность этих механизмов при корректной локализации: от сравнительного анализа EPC/EPCM и подряда (Лавреняк, 2023) до специальных исследований по возмещению имущественных потерь и применимости конструкций «on-demand» и иных обеспечительных инструментов в российской практике (Ляпустина & Рыбка, 2024). Действенность досудебных механизмов подтверждается и в работах о принудительном исполнении решений советов по урегулированию споров (DAB/DAAB), где отмечается необходимость надежных процедур приведения таких решений в исполнение и даже предложения по корректировке конвенционного каркаса для защиты их эффекта (Dedezade, 2021; Anisi, 2021).

С учетом политико-правовой динамики трансграничных проектов, в том числе в энергетике, возрастают требования к согласованию публичных и частноправовых задач. Это отражено в отечественных исследованиях инвестиционных споров и механизмах защиты иностранных инвестиций, где формируется нормативная модель, ориентированная на баланс публичных интересов и стабильности частных ожиданий (Лисицын-Светланов, 2021; Матвеев, 2022). В практическом измерении такая модель означает: (1) договорное закрепление стабилизационных и компенсационных механизмов при санкционных и форс-мажорных шоках, (2) четкие регламенты раскрытия исходных данных и перераспределения рисков при изменении условий, (3) обязательность многоступенчатых процедур урегулирования споров, включая оперативные решения DAAB и арбитраж с предустановленной дорожной картой приведения решений в исполнение в ключевых юрисдикциях.

Вывод, подтвержденный как доктриной, так и арбитражной практикой, заключается в том, что смягчить риски экономического и административного давления возможно через приоритет прозрачных процедур изменения контрактных условий, строгого документирования уведомлений и разумного распределения рисков, закрепленных в типовых формах МФИК с локализованными особыми условиями; такой подход снижает вероятность недобросовестного перераспределения обязанностей и появления неоплачиваемых работ (Лавреняк, 2023; Ляпустина & Рыбка, 2024; Dedezade, 2021; Anisi, 2021). Вместе с тем юридико-политические риски не устраняются одним контрактным инструментарием: необходимы межгосударственные соглашения и гармонизация инвестиционно-правовых гарантий, которые задают воспроизводимые рамки поведения публичных субъектов и формируют барьеры против «административной резолюции» и аналогичных практик, подрывающих добросовестность контрактной сферы (Лисицын-Светланов, 2021; Матвеев, 2022).

Общая картина указывает на три направления развития: унификация норм защиты от принуждения на уровне «мягкого» и «жесткого» права при участии международных организаций; институциональное усиление быстродействующих механизмов урегулирования споров с участием государств-заказчиков и обеспечение реальной приводимости решений; системная локализация типовых условий МФИК в национальные системы с учетом публично-правовых ограничений и инфраструктурных приоритетов. Реализация этой программы укрепит предсказуемость и устойчивость международных строительных проектов, повысит доверие участников и сократит транзакционные издержки.

Международные строительные проекты неизбежно сопряжены с пересечением различных правовых систем и норм международного права. Правовое регулирование таких контрактов зависит от источников договорного права в конкретной юрисдикции, а также от действия норм jus cogens международного права, нарушать которые недопустимо. Например, jus cogens – императивные нормы вроде запретов на геноцид или рабство – являются нормами, от которых государства не могут отступать, и любые договоры (включая контракты), им противоречащие, ничтожны. Однако влияние jus cogens на обычные коммерческие контракты косвенное: оно устанавливает пределы автономии воли сторон, не позволяя заключать соглашения, нарушающие основы международного правопорядка.

В разных правовых традициях – англо-американской (прецедентной), континентально-европейской (кодифицированной), латиноамериканской (публично-правовой) и израильской (смешанной) – источники договорного права и механизмы защиты прав в международных строительных контрактах отличаются. Ниже представлены четыре локализованные версии анализа главы 10 монографии «Международное строительное контрактное право» – «Право международных договоров в международных строительных контрактах: правовые вызовы и механизмы защиты». В каждой версии учитываются: (1) особенности источников обязательственного права и международных императивных норм; (2) специфика применения стандартов FIDIC/МФИК; (3) доступные механизмы защиты при нарушении контрактов (международный арбитраж, ISDS, национальные средства правовой защиты, выбор форума); (4) доктринальные основания признания силы международных соглашений в строительной отрасли; (5) отношение к санкциям, форс-мажору, непредвиденным обстоятельствам (hardship) и изменению обязательств при реализации проектов; (6) роль государства как заказчика, грантодателя, регулятора и ответчика; (7) подходы к толкованию договоров (различия между континентальным и англо-саксонским стилями).

Источники договорного права и jus cogens. В англо-американской системе общего права (на примере Англии и США) регулирование договоров опирается преимущественно на судебные прецеденты и специальные статуты, а не на всеобъемлющий гражданский кодекс. Принцип автономии воли сторон выражен резко, но ограничивается доктринами публичного порядка и незаконности. Императивные нормы общего международного права (jus cogens) прямо не входят в ткань внутреннего договорного права, однако формируют внешние пределы: договор, противоречащий перemptорным нормам (коррупция, рабство и т. п.), не будет приведён в исполнение, поскольку его санкционирование нарушало бы публичный порядок (Шелтон, 2011). Так, соглашение, требующее совершения противоправных действий или нарушающее права человека, ничтожно. В остальной части стороны свободны распределять риски и обязательства по своему усмотрению, а суды общего права склонны принудительно исполнять прямо согласованные условия. Для крайних последующих обстоятельств или противоправных событий выработаны доктрины «frustration of purpose» и незаконности; они обеспечивают, чтобы договор не понуждал к действиям, ставшим фундаментально несовместимыми с правом или публичным порядком (Слосс, 2009). Единого кодексного положения об изменившихся обстоятельствах (hardship) нет: при отсутствии договорной оговорки предполагается надлежащее исполнение; узкая доктрина frustration применяется лишь в исключительных случаях (например, когда исполнение становится объективно невозможным или незаконным). В США самоисполняющиеся договоры или договоры, имплементированные законом, могут стать «высшим правом страны» (Конституция США, ст. VI), но на практике большинство международных норм (кроме арбитражных и инвестиционных) не управляют частными строительными контрактами без инкорпорации в текст. В Англии (дуализм) международный договор требует акта Парламента для внутригосударственной силы; Вашингтонская конвенция МЦУИС реализована через Arbitration (International Investment Disputes) Act 1966 (Слосс, 2009). Венская конвенция о праве международных договоров регулирует обязательства государств и не применяется непосредственно к частным контрактам — за исключением случаев, когда её положения (например, стандарты безопасности, санкционные режимы) имплементированы во внутреннее право и тем самым воздействуют на договоры (Шелтон, 2011).

Применение стандартов МФИК (FIDIC). Типовые формы МФИК признаются в юрисдикциях общего права как глобальный отраслевой стандарт для крупных инфраструктурных и инжиниринговых проектов (Сеппяля, 2023). На практике англо-американские участники широко используют формы МФИК (а также NEC/JCT) в международных проектах, поскольку они выверяют баланс рисков и предусматривают отлаженные механизмы администрирования. Суды общего права, как правило, исполняют согласованные положения МФИК при отсутствии конфликта с императивными нормами местного права. Ключевые элементы — роль инженера и совет по предотвращению и разрешению споров (DAAB) — признаются как договорные механизмы; их решения и «time bar»-режимы подлежат правоприменению в пределах согласованного текста и применимого права (Сеппяля, 2024). В США формы МФИК реже используются на федеральных проектах (где действуют EJCDC/ConsensusDocs), но широко применяются американскими подрядчиками за рубежом; толкование оговорок МФИК следует общим принципам интерпретации: буквальный смысл в контексте коммерческой цели договора.

Механизмы защиты при нарушении (форумы и средства защиты). В англо-американских юрисдикциях широко закрепляются арбитражные оговорки; Лондон (английское право) и Нью-Йорк — популярные выборы. Приведение в исполнение арбитражных решений обеспечивается Нью-Йоркской конвенцией 1958 года при ограниченных основаниях отказа, включая публичный порядок (Слосс, 2009; Шелтон, 2011). Для споров инвестор—государство доступен механизм МЦУИС; статья 54 Вашингтонской конвенции предписывает признание денежного обязательства по решению «как судебного решения» государства-участника, а внутренний пересмотр по существу исключён (Слосс, 2009). В дополнение к арбитражу договоры нередко предусматривают DAAB как предварительный или параллельный уровень защиты; решения DAAB, установленные как «окончательные» или «временно обязательные», подлежат судебной поддержке в форме исполнения промежуточных обязательств до итогового разрешения спора арбитражем (Сеппяля, 2024).

Доктринальные основания признания международных договоров. В странах общего права различают международное и внутреннее право. В Англии договоры (например, CISG) не действуют без парламентской имплементации; в США некоторые договоры самоисполняются, но к строительным контрактам они применяются лишь при инкорпорации. «Мягкое право» (Принципы УНИДРУА, правила МТП) связывает стороны только при их выборе. Вместе с тем договорно-правовые рамки (свободная торговля, ДИС) поддерживают транспарентность закупок и стандарты защиты инвестиций — это фон, стимулирующий добросовестную контрактную практику и обеспечивающий транснациональные средства правовой защиты (Слосс, 2009; Шелтон, 2011). Вопрос о месте обычного международного права решается по-разному: в англо-правовой традиции суды учитывали его постольку, поскольку ему не противоречит статут (Шелтон, 2011).

Санкции, форс-мажор, hardship и изменившиеся обстоятельства. В системах общего права отсутствует общая доктрина hardship, позволяющая суду адаптировать договор; вместо этого применяются frustration (Англия) и impracticability (США) как основания для прекращения обязанности при радикальном изменении правовой природы исполнения или при сверхвенционной незаконности. Порог высок: простое удорожание или затруднение не освобождают от исполнения. Поэтому решающее значение имеет договорная оговорка о форс-мажоре: она перечисляет события (война, стихийные бедствия, санкции и т. п.), которые при наступлении исключают или приостанавливают исполнение; при отсутствии оговорки — возможна ссылка на frustration из-за незаконности (Слосс, 2009; Шелтон, 2011). В международных проектах стороны часто согласуют эскалационные и hardship-оговорки по образцу МФИК; суды исполняют их в согласованных пределах (Сеппяля, 2023).

Роль государства (заказчик, грантодатель, регулятор, ответчик). В общем праве публичный заказчик, вступая в коммерческий строительный договор, подчиняется общим нормам контрактного права с особенностями иммунитета: иммунитет ограниченно отступает при коммерческой деятельности и при прямом согласии государства на арбитраж или судебную юрисдикцию. Договоры госзаказа часто содержат специальные оговорки (изменения, termination for convenience, компенсационные механизмы). Регулятивные акты, вводящие запреты или санкции, могут квалифицироваться как форс-мажор/frustration, если они делают исполнение незаконным. В плоскости международной ответственности нарушение государством контрактных обязательств перед иностранным инвестором способно породить параллельные иски в арбитраже МЦУИС по ДИС (Слосс, 2009).

Подход к толкованию (common law vs civil law). В общем праве интерпретация фокусируется на тексте договора в его коммерческом контексте; правило parol evidence ограничивает обращение к внешним доказательствам для изменения писаных условий. Английские суды применяют контекстный, но текстоцентричный тест разумного адресата и различают толкование и импликацию условий; «добрая совесть» не выступает всеобщим императивом исполнения, в отличие от § 242 BGB в континентальной традиции (Шелтон, 2011). В рамках МФИК технические термины понимаются в свете отраслевого употребления, а при коллизии с императивными нормами местного права приоритет сохраняется за последними (Сеппяля, 2023).

Источники договорного права и императивные нормы. В Германии как части континентально-европейской правовой традиции договорное право опирается прежде всего на кодифицированное законодательство (прежде всего Гражданский кодекс — BGB), а не на прецеденты. С 2018 года строительный подряд прямо урегулирован в BGB (§§ 650a и след. BGB для строительных договоров; ранее применялись общие нормы о подряде §§ 631 и след. BGB). В строительной сфере широко применяются стандартизованные условия — прежде всего Часть B Положения о заключении и исполнении договоров строительного подряда (VOB/B), представляющая собой детализированные правила для строительных контрактов. VOB/B не является законом, это согласованные общие условия, которые благодаря их сбалансированности фактически приобрели статус «квази-стандарта» и регулярно инкорпорируются в договоры. В публичных закупках использование VOB/B обычно и в ряде случаев предписано; как следствие, публичные заказчики Германии, заключая строительные контракты с частными компаниями, как правило, включают VOB/B в договорную документацию. Возникает дуальная модель: рамочные положения и императивные пределы (например, добросовестность — § 242 BGB, «нарушение основы сделки» — § 313 BGB) задаёт BGB, а VOB/B поставляет ориентированные на практику частные договорные регламенты. Нормы jus cogens международного права (например, запрет пыток) воздействуют на немецкое договорное право опосредованно — через ordre public: содержание договора, противоречащее добрым нравам или базовым принципам правопорядка, ничтожно по § 138 BGB; так, договор с очевидно противоправной целью или грубо попирающий права человека недействителен. В целом в Германии действует принцип свободы договора, но в границах императивных норм, вытекающих как из национального права (охрана труда, защита потребителей), так и из наднационального права (непосредственно действующие регламенты ЕС). Германия следует дуалистическому подходу: международные договоры действуют внутригосударственно лишь при трансформации в закон или при характере self-executing и официальной публикации с приданием силы закона (ст. 59 п. 2 Основного закона). Одновременно ст. 25 Основного закона интегрирует общие правила международного права (обычное международное право) в немецкий правопорядок. Нормы jus cogens рассматриваются как часть международного публичного порядка; арбитражное решение или иностранный судебный акт, им противоречащие, не будут приведены к исполнению в Германии (Шелтон, 2011). На практике такие случаи в строительных контрактах редки (например, условие о «смазке» нарушало бы антикоррупционные нормы и ordre public). Правовая связанность по строительному договору в Германии опирается на кодифицированные нормы и принципы добросовестности, законности и нравственности, гарантируя допустимость и справедливость договорных конструкций (Шелтон, 2011).

Применение стандартов МФИК в практике. В немецкоязычных проектах традиционно применяется VOB/B, тогда как стандарты МФИК (FIDIC) особенно актуальны для зарубежных проектов немецких компаний. Внутри Германии условия МФИК играют ограниченную роль, поскольку VOB/B прочно заняла позицию основного инструмента; публичные заказчики обязаны использовать VOB/B, что сокращает пространство для МФИК на внутреннем рынке. Тем не менее, в международной деятельности немецкие подрядчики часто выбирают МФИК (ЕPC/turnkey), заключая договоры на английском языке и под английским правом; либо — при выборе немецкого права — адаптируют положения к обязательственным конструкциям BGB. Фигура инженера в МФИК (право давать распоряжения и определять отклонения) корреспондирует германской модели изменения задания заказчиком (§ 650b BGB с компенсацией), поэтому роль инженера может воспроизводиться как договорно определённая функция или как внешний проектный менеджер. Процедуры DAB/DAAB для предварительных решений на уровне проекта для немецкого права необычны, однако при договорной оговорке их решения могут квалифицироваться как согласованные шеффен-заключения/шедсгутактен или как акты, признаваемые и исполняемые по согласованной процедуре до итогового арбитража (Сеппяля, 2023; Сеппяля, 2024). Сложность — язык и термины common law (например, time at large, determination, indemnity), без прямых эквивалентов; потому необходима тщательная договорная лексика и согласование с императивными рамками BGB (например, § 634a BGB о сроках для недостатков, § 276 п. 3 BGB — недопустимость исключения ответственности за умысел).

Механизмы защиты (ISDS, суды, форумы). При нарушении строительного договора доступны государственные суды общей юрисдикции (как правило, Landgerichte) и арбитраж. Германия — «арбитраж-friendly» юрисдикция: §§ 1025–1066 ZPO основаны на Модельном законе ЮНСИТРАЛ; приведение в исполнение иностранных арбитражных решений осуществляется по Нью-Йоркской конвенции 1958 года при ограниченных основаниях отказа (ordre public и др.) (Слосс, 2009). В строительных спорах широко используются самостоятельные процедуры доказывания (§§ 485 и след. ZPO) для ранней фиксации дефектов экспертом. В сфере инвестиций Германия — участник Вашингтонской конвенции 1965 г. (ICSID): немецкие инвесторы за рубежом могут обращаться к ISDS; внутри Германии иски против государства-приёмника возможны как договорные и как инвестиционные (Слосс, 2009).

Доктринальные основы признания международных договоров. Международные договоры действуют в Германии через имплементацию; при этом общие принципы международного права входят в систему ex constitutione (ст. 25 Основного закона). Конвенция ООН о договорах международной купли-продажи (CISG) трансформирована и применяется к трансграничной купле-продаже; к строительному подряду — лишь опосредованно (например, по поставочной части). Право ЕС (директивы/регламенты) глубоко формирует закупки и конкуренцию; эти нормы транслируют принципы прозрачности, равного обращения и состязательности. Арбитражные решения МЦУИС подлежат признанию без пересмотра по существу на основании обязательств по ст. 54 Конвенции (Слосс, 2009).

Санкции, форс-мажор, hardship и изменения. Немецкое право детализирует невозможность (§ 275 BGB), просрочку и «нарушение основы сделки» (§ 313 BGB). «Форс-мажор» как термин в законе не закреплён, но выработан судебной практикой как внешнее, непредвидимое и непредотвратимое событие. Если исполнение становится юридически или фактически невозможным, применяется § 275 BGB; если проект экономически перекошен, но исполнение возможно, — § 313 BGB допускает адаптацию или расторжение при несоразмерном бремени. VOB/B содержит специальные положения (например, о продлении сроков при неотвратимых препятствиях). Санкции как суверенные меры обычно квалифицируются как юридическая невозможность или как основание для адаптации условий, в зависимости от интенсивности (Шелтон, 2011).

Роль государства (заказчик, грантодатель, регулятор, ответчик). Государство в строительных проектах действует преимущественно как частноправовой контрагент; иммунитет в коммерческой сфере ограничен, споры решаются судами или арбитражем по общим правилам. В публично-правовой плоскости действуют механизмы обжалования в сфере закупок (GWB/VgV). Идея одностороннего ius variandi администрацией ограничена: требуется договорная или законная основа; pacta sunt servanda распространяется и на публичную руку.

Толкование и применение. По §§ 133, 157 BGB решающее значение имеет действительная общая воля сторон и добросовестность; допускается отступление от буквального смысла при очевидном расхождении с реальным намерением. Суд восполняет пробелы дополняющим толкованием и контролирует AGB (§ 307 BGB), охраняя баланс интересов.

Источники договорного права и императивные нормы (jus cogens). В странах Латинской Америки, унаследовавших иберо-романскую цивилистическую традицию, обязательственное право кодифицировано в гражданских и торговых кодексах. Существенное влияние оказывает административное право на договоры подряда для публичных нужд: различают частные договоры (между частными лицами, подчинённые гражданскому/торговому праву) и административные договоры (между государством и частным лицом в публичных целях, регулируемые специальными административными нормами). Базовыми источниками выступают конституции (во многих — закреплены «экономический публичный порядок», «социальная функция договора», «верховенство публичного интереса»), местные гражданские кодексы, а для государственных контрактов — специальные законы о публичных закупках и работах. В Мексике, Колумбии, Перу действуют законы и подзаконные акты о госзакупках, предписывающие процедуры и императивные условия для договоров с государством; такие предписания — нормы публичного порядка, они превалируют над автономией воли: администрация не может от них отступить, подрядчик — отменить их применимость. Характерна рецепция публично-правовых принципов французского происхождения: право на одностороннюю модификацию и одностороннее расторжение административного договора по соображениям публичного интереса при одновременной обязанности возместить убытки затронутой частной стороне. Баланс между публичной прерогативой и частными договорными правами задаёт контуры контрактной среды. Множество государств региона прямо включают международные нормы во внутренний порядок; ряд конституций признаёт примат договоров над законами (например, в Аргентине отдельным договорам в области прав человека придан конституционный ранг), а в иных — надзаконный статус. Следовательно, концепты международного jus cogens (основополагающие права человека) проникают непосредственно во внутренний порядок. Договор строительного подряда, который, гипотетически, предполагал бы нарушение прав человека (принудительный труд, тяжкий экологический вред), сталкивается не только с местными законами, но и с конституционными и международными императивами, влекущими его недействительность. На практике jus cogens проявляется и в международном инвестиционном арбитраже: утверждения о коррупции или мошенничестве по договору способны активировать транснациональный публичный порядок и повлечь отмену арбитражного решения либо отказ в его принудительном исполнении (Calvo, 1868). Исторически велика роль доктрины Кальво: сформулированный аргентинским юристом Карлосом Кальво принцип XIX века исходил из того, что иностранцы разрешают споры по местным законам в местных судах, без внешней интервенции (Calvo, 1868). Доктрина Кальво нашла отражение в конституциях и законах: долго ограничивала подчинение споров международной юрисдикции и акцентировала национальную юрисдикцию (включая «оговорки Кальво» в договорах с иностранцами). Позднее глобализация и договоры об инвестициях релаксиировали подход, но тяготение к «локальным решениям» и защите суверенитета сохраняется. В итоге латиноамериканские источники договорного права сочетают кодифицированное частное право (добросовестность, эквивалентность, causa), императивные административные предписания для публичных работ и формальное признание международных норм и jus cogens в блоке конституционности. Автономия воли действует, но в тесных рамках публичного порядка (запрет чрезмерно обременительных условий против общественного интереса, требования публичного интереса в госконтрактах и т.п.).

Специфика применения стандартов МФИК/FIDIC. Контракты FIDIC получили широкое распространение как набор международных «лучших практик». Исторически страны региона опирались на собственные типовые условия («Плиего де кондисьонес», общие регламенты работ и т.д.), однако с интернационализацией строительства многосторонние банки (Всемирный банк, МБР, CAF) стимулировали применение FIDIC в финансируемых ими проектах. Крупные тендеры всё чаще используют «Красную книгу» (строительство по проекту заказчика), «Жёлтую» (проектирование-строительство), «Серебряную» (EPC/«под ключ»). Необходима локальная адаптация. Роль Инженера как нейтрального администратора контракта постепенно интегрируется в правопорядки, где традиционно инженер-резидент выступал представителем заказчика-контролёра. В части разрешения споров FIDIC предусматривает DAB/DAAB с временно обязательными решениями; для Латинской Америки это новая конструкция, но в ряде инфраструктурных проектов (магистрали, ГЭС) уже применяется, обычно с последующей валидацией в международном арбитраже. Некоторые страны (Перу, Панама) внедряют обязательные DAB/DAAB в нормах о ГЧП. Языковая и терминологическая адаптация критична: английские термины (time at large, indemnify, disruption) не всегда имеют прямые эквиваленты; в испаноязычной практике закрепились переводы и курсы FIDIC. Существенны коллизии с публичным правом: вариации Инженера по FIDIC допустимы, однако местные законы нередко вводят «потолки» (например, лимиты односторонних изменений процента к сметной стоимости), а одностороннее прекращение «по целесообразности» — стандарт публичного контрактования — добавляется специальными условиями к FIDIC с компенсацией подрядчику. В совокупности FIDIC внедряется как инструмент модернизации управления рисками и процессности, но требует аккуратного «правового транспланта» под местный публичный порядок и трудовое/экологическое право.

Механизмы защиты при нарушениях (ISDS, местные средства, форумы). Охрана договорных прав комбинирует национальные процедуры и международные инструменты. Судебная защита на внутреннем уровне включает обеспечительные меры и ускоренные процедуры, однако сложные строительные споры нередко переводятся в арбитраж: многие страны реформировали арбитражное законодательство и сделали арбитраж обязательным в госзакупках. Конвенция ООН 1958 г. действует практически повсеместно; также широко применяется Межамериканская конвенция 1975 г. В трансграничных договорах типичны оговорки о международном арбитраже (ICC/ЮНСИТРАЛ/ICSID); ISDS остаётся ключевым механизмом для концессий и ГЧП, несмотря на эпизоды денонсаций ICSID отдельными государствами. Одновременно сохраняется контенциозно-административная защита против актов администрации (одностороннее расторжение, штрафы), а в ряде юрисдикций — обязательный административный досудебный порядок.

Доктринальные основания признания силы международных договоров в строительстве. Регион преимущественно монстичен в восприятии договоров: ратифицированные договоры включаются во внутренний порядок автоматически или после простого утверждения, хотя встречаются и дуалистические элементы. Блок конституционности (например, для прав человека) позволяет судам прямо применять соответствующие нормы в инфраструктурных спорах (консультации коренных народов, экология). Арбитражные соглашения с государством признаются как допустимая процессуальная уступка юрисдикции в целях обеспечения инвестиционной защиты. Принцип «сохранения экономико-финансового баланса» публичных контрактов корреспондирует международному стандарту справедливого и равного отношения; доктрина полиции государства и оговорки о необходимости служат пределами договорной ответственности администрации.

Санкции, форс-мажор, непредвиденные обстоятельства (hardship) и изменение обязательств. В цивилистических системах региона укоренилась теория непредвиденности (imprevisión) как аналог hardship: при чрезвычайных и непредвидимых обстоятельствах, нарушающих эквивалентность, допускается адаптация или расторжение судом. Форс-мажор кодифицирован: внешнее, непредотвратимое событие освобождает от ответственности и обосновывает продления сроков и освобождение от штрафов. Международные санкции квалифицируются как юридическая невозможность либо как основание для пересмотра условий; в нестабильных системах правоприменение политизируется, потому современные контракты включают оговорки о санкциях и приостановлении обязательств. Изменения объёма работ (adicionales) в публичных контрактах допустимы до установленных процентных порогов с компенсацией срока/цены; превышение — через согласование либо новый тендер.

Роль государства как заказчика, грантодателя, регулятора и ответчика. Государство в инфраструктуре — ключевой актор: обладает «чрезвычайными» оговорками публичного права (ius variandi, ius rescindendi), но обязано поддерживать финансово-экономическое равновесие контракта, компенсируя последствия своих односторонних актов. В ГЧП-контрактах (Мексика, Чили, Бразилия и др.) подробно регламентируются прерогативы и контрмеры (арбитраж, техсоветы, страхование), что повышает предсказуемость. Иммунитет исполнения для публичных активов сохраняется; взыскание по решениям возможно за счёт коммерческих активов и бюджетных процедур.

Подходы к толкованию. Континентальная методология акцентирует реальную общую волю, добросовестность, causa и финалистский анализ; допускается использование внеконтрактных материалов переговоров и последующего поведения, а также восполнение пробелов диспозитивным правом. Суд стремится к интерпретации, сохраняющей контракт и обеспечивающей эквилибриум, избегая «драконовских» исходов, противоречащих добросовестности.

В главе описаны дипломатические и консульские механизмы сопровождения трансграничных строительных проектов, имеющие стратегическое значение в условиях становления многополярного мира. Сравнительный анализ Конвенции ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 года, Принципов УНИДРУА, стандартных форм Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК) и антикоррупционного законодательства США (FCPA) выявляет коллизии права, юрисдикционные неопределённости и репутационные риски подрядчиков. Показано, что унификация договорных условий и постоянное консульское содействие позволяют снизить эти риски. Итогом является система из десяти практических дипломатических механизмов – от координации с Новым банком развития БРИКС до формирования глобального инфраструктурного бренда – направленных на повышение предсказуемости и доверия инвесторов. Интегрируя доктрину строительного контракта с правом внешних сношений, исследование демонстрирует, что сочетание дипломатии, арбитражной практики и внутренних контрольных механизмов совместно снижает правовую неопределённость и способствует сотрудничеству.

Международные строительные проекты в условиях ускоряющихся интеграционных процессов в рамках построения системы многополярного мира приобретают стратегическое значение, оказывая существенное влияние как на экономическое развитие государств, так и на укрепление их дипломатических отношений. Реализация крупных инфраструктурных проектов – нефтепроводов, газопроводов, портов, транспортных сетей, энергетических установок – осуществляется преимущественно транснациональными строительными компаниями, что затрагивает интересы нескольких государств и требует согласования на уровне международного права.

Международное право выступает ключевым инструментом регулирования трансграничных строительных контрактов, обеспечивая правовую основу для взаимодействия между государствами и транснациональными компаниями. Исследование Я. А. Аносова демонстрирует, что интеграционные процессы в рамках ЕАЭС способствуют совершенствованию правового регулирования международного строительного подряда, что имеет важное значение для современных трансграничных проектов. Кроме того, исследование Д. И. Имамовой подтверждает, что понятие международного строительного контракта остаётся недостаточно определённым в законодательстве, создавая сложности в разрешении споров и требуя дальнейшей доработки правовых механизмов в этой сфере. В контексте построения многополярного мира возрастает необходимость согласования норм и стандартов в сфере строительства, что ведёт к гармонизации международных отношений и снижению правовой неопределённости.

Международные соглашения, такие как Конвенция ООН о договорах международной купли-продажи товаров 1980 года (Венская конвенция) и Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА, играют решающую роль в формировании глобальной правовой инфраструктуры для регулирования международных строительных контрактов. Эти акты направлены на установление универсальных стандартов в области трансграничной торговли и договорных отношений, что упрощает заключение контрактов между сторонами из разных юрисдикций. Важность этих документов заключается в их способности адаптироваться к динамичным условиям международного строительного рынка, обеспечивая актуальность и гибкость правового регулирования. Кроме того, указанные соглашения способствуют не только гармонизации правовых норм, но и значительному снижению правовой неопределённости при заключении строительных контрактов между сторонами из разных государств. Стандартизация положений о правах и обязанностях сторон, процедурных требованиях и последствиях нарушений договорных обязательств минимизирует потенциальные конфликты, обеспечивает предсказуемость исполнения контрактов и укрепляет доверие между участниками международных строительных проектов. Как отмечает в своём исследовании В. Н. Жадан, такие соглашения снижают вероятность разногласий на уровне государственных органов и способствуют укреплению взаимопонимания между странами, что, в свою очередь, содействует развитию международного сотрудничества в области строительства и укреплению стабильных межгосударственных отношений. Важным аспектом этих международных актов является их влияние на дипломатические отношения между государствами, поскольку они создают правовую базу для разрешения возможных споров, в том числе связанных с трансграничными строительными проектами.

Несмотря на значительное количество исследований, посвящённых праву внешних сношений как отрасли международного права (включая дипломатическое и консульское право), необходимость дальнейшего изучения их влияния на практические аспекты международных экономических отношений остаётся актуальной. В условиях реализации трансграничных строительных проектов возрастает роль дипломатических и консульских механизмов, направленных на обеспечение защиты прав граждан и юридических лиц за пределами своего государства. Такие меры важны для минимизации рисков и предотвращения возможных конфликтов в международно-правовой среде.

Диссертация Г. Х. Я. Аль-Факи подробно раскрывает механизмы укрепления взаимопонимания между государствами за счёт дипломатической и консульской защиты прав граждан за рубежом. Дипломатическая защита и консульское содействие повышают ответственность принимающих государств перед иностранными инвесторами и подрядчиками, способствуя созданию благоприятной среды для ведения трансграничного бизнеса. Исследование Аль-Факи подчёркивает, что дипломатические меры могут значительно улучшить взаимодействие между сторонами международных контрактов, влияя на правовые и экономические условия их исполнения. Учёный приходит к выводу, что дипломатические и консульские меры, будучи частью комплексной международно-правовой системы, обладают потенциалом укрепления дипломатических отношений между странами. Эффективное использование этих мер в контексте трансграничного строительства позволит не только защищать права участников, но и поддерживать стабильные и предсказуемые международные отношения, что является важным фактором регулирования строительных контрактов между государствами.

Кроме того, исследования Х. Бесайсо показывают, что международные арбитры уделяют значительное внимание как условиям контрактов, так и коммерческим нормам, что свидетельствует о необходимости комплексного подхода к разрешению споров в международном строительстве. Как верно отмечает В. А. Зорин, чёткое распределение обязанностей между участниками дипломатического процесса способствует повышению эффективности взаимодействия между странами, участвующими в трансграничных проектах. Это позволяет минимизировать правовые конфликты и укрепить доверие между сторонами, что особенно важно в контексте глобальных инфраструктурных инициатив.

В рамках правового регулирования трансграничных строительных контрактов для России особое значение имеет защита государственного суверенитета и национальных интересов. Исследование И. Ерниязова демонстрирует, что синергия между международными строительными контрактами и инвестиционными соглашениями способствует гармонизации коммерческих и государственных интересов – важному аспекту современной внешнеполитической стратегии. Это напрямую связано с необходимостью дипломатической поддержки и сопровождения трансграничных строительных проектов, которые являются не только коммерческими, но и инструментами укрепления национальной безопасности и престижа страны на международной арене. Успешное сотрудничество государственных органов с субъектами международного права является ключевым фактором эффективного выполнения таких контрактов, часто требующих слаженной работы не только внутри государства, но и на межгосударственном уровне при координации с различными международными организациями и иными иностранными участниками. Данный вывод подтверждается исследованием В. Н. Жадана, который пишет, что для обеспечения стабильности международных отношений и защиты национальных интересов Россия должна активно работать с европейскими международными организациями, несмотря на существующие проблемы и противоречия.

Государственный суверенитет предполагает контроль над внешнеэкономическими связями, включая инфраструктурные проекты, которые привлекают иностранных инвесторов и подрядчиков. Реализация таких проектов требует не только юридического сопровождения, но и дипломатической координации для защиты интересов российских компаний за рубежом и обеспечения их правовой безопасности. Этот вывод подтверждается исследованием В. А. Никонова, отмечающим, что сохранение национального суверенитета и защита экономических интересов страны требуют создания правовых условий, позволяющих минимизировать вмешательство иностранных государств в ключевые аспекты трансграничных проектов.

Для достижения этих целей Россия развивает систему дипломатической поддержки, нацеленную на сопровождение крупных инфраструктурных проектов за пределами национальной юрисдикции. Дипломатическая защита позволяет минимизировать риски правовых и экономических конфликтов, одновременно укрепляя суверенитет через эффективное регулирование трансграничных договорных отношений. В этом контексте исследования М. К. Гунаря подтверждают, что координация между дипломатическими ведомствами и коммерческими структурами способствует развитию долгосрочного сотрудничества с международными партнёрами, одновременно защищая национальные интересы.

Стратегическая направленность внешнеполитического курса Российской Федерации закреплена в ряде указов Президента. Дипломатическая поддержка трансграничных строительных контрактов создаёт условия для продвижения российских интересов в стратегически важных областях – энергетике, транспорте, оборонной инфраструктуре. Эти проекты не только укрепляют экономические позиции России на мировом рынке, но и служат основой для формирования долгосрочных партнёрских отношений с иностранными государствами. Дипломатическое сопровождение обеспечивает устойчивость таких проектов, укрепляет международное положение России и поддерживает баланс между глобальной интеграцией и национальными приоритетами.

Десять механизмов стратегического продвижения национальных строительных компаний через консульские и дипломатические каналы

В результате исследования сформулировано десять механизмов поддержки экспансии национальных строительных компаний на международном уровне. Данные механизмы могут быть рекомендованы Министерству иностранных дел Российской Федерации для совершенствования практики российских дипломатических миссий и консульств за рубежом:

1. Активная поддержка через банки с государственным участием. Речь идёт не столько о национальных банках, которые и так активно кредитуют зарубежные инициативы и российские компании в международных строительных проектах, сколько о целенаправленной работе дипломатических служб по взаимодействию с Новым банком развития (НБР) БРИКС. Задачей представительств должно стать содействие российским строительным компаниям в обеспечении их участия в каждом тендере на строительство, финансируемом через НБР. По состоянию на январь 2025 года, из 122 проектов НБР (не учитывая проекты в самой России) ни в одном российские подрядчики не были заявлены в тендере, хотя Россия внесла одну пятую часть капитала НБР.

2. Переориентация двусторонних форумов и инициатив на зарубежные площадки вместо российских. Российские консульские и дипломатические усилия по поддержке национальных строительных компаний за рубежом сосредоточены главным образом на организации форумов и деловых встреч в России, куда приглашаются представители стран Африки и Латинской Америки. Такой подход ограничивает возможности прямого взаимодействия с местными властями и бизнесом на их территории, снижая эффективность продвижения российских фирм. В отличие от этого, Китай активно использует формат двусторонних форумов, таких как ФОКАС (Форум сотрудничества Китай–Африка) и форум Китай–СЕЛАК, проводя значительную их часть на территориях африканских и латиноамериканских стран. Это позволяет китайской дипломатии выстраивать более тесные связи с местными партнёрами, оперативно согласовывать условия контрактов и обеспечивать поддержку своим компаниям в конкурентной среде.

3. Формирование единого масштабного и узнаваемого глобального инфраструктурного проекта. Россия, как крупнейшая страна мира и ключевой транзитный узел Евразии, должна сформировать единый глобальный инфраструктурный бренд, аналогичный китайской инициативе «Один пояс, один путь». Предлагается инициатива «Евразийский инфраструктурный коридор» (Eurasian Infrastructure Corridor, EIC), объединяющая транспортные коридоры «Север–Юг» (Россия – Иран – Индия – Персидский залив), модернизацию Транссибирской магистрали, железных дорог Монголии и маршрута Россия – Китай – Центральная Азия, а также развитие Северного морского пути как альтернативы Суэцкому каналу и Северо-Западному проходу между Гренландией и Канадой, продвигаемому США.

4. Система координации выезда российских инженеров и менеджеров на международные проекты. Девальвация курса рубля за последние десятилетия сделала российских специалистов более конкурентоспособными на глобальном рынке труда: если в начале 2000-х их зарплаты превышали китайские, к 2010-м сравнялись, а после 2020-х стали вдвое ниже. Это создает условия для организованного привлечения российских инженеров к зарубежным проектам с последующим возвратом капитала в страну. Однако при отсутствии институциональной поддержки этот процесс рискует перерасти в неконтролируемую эмиграцию. В отличие от Китая, где консульства координируют перемещение рабочей силы и техники, в России нет централизованной дипломатической структуры для таких задач. Министерству иностранных дел следует упростить визовые процедуры, обеспечить защиту трудовых прав и наладить взаимодействие с международными подрядчиками, чтобы российские специалисты работали за рубежом именно в национальных интересах, а не покидали страну навсегда.

5. Дипломатические гарантии долгосрочного сопровождения проектов. Для иностранных заказчиков страна происхождения подрядчика играет ключевую роль в формировании доверия, а случаи неисполнения обязательств отдельными российскими компаниями подрывают репутацию всей отрасли за рубежом. При этом саморегулируемые организации (СРО), несмотря на обязательные взносы участников, не несут ответственности за поиск нового подрядчика, завершение проекта или компенсацию ущерба, что не позволяет оперативно устранять негативные последствия. МИД РФ следует разработать механизм прозрачных гарантий сервисного сопровождения построенных объектов, а дипломатическим миссиям – добиваться включения этих условий в международные соглашения и тендерные требования. Это повысит конкурентоспособность российских компаний и укрепит их репутацию на глобальном рынке.

6. Целевое привлечение иностранных студентов для стратегических инфраструктурных проектов. Для кадрового обеспечения российских инфраструктурных инициатив за рубежом необходимо увязать обучение иностранных специалистов в российских вузах с конкретными проектами, где у России есть стратегические интересы. МИД РФ следует внедрить механизм, при котором загранучреждения рекламируют профильные образовательные программы и координируют набор студентов исходя из потребностей конкретных отраслей. Например, для разработки месторождений в ЮАР – привлекать студентов на геологоразведочные специальности (МГРИ), для проектов по строительству авиазаводов и транспорта в Индонезии – программы Московского авиационного института. Такой подход обеспечит подготовку кадров, ориентированных на российские технологии, что повысит конкурентоспособность отечественных компаний при рассмотрении их тендерных предложений за рубежом. Эта стратегия уже используется Китаем: при участии дипмиссий организуются курсы повышения квалификации и стажировки для местных инженеров и управленцев в Китае, включая государственные стипендиальные программы.

7. Институциональная поддержка государственных строительных корпораций. На правительственном уровне следует пересмотреть подход к продвижению российских государственных строительных компаний за рубежом, учитывая, что недальновидные управленческие решения могут приводить к ликвидации уникальных организаций с мировой репутацией (пример – расформирование Спецстроя России в 2016 году). Эта практика контрастирует с политикой Китая, активно поддерживающего своих строительных «гигантов», таких как CSCEC, облегчая им открытие филиалов, получение льгот и установление тесных связей с зарубежными госорганами и бизнес-сообществами. Если Россия возродит институт крупных государственных подрядчиков, способных решать масштабные инфраструктурные задачи (строительство морских портов, космодромов, объектов атомной энергетики), и обеспечит им систематическую дипломатическую поддержку, национальные компании смогут эффективнее конкурировать на глобальном рынке и укреплять имидж страны.

8. Договорные гарантии и невмешательство во внутренние дела. В ходе исследования выявлено, что ряд публичных высказываний должностных лиц российских дипломатических и консульских учреждений в стратегически важных регионах может противоречить официальной позиции России о невмешательстве во внутреннюю политику суверенных государств. Формально декларируя принцип невмешательства, российская дипломатия часто противопоставляется «западной», из-за чего у принимающих сторон создаётся впечатление, что Россия не готова работать с любым легитимным правительством при реализации крупных инфраструктурных проектов. Это затрудняет заключение долгосрочных контрактов и снижает конкурентоспособность российских компаний. Для сравнения, дипломатическая практика Китая последовательно придерживается принципа невмешательства на всех уровнях, что позволяет китайским фирмам беспрепятственно сотрудничать с разными политическими режимами и получать доступ к стратегическим объектам. С учётом этих наблюдений целесообразно, чтобы МИД РФ обеспечивал единообразие публичных заявлений и действий в рамках провозглашённого принципа невмешательства, а также закреплял соответствующие гарантийные положения в договорах, повышающие прозрачность и предсказуемость условий участия российских компаний в долгосрочных международных проектах.

9. Ориентация на пакетные сделки для продвижения национальных компаний. Изученные кейсы показали, что одним из наиболее эффективных инструментов продвижения национальных строительных компаний на международных рынках является предложение комплексных «пакетных» соглашений. В таких пакетах этапы финансирования, проектирования, поставки материалов, обучение местных кадров и дальнейшее обслуживание объекта объединены в единый договор. Дипломатические и консульские представительства могут выступать координаторами при заключении подобных соглашений, помогая объединять коммерческие предложения от различных российских организаций в привлекательный для заказчика комплексный пакет.

10. Дипломатическое лобби в международных строительных организациях. Для стратегического продвижения российских строительных компаний рекомендуется активное участие российских консульских и дипломатических представительств в руководящих структурах международных отраслевых организаций, таких как Международная федерация инженеров-консультантов (МФИК). Учитывая, что четыре из пяти стран-основателей БРИКС (Бразилия, Индия, Китай и ЮАР) уже являются членами МФИК, российские дипломатические каналы могут эффективно координировать позиции с партнёрами по БРИКС для унификации тендерной документации и упрощения доступа к финансированию через НБР. Это позволит российским компаниям влиять на международные стандарты и условия участия в тендерах, адаптируя их к национальным интересам и продвигая отечественные технологии. Создание российских рабочих групп и экспертных комиссий внутри МФИК посредством дипломатических инициатив повысит престиж российских подрядчиков, обеспечит защиту их интересов на глобальном рынке и укрепит позиции России как ключевого игрока в международных инфраструктурных проектах.

В условиях растущей глобализации и масштабных трансграничных проектов вопросы прав человека приобретают критическую важность и в публично-правовом, и в частноправовом измерении. Международное строительное контрактное право (МСКП) представляет собой междисциплинарную область права, нацеленную на выработку эффективных договорных механизмов для соблюдения ключевых стандартов в сфере трудовых отношений, социальной защиты местных сообществ и охраны окружающей среды. Широкий ряд исследований подчёркивает, что явное закрепление прав и обязанностей всех участников в строительных договорах необходимо для предупреждения злоупотреблений и усиления защиты прав работников и населения. По словам И. И. Кучерова, борьба с коррупцией прямо влияет на экономическую стабильность, охрану окружающей среды и снижение нищеты, поэтому включение антикоррупционных норм в договор помогает предотвращать нарушения и расширять гарантии трудовых и социальных прав. Одновременно Л. В. Ульяшина отмечает, что эффективность международных правозащитных норм во многом определяется степенью их имплементации в национальные правовые системы. Следовательно, важнейшим шагом на пути к реальной защите фундаментальных прав при реализации строительных проектов является адаптация международных обязательств (в том числе Руководящих принципов ООН) во внутреннее законодательство.

Основу международной правовой защиты составляют универсальные документы. Всеобщая декларация прав человека (1948) провозглашает фундаментальные права на труд (ст. 23) и на достойный уровень жизни, обеспечивающий здоровье и благосостояние (ст. 25). Эти нормы получили обязательную юридическую силу в Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах (1966), который возлагает на государства обязанность гарантировать условия справедливого труда и социальной поддержки граждан. Для строительной отрасли особое значение имеют Конвенция МОТ № 155 (1981) «О безопасности и гигиене труда» и Руководящие принципы ООН по предпринимательской деятельности и правам человека (UNGP), закрепляющие корпоративную ответственность за соблюдение прав человека. Указанные международно-правовые акты обеспечивают единый подход к регулированию крупных проектов, выступая инструментами защиты трудовых, экологических и социальных стандартов во всем мире.

На уровне национальных систем данные принципы конкретизируются с учётом местных условий. Так, Конституция Российской Федерации провозглашает права человека высшей ценностью (ст. 2) и закрепляет приоритет общепризнанных норм международного права и международных договоров над национальным законодательством (ст. 15 ч. 4). Такая установка создает правовую основу для включения международных стандартов, в том числе в договоры строительного подряда. Отдельно подчеркивается, что внедрение правил по защите прав человека и охране окружающей среды в глобальные цепочки поставок способствует значительному повышению прозрачности бизнеса.

Несмотря на наличие прочной нормативной базы, на практике существуют серьёзные барьеры. Многие правовые системы не имеют достаточных механизмов для эффективного применения этих норм, особенно в условиях международных проектов. В таких ситуациях растёт значение международных органов: Европейский суд по правам человека, Комитет ООН по правам человека и др. способны вмешиваться, когда национальные структуры не обеспечивают надлежащую защиту основных прав.

Крупномасштабные международные строительные проекты часто сопряжены с рисками нарушения прав человека. Примеры включают незаконные переселения без надлежащей компенсации, нарушение базовых прав работников и причинение экологического ущерба. Для снижения таких рисков предлагается включать в договорные документы обязательства по должной осмотрительности (due diligence) согласно UNGP. Это значительно уменьшает вероятность возникновения правовых споров и помогает обеспечить уважение основных прав.

Практика международного арбитража наглядно демонстрирует пересечение инвестиционного права и прав человека в сфере строительства. Так, в деле Aguas del Tunari S.A. vs. Republic of Bolivia (ICSID ARB/02/3) рассматривался концессионный договор на водоснабжение в Кочабамбе. Инвестор утверждал, что действия государства фактически привели к экспроприации его вложений. Трибунал подчеркнул двустороннюю обязанность Боливии: обеспечивать доступ населения к воде и одновременно уважать международные инвестиционные обязательства. Этот кейс показал, что отсутствие в договоре чётких социальных и экологических оговорок и механизмов распределения рисков может привести к затяжным судебным спорам. Дело подчёркивает необходимость заблаговременного согласования интересов всех участников проекта и защиты прав местных сообществ в контракте.

В деле Dirk Herzig (Insolvency Administrator of Unionmatex) v. Turkmenistan (ICSID ARB/18/35) немецкая компания заявила, что действия Туркменистана сделали невозможным завершение крупного строительного проекта. Арбитраж отметил, что при банкротстве инвестора и привлечении стороннего финансирования могут возникнуть новые вопросы (например, обеспечения возмещения судебных расходов). Трибунал также указал, что в контракте должны быть учтены стандарты международных документов, таких как Всеобщая декларация ООН и UNGP, и обеспечено их применение на практике. Этот случай демонстрирует, что даже вопросы финансирования арбитража и процедурного порядка тесно связаны с более широкими вопросами прав инвесторов и участников проекта.

Дело Muhammet Çap & Sehil İnşaat v. Turkmenistan (ICSID ARB/12/6) касалось ряда строительных контрактов. Истец жаловался на незаконные изъятия имущества и препятствия в судебной защите. Хотя трибунал не квалифицировал расторжение договоров и изъятие активов как прямую экспроприацию, при рассмотрении дела выявились вопросы соблюдения трудовых прав: задержка выплат заработной платы, мобилизация рабочей силы и ограничительные меры государственных органов отражают системные проблемы защиты работников. Несмотря на то что иск по существу касался инвестиций, часть аргументов заявителей затрагивала базовые права человека (например, своевременная оплата труда и свобода передвижения). Этот кейс подчёркивает, что потенциальные нарушения трудовых прав могут сопровождать споры по строительным контрактам и требуют детальной договорной проработки.

В деле Quiborax S.A. v. Plurinational State of Bolivia (ICSID ARB/06/2) истцы оспаривали изъятие их концессий на разработку природных ресурсов. Трибунал установил, что Боливия нарушила договорные гарантии справедливого и недискриминирующего обращения, действуя незаконно при экспроприации концессий без надлежащей компенсации. Этот случай показывает, что отсутствие в контрактах заранее оговоренных гарантий прозрачности и недискриминации может привести к тяжёлым международным спорам. Даже если конфликт не возникал из-за прямого нарушения прав человека, он затрагивает фундаментальные юридические гарантии. Дело Quiborax подтверждает, что интеграция в договоры положений о прозрачности и равенстве (например, через ссылки на МПГППЧР и международные соглашения) могла бы снизить риск подобных конфликтов.

Прецедент Salini Costruttori S.p.A. v. Королевство Марокко (ICSID ARB/00/4) расширил понимание «инвестиций». Арбитраж признал, что крупномасштабные строительные контракты на социально значимые инфраструктурные проекты могут квалифицироваться как инвестиции. Из этого следует, что права подрядчика могут быть защищены международным инвестиционным правом, даже если заказчиком формально является государственная компания. Практически это означает, что государство может нести ответственность за нарушения трудовых или экологических норм на объектах с государственным участием. Таким образом, позиции Salini указывают на то, что в проектах с участием государства недостаток контроля за условиями труда и безопасностью способен влечь последствия по международным стандартам прав человека.

Наконец, в деле SAUR International S.A. v. Republic of Argentina (ICSID ARB/04/4) рассматривался контракт в сфере водоснабжения. Доступ к воде является фундаментальным правом человека, признанным множеством международных актов. Арбитраж оценивал, как ограничения государства (например, регулируемые тарифы) затронули имущественные интересы истца и косвенно могли повлиять на доступ населения к безопасной воде. Этот кейс подчёркивает, что защита прав человека может реализовываться опосредованно: надёжное исполнение контрактов в области водоснабжения способствует реализации права на воду для населения. При подготовке долгосрочных инфраструктурных контрактов важно учитывать не только финансовые аспекты, но и потенциальное воздействие на базовые социальные права.

Анализ приведенных кейсов показывает необходимость согласования правовых систем и обязательное включение правозащитных норм в договоры. При разработке контрактов следует руководствоваться признанными международными документами (например, РП ООН) с учётом концепции корпоративной социальной ответственности и адаптировать подходы к спецификe национальных систем. В странах с разными политико-правовыми традициями внедрение стандартов может идти поэтапно. В Израиле, по мнению Д. Крецмера, компании обязаны учитывать международные права человека даже в «сложных» юрисдикциях. Китай активно участвует в международных механизмах (например, Универсальный периодический обзор ООН), хотя нередко выборочно имплементирует нормы, особенно в сфере гражданских прав. Иран, по оценке И. Бабаеи и М. Тораби, интегрирует международные принципы защиты прав человека с учётом национальных интересов и религиозных традиций – такой подход учитывает местные особенности, но может расходиться с общепринятыми стандартами. В российской доктрине акцентируют философско-правовые основания: А. Н. Савенков рассматривает теорию самоограничения государства (основанную на идеях Фихте) как методологию для включения международных стандартов во внутреннее регулирование, а И. В. Лавреняк анализирует EPC/M-контракты и подчёркивает защиту интересов всех участников (в том числе работников). Эти подходы демонстрируют потребность законодательно унифицировать положения контрактов с учётом правозащитного компонента.

Важнейшим шагом является гармонизация национального законодательства с международными обязательствами и договорными условиями. Необходимо обеспечить соблюдение РП ООН и других международных конвенций на практике. Контракты рекомендуется дополнять прямыми ссылками на международные акты о правах человека и создавать систематическую систему мониторинга их исполнения. Такая модель договоренностей позволяет учесть формирующийся многополярный мир и согласовать интересы государств, бизнеса и сообществ.

Опыт разных стран показывает, что при политической воле можно шаг за шагом внедрять универсальные правозащитные стандарты. Так, введение антикоррупционных мер и мер по контролю за цепочками поставок положительно влияет на безопасность и здоровье работников, а также на соблюдение прав человека при реализации строительных проектов. Этот опыт важно масштабировать через многостороннее сотрудничество и при поддержке международных институтов (ООН и др.). Международный арбитраж также способствует балансу интересов: по мнению М. А. Сапожниковой и М. Р. Хусаиновой, арбитражные трибуналы играют ключевую роль в уравновешивании интересов государств, инвесторов и общества.

В конечном итоге дальнейшее развитие правовой сферы МСКП зависит от своевременного выявления и исправления пробелов в национальном регулировании. Применение согласованных международных подходов минимизирует конфликты и укрепляет доверие между участниками рынка. Политика, требующая учёта международных обязательств при каждом новом инфраструктурном проекте, создаёт основу для сочетания экономической выгоды с соблюдением основных прав. Необходима постоянная модернизация правовых инструментов: всесторонний подход, включающий антикоррупционные запреты, должную осмотрительность и ответственность бизнеса за невыполнение трудовых, экологических и социальных обязательств, обеспечит полноценную защиту прав человека в строительном секторе. Практическое значение этого подтверждается анализом «подрядов под ключ» (Silver Book FIDIC): механизм возмещения потерь, закреплённый в этих стандартах, может усилить защиту имущественных интересов и прав участников проекта.

Исходя из проведенного анализа, можно выделить следующие практические меры для укрепления правовой защиты прав человека в международных строительных контрактах:

1. Оценка воздействия на права человека. В контракте предусмотреть обязанность подрядчика проводить регулярную оценку воздействия проекта на права человека в соответствии с РП ООН.

2. Привязка к стандартам МОТ. Добавить в контракт прямые ссылки на Конвенции МОТ № 155, № 29 и № 87, установив строгие требования по безопасности труда, запрету принудительного труда и свободе объединений.

3. Механизм мониторинга и разрешения споров. Учредить при крупных проектах совместный комитет (заказчик, подрядчик, независимый эксперт) для контроля соблюдения прав человека и антикоррупционных мер с правом инициировать обязательную медиацию или арбитраж в случае нарушений.

4. Ответственность и санкции. Ввести штрафные санкции (например, 3 % от стоимости контракта) за системные нарушения прав человека и требовать от подрядчика устранения таких нарушений под контролем независимого аудитора.

5. Международные и национальные стандарты. В контракте чётко указать, что подрядчик обязан соблюдать и международные правозащитные акты (включая РП ООН), и соответствующие нормы национального законодательства; невыполнение этих требований следует считать существенным нарушением договора.

Включение перечисленных мер непосредственно в условия договора позволит существенно повысить эффективность соблюдения прав человека в строительной отрасли на основе действующих международных стандартов (МОТ, РП ООН).

Двойное гражданство, то есть наличие у лица гражданства двух государств, становится все более распространенным явлением в условиях глобализации, особенно среди участников крупных международных строительных проектов. Такие проекты часто осуществляются по стандартным контрактным формам (в том числе по условиям МФИК), предусматривающим нейтральные механизмы разрешения споров. Наличие одновременно двух юрисдикций может существенно повлиять на толкование и исполнение договорных обязательств в международных строительных сделках. В таких ситуациях необходимо учитывать и нормы международного публичного права (определяющие гражданство и дипломатическую защиту) и нормы международного частного права (конфликт права, подсудность). Модели и принципы международного арбитража и контрактного права, разработанные международными организациями (UNCITRAL, UNIDROIT, Гаагская конференция), а также практика международных арбитражей, служат ориентирами по вопросам гражданства в трансграничном контрактном праве. В частности, модельный закон ЮНСИТРАЛ содержит положения обо всех стадиях арбитражного процесса, подтверждая международный консенсус по ключевым аспектам арбитражной практики.

Международное право трактует гражданство как связь лица с государством. Двойное гражданство означает, что лицо юридически одновременно принадлежит к правовым системам двух стран. По общему правилу дипломатическая защита иностранных граждан может осуществляться только в интересах одного государства, которое признает себя национальным для этого лица. Это часто связывают с критерием «доминирующей и эффективной национальности», сформулированным в ряде арбитражных решений. Например, в деле «Пей Касадо против Чили» арбитражное учреждение признало, что у истца с испанско-чилийским гражданством доминирующей была испанская национальность, что позволило ему заявить иск. Однако в Международном центре по урегулированию инвестиционных споров (ICSID) применяется более формальный подход: в соответствии со статьей 25(2)(а) Конвенции ICSID лицо, имеющее одновременно гражданство государства-ответчика и другого договаривающегося государства, лишено права требовать арбитража по ICSID без согласия государства-ответчика. Иными словами, двойное гражданство с участием принимающего государства препятствует инициированию ICSID-разбирательства против этого государства.

В то же время Конвенция ICSID предусматривает исключение для юридических лиц или лиц с существенной деловой активностью в другом государстве (ст. 25(2)(b)), что позволяет некоторым двойным гражданам инициировать арбитраж при наличии «существенной деловой деятельности» в иностранном государстве. В результате Центр ICSID устанавливает жесткие требования к гражданству инвестора на два ключевых момента – при заключении соглашения о возбуждении арбитража и при регистрации иска – и эти требования строго соблюдаются. Напротив, арбитражные правила ЮНСИТРАЛ не содержат явных требований к гражданству сторон. Статья 1(1) Правил ЮНСИТРАЛ применяется к любому договору с арбитражной оговоркой, не устанавливая требований к гражданству сторон. Положение ст. 17(1) Правил ЮНСИТРАЛ дает трибуналу право разрешить вопросы своей юрисдикции, включая возражения в отношении арбитражного соглашения. Это позволяет арбитрам учитывать обстоятельства двойного гражданства – например, определять доминирующую национальность лица – при оценке своей компетенции.

Многие арбитражные решения на практике иллюстрируют эти подходы. Так, в деле «Пей Касадо против Чили» (ICSID, правила UNCITRAL) арбитраж признал за истцом испанское гражданство доминирующим. А в деле «Саба Фэйкс против Турции» (ICSID) истец с двойным гражданством Турции и Иордании не смог доказать доминирование никакой другой национальности и был лишен права на арбитраж. Эти примеры показывают, что в инвестиционных спорах результат может зависеть от того, применяются ли жесткие правила ICSID или гибкий подход UNCITRAL. Многие трибуналы при этом ссылаются на принцип «эффективной национальности» (в духе дела Ноттебом) при оценке возможности подачи иска двойным гражданином.

В контексте коммерческих арбитражей международное право ставит во главу угла равенство сторон. Так, по ст. 11 Модельного закона ЮНСИТРАЛ никакое физическое лицо не может быть отстранено от роли арбитра в силу своего гражданства, а ст. 18 того же закона предписывает равное отношение к сторонам и предоставляет каждой стороне полную возможность излагать свою позицию. Эти нормы препятствуют дискриминации по национальному признаку при назначении арбитров или участии в арбитраже. Национальные суды, напротив, традиционно руководствуются внутренним правом: они могут видеть в двойном гражданине «своего» гражданина при решении вопросов подсудности. Так, российское законодательство считает гражданина РФ, имеющего второе гражданство, исключительно гражданином РФ, что на практике означает приравнивание двойных граждан к собственным в российских судах.

В международном частном праве двойное гражданство может влиять на выбор применимого права и подсудности, хотя современные международные контракты обычно прямо предусматривают применимое право и механизм разрешения споров. Для принудительного исполнения решений между государствами существуют международные соглашения. Так, Конвенция Гааги 2019 г. о признании иностранных судебных решений гарантирует, что статус или национальность сторон не влияет на сферу ее действия. Это означает, что гражданин с двойным гражданством, проигравший дело в одном государстве, может рассчитывать на признание и исполнение решения в другом договаривающемся государстве без препятствий, связанных с его двойным гражданством.

В резюме, двойное гражданство создает дополнительные сложности при выполнении международных строительных контрактов, поскольку связывает стороны сразу с двумя правовыми системами. Исполнение обязательств может столкнуться с противоречиями национальных норм (например, двойное налогообложение или ограничения на перевод средств). В то же время международные инструменты (ЮНСИТРАЛ, UNIDROIT, соглашения Гаагской конференции) нацелены на нейтральность и предсказуемость. Стороны таких контрактов должны четко оговаривать выбор права и арбитраж, а также заранее уведомлять о двуязычном гражданстве, чтобы управлять рисками. Особенно важно помнить о подходах стран БРИКС: Китай и Индия не признают двойного гражданства, Россия рассматривает двойных граждан всегда как собственных, а Бразилия и Южная Африка допускают двойное гражданство. Учет этих различий необходим для надежного исполнения международных строительных договоров.

В современных условиях для Российской Федерации, обладающей уникальным сочетанием природно-ресурсного, территориального и инфраструктурного потенциала, масштабное развитие строительных и инфраструктурных проектов выступает одним из ключевых инструментов укрепления суверенитета, освоения ресурсов и закрепления контроля над транспортно-логистическими коридорами. Реализация таких проектов требует значительных трудовых ресурсов при одновременном структурном дефиците рабочей силы в строительной отрасли и ограниченных демографических возможностях внутреннего рынка труда. В официальных подходах Российской Федерации миграция рассматривается как управляемый ресурс социально-экономического развития и одновременно как фактор рисков для национальной безопасности, культурной идентичности и устойчивости рынка труда: стратегическая задача государства состоит в том, чтобы направлять миграционные потоки в приоритетные отрасли (прежде всего строительство и инфраструктуру), пресекать нелегальную занятость, обеспечивать приоритет граждан России и интеграцию добросовестных трудовых мигрантов в правовое пространство страны. На этом фоне международно-правовое регулирование трудовой миграции в строительной сфере и его связь с международным строительным контрактным правом (МСКП) приобретают прикладное значение для Российской Федерации: от того, насколько согласованно нормы международного публичного права, международного строительного права и национального законодательства организуют привлечение и использование иностранной рабочей силы, зависит способность государства реализовывать долгосрочные инфраструктурные проекты, минимизируя криминогенные риски и защищая свои национальные интересы.

Международные строительные проекты требуют значительных объёмов наёмного труда и формируют устойчивые потоки трудовой миграции, особенно в государствах с крупным ресурсным и инфраструктурным потенциалом. Возникающая связка «строительство – миграция» порождает сложный комплекс международно-правовых отношений, в рамках которых государство приёма, государство происхождения, транснациональная строительная компания и сам работник-мигрант взаимодействуют в многоуровневой системе норм международного публичного и частного права. В современной доктрине подчёркивается, что фрагментарность этих норм и отсутствие согласованного механизма распределения ответственности между государствами и частными акторами поддерживают высокий риск эксплуатации мигрантов, особенно в капиталоёмких инфраструктурных проектах (Чуанг, 2020; Четэйл, 2019; Аленикофф, 2003). Для России, реализующей масштабные строительные и инфраструктурные программы, данная проблематика имеет непосредственное значение, поскольку именно в этой сфере пересекаются долгосрочные стратегические интересы государства и наиболее чувствительные социальные вызовы.

На уровне отраслевых исследований особое внимание уделяется практике крупных строительных подрядчиков, от которой в конечном счёте зависит реальное содержание международных стандартов. Анализ кадровой политики китайских государственных строительных компаний за рубежом показывает, что особенности модели государственного капитализма и внутренняя иерархия напрямую отражаются на условиях труда мигрантов и фактически влияют на формирование международных стандартов охраны труда в строительстве (Кук, 2017). Исследования объектов, реализуемых в рамках инициативы «Пояс и путь», подчёркивают ответственность подрядчиков за нарушения прав работников и необходимость согласованности национальных и международных норм охраны труда и борьбы со злоупотреблениями в отношении мигрантов (Халегуа, 2020). Дополнительно показано, что условие «плати, если заплатили» (англ. «pay-when-paid») в типовых формах договоров Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК) повышает уязвимость трудовых мигрантов на мегастройках и требует введения солидарной ответственности всей цепочки подрядчиков и субподрядчиков (Уэллс, 2023). Для Российской Федерации, участвующей в совместных инфраструктурных проектах с иностранными партнёрами, выводы этих работ важны при оценке рисков включения российских компаний в транснациональные цепочки поставок труда и при выработке требований к привлечению иностранной рабочей силы на территории страны.

В условиях формирования многополярного мира, усиления конкуренции юрисдикций за инвестиционные потоки и одновременного роста дефицита квалифицированных кадров защита прав трудящихся-мигрантов в строительной отрасли приобретает особое значение как элемент обеспечения устойчивого развития и социальной стабильности. Международные строительные контракты всё чаще предполагают организованный набор рабочей силы из-за рубежа, а миграционная политика государств превращается в один из ключевых факторов инвестиционной предсказуемости. В доктрине международного миграционного права подчёркивается, что достижение баланса между свободой предоставления услуг, потребностями национального рынка труда и защитой основных прав работников возможно лишь при системном использовании инструментов международного права в сочетании с продуманной национальной политикой, а не при опоре исключительно на внутренние режимы (Четэйл, 2019; Аленикофф, 2003). Для российской правовой системы это означает необходимость увязывать участие в международных строительных проектах с сохранением приоритета национальных интересов и обеспечением соответствия базовым международным стандартам в сфере труда и прав человека.

Параллельно формируется договорно-корпоративный пласт регулирования, наиболее тесно связанный с международным строительным контрактным правом и непосредственно влияющий на содержание конкретных строительных контрактов. Разрабатываемый универсальный договор Организации Объединённых Наций о бизнесе и правах человека направлен на трансформацию добровольных социальных обязательств компаний в более жёсткие, юридически закреплённые стандарты, что особенно значимо для строительного сектора, системно сталкивающегося с нарушениями трудовых прав мигрантов (Мюкке, 2022). В рамках этого подхода предполагается, что крупные подрядчики и финансовые институты несут прямую ответственность за соблюдение минимальных стандартов труда во всей цепочке поставок и субподрядных отношений, а строительные контракты включают обязательные положения о недопустимости эксплуатации, запрете принудительного труда и механизмах внутреннего контроля. Для России участие в обсуждении таких инструментов позволяет учитывать глобальные тенденции и одновременно отстаивать собственное видение границ ответственности государства и бизнеса в сфере охраны труда мигрантов.

Постсоветское пространство остаётся одним из крупнейших региональных центров трудовой миграции, где государства-экспортёры и государства-импортёры рабочей силы формируют собственные режимы регулирования, не всегда совпадающие с универсальными конвенциями Международной организации труда. Показано, что при отсутствии опоры на международные стандарты национальные практики либо становятся чрезмерно репрессивными по отношению к мигрантам, либо, напротив, не обеспечивают эффективной защиты их прав, что создаёт почву для эксплуатации и роста теневой занятости (Гулиева, 2021). При этом именно двусторонние соглашения по трудовой миграции во многом формируют фактический «каркас» системы источников права в данной сфере, закрепляя баланс интересов сторон и процедурные механизмы взаимного признания документов, что критически важно для строительно-инвестиционных проектов с жёсткими сроками и сложной логистикой (Кулёв, 2023). Институциональная несогласованность между универсальными конвенциями, двусторонними соглашениями и корпоративными стандартами порождает правовые лакуны, усиливающие риск эксплуатации мигрантов; напротив, комплексная унификация ключевых обязательств при сохранении гибкости двустороннего уровня способна повысить юридическую предсказуемость и снизить конфликтность в международных строительных проектах, что соответствует интересам России как крупного государства-импортёра и транзитной территории для трудовой миграции.

Международная защита трудовых мигрантов формируется многоуровневой системой норм. Общую цель уважения прав человека закрепляет Устав Организации Объединённых Наций 1945 года, обязывающий государства уважать права человека и сотрудничать. Конкретные стандарты равного обращения с работниками-мигрантами установлены в Конвенции Международной организации труда № 97 «О миграции для трудоустройства (пересмотренная)» 1949 года и Конвенции № 143 «О злоупотреблениях в области миграции (дополнительные положения)» 1975 года, предусматривающих недискриминацию в оплате труда, равный доступ к профсоюзам и обмен миграционной статистикой. Свобода передвижения и равное право на труд закреплены во Всеобщей декларации прав человека 1948 года, Международном пакте о гражданских и политических правах и Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах 1966 года. Эти гарантии дополнены Международной конвенцией о защите прав всех трудящихся-мигрантов и членов их семей 1990 года, которая ввела обязательства по справедливой оплате, безопасности труда и семейному воссоединению. В Европе важную роль играет Европейская конвенция о защите прав человека 1950 года и практика Европейского суда по правам человека, развивающая стандарты недопущения принудительного труда и эксплуатации мигрантов.

В рамках Европейского союза минимальные условия для командируемых строителей закреплены Директивой 96/71/EC о командировании работников в рамках предоставления услуг, устанавливающей требования к оплате, продолжительности рабочего времени и условиям проживания. В результате реформирования законодательства в государствах-членах действует принцип «за равный труд – равная оплата» и дополнительные гарантии для командированных работников, включая компенсацию расходов на проезд и проживание, обеспечение общежитием и защиту от злоупотреблений при субподряде. При этом государства ЕС сохраняют суверенное право контролировать въезд, но обязаны соблюдать минимальные стандарты союза, что образует гибкий, хотя и неравномерный, каркас миграционного права.

Региональные торговые соглашения выполняют роль «коридоров» для законной трудовой миграции. Главы о временном перемещении специалистов встроены в Североамериканское соглашение США – Канада – Мексика, в Договор о Евразийском экономическом союзе, в Договор о зоне свободной торговли Содружества Независимых Государств. Многосторонние соглашения Всемирной торговой организации, прежде всего Генеральное соглашение по торговле услугами, через режим временного присутствия физических лиц допускают право компаний направлять за рубеж менеджеров, инженеров и иной квалифицированный персонал. Дополнительный пласт формируют акты мягкого права: Международная организация труда приняла Глобальные принципы и операционные руководства по справедливому найму, а также рекомендации, требующие прозрачности процедур найма, запрета поборов с работников и особой защиты уязвимых категорий мигрантов. Структуры системы Организации Объединённых Наций – Международная организация по миграции, Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе – развивают сводные руководства по защите трудящихся-мигрантов, а международные финансовые институты, включая Всемирный банк и региональные банки развития, включают социально-трудовые стандарты в условия кредитования инфраструктурных проектов, превращая их в действенный надзорный механизм.

Статистические данные и институциональные обзоры подтверждают, что масштабы трудовой миграции в строительной отрасли остаются значительными. По данным Портала данных по миграции Международной организации по миграции, число международных мигрантов достигает порядка 280,6 млн человек, а глобальные миграционные обзоры фиксируют устойчивый рост их числа в связи с экономическими кризисами, вооружёнными конфликтами и климатическими изменениями. Строительный сектор в большинстве государств по-прежнему опирается преимущественно на низко- и среднеквалифицированный труд, значительная часть которого сосредоточена в неформальном сегменте рынка, что объективно сопровождается повышенным риском нарушений трудовых и социальных прав. В этой общей картине Международная организация труда указывает на постепенное увеличение доли женщин в международных миграционных потоках, при том что в строительстве основную нагрузку по-прежнему несут работники, занятые на тяжёлых и малообеспеченных позициях. В этих условиях именно конвенции МОТ и ООН, судебная практика европейских судов и положения международных торговых договоров формируют базовый «юридический каркас», а международные организации выступают одновременно и в качестве центров нормотворчества, и в качестве механизмов мониторинга, обеспечивающих защиту трудящихся-мигрантов и большую устойчивость международных строительных проектов.

Судебная и арбитражная практика демонстрирует столкновение интересов защиты трудящихся-мигрантов с принципами рыночных свобод. В деле «Chowdury и другие против Греции» Европейский суд по правам человека рассматривал жалобу группы граждан Бангладеш – нелегальных мигрантов, нанятых без разрешений для работы на сельскохозяйственной плантации, где им не выплачивалась заработная плата, условия проживания были крайне неблагоприятными, а труд контролировался вооружёнными надсмотрщиками. После того как рабочие потребовали расчёта, по ним был открыт огонь, в результате чего несколько человек получили ранения. Национальный суд квалифицировал ситуацию как причинение вреда здоровью, но не как торговлю людьми. Европейский суд признал, что Греция нарушила запрет принудительного труда и не выполнила позитивные обязательства по предотвращению и пресечению торговли людьми, указав, что согласие работника не исключает эксплуатационного характера ситуации, если использована его уязвимость. Это решение имеет непосредственное значение и для МСКП, поскольку аналогичные формы эксплуатации могут возникать на строительных объектах с участием мигрантов, а государство несёт международно-правовую ответственность за непринятие мер по их предотвращению.

Суд Европейского союза внёс существенный вклад в определение границ защиты работников-мигрантов на фоне экономических свобод. В деле Laval латвийская строительная компания направила работников в Швецию, но отказалась подписывать местный коллективный договор, предусматривавший более высокий уровень оплаты труда. Ответом профсоюза стала блокада строительной площадки, приведшая к остановке работ. Суд признал, что свобода предоставления услуг, закреплённая в учредительных договорах ЕС, имеет приоритет, если профсоюзные требования выходят за рамки минимальных стандартов, официально установленных и доступных иностранному подрядчику. Забастовка была признана несоразмерной, а действия профсоюза – нарушающими право союза на свободное предоставление услуг.

Похожий баланс рассматривался в деле Viking Line, где профсоюзное давление, направленное на предотвращение смены флага судна и найма более дешёвого экипажа, было оценено как ограничение свободы учреждения. Суд подтвердил фундаментальный характер права на забастовку, но подчеркнул необходимость соблюдения принципа соразмерности и поиска наименее обременительных средств. В результате компания получила возможность ссылаться непосредственно на свободу учреждения против действий профсоюзов, что стало важным ориентиром и для строительных компаний, привлекающих мигрантов: профсоюзная активность допустима лишь в пределах, не нарушающих базовые экономические свободы.

В деле Commission v. Luxembourg Европейский суд признал незаконными чрезмерные требования к иностранным строительным компаниям, командирующим работников, включая обязательное назначение специального представителя – резидента и хранение всей документации на территории Люксембурга без достаточного обоснования. В деле Rüffert Суд ЕС ограничил возможность включения региональных «социальных оговорок» о минимальной заработной плате в государственные строительные контракты, указав, что такие условия должны опираться либо на законодательство, либо на коллективные договоры, обладающие всеобщей обязательностью. В обоих случаях было сделано заключение о недопустимости административных и договорных барьеров, выходящих за рамки согласованных на уровне союза стандартов.

Международный арбитраж в спорах инвестор – государство дополняет эту картину. В деле Biwater Gauff (Tanzania) против Танзании арбитраж Международного центра по урегулированию инвестиционных споров рассматривал депортацию иностранных менеджеров, одностороннее расторжение концессионного договора на водоснабжение и захват инфраструктуры. Трибунал пришёл к выводу, что совокупность мер нарушила инвестиционные обязательства, хотя компенсация не была присуждена ввиду отсутствия экономической ценности проекта. При этом было подчеркнуто, что миграционные меры, затрагивающие ключевой технический персонал, могут породить международно-правовую ответственность, если фактически блокируют реализацию инвестиционного проекта.

В деле Caratube против Казахстана арбитраж, напротив, признал, что масштабные проверки соблюдения миграционного и трудового законодательства не выходят за рамки регуляторных полномочий государства и не нарушают международных обязательств, если проводятся добросовестно и без дискриминации. Отказ в иске был обусловлен как отсутствием доказанного «иностранного контроля», так и признанием законности мер по обеспечению исполнения национального законодательства.

В деле Muhammet Çap и Sehil против Туркменистана инвесторы ссылались на отказ в выдаче виз и доступе иностранной рабочей силы, препятствовавший исполнению строительных контрактов. Арбитраж отказался рассматривать спор по существу, указав на несоблюдение обязательной досудебной процедуры обращения в национальные суды, предусмотренной двусторонним инвестиционным соглашением. Тем самым был подтверждён приоритет согласованных процедурных условий и подчеркнуто, что государство сохраняет широкое усмотрение в сфере миграционного контроля, если действует в рамках договорных процедур. Для сферы МСКП указанная практика означает необходимость точного соблюдения как материальных, так и процедурных требований международных договоров при оспаривании миграционных мер, влияющих на строительные проекты.

Международные строительные контракты на основе стандартов МФИК представляют собой частноправовые соглашения между участниками проекта, но в содержательном плане они тесно связаны с международным публичным правом там, где затрагиваются вопросы занятости и миграции. В большинстве типовых форм МФИК содержатся оговорки о применимом праве и требование соблюдения национального законодательства, в том числе трудового и миграционного. На практике это означает обязанность подрядчика получать разрешения на работу для иностранных специалистов, соблюдать квоты на привлечение местных работников, обеспечивать минимальные стандарты охраны труда и социального обеспечения. В аналитических материалах МФИК подчёркивается, что во всех юрисдикциях запрещён принудительный труд, а поэтому контракты должны предусматривать механизмы предотвращения вовлечения в проект лиц, нанятых с нарушением миграционного законодательства или подвергающихся эксплуатации.

В ряде случаев в строительные контракты включаются положения о минимальных квотах найма местных работников и обязательства по обучению местного населения. Эти условия направлены на развитие национального рынка труда, но должны соотноситься с международными обязательствами государства, прежде всего в рамках конвенций МОТ о равенстве обращения и недискриминации. Несогласованность таких квот с международными стандартами способна породить претензии со стороны иностранных инвесторов и стать предметом рассмотрения в международном арбитраже.

Существенную роль играют международные финансовые институты. Новый банк развития БРИКС, Всемирный банк, Европейский банк реконструкции и развития и другие организации, финансирующие крупные строительные проекты, включают в кредитные соглашения требования о соблюдении стандартов экологического и социального управления, содержащих специальные положения о правах работников, в том числе мигрантов. Такие требования юридически оформляются как условия кредитного договора, но фактически усиливают международно-правовую основу регулирования трудовой миграции, поскольку увязывают доступ к финансированию с соблюдением определённых минимальных трудовых стандартов.

Наряду с судебными и договорными механизмами важную роль в защите трудовых стандартов играют квазисудебные процедуры, создаваемые многосторонними банками развития и транснациональными корпорациями. Независимый омбудсмен группы Всемирного банка (Compliance Advisor Ombudsman) рассматривает жалобы работников на предприятия, финансируемые этой группой, включая строительные проекты с участием мигрантов. Несмотря на отсутствие формально обязательной силы, решения такого органа побуждают заёмщиков устранять выявленные нарушения и тем самым дополняют международные механизмы надзора за условиями труда.

Строительная отрасль находится в центре внимания транснациональных корпоративных руководств по правам человека – Руководящих принципов ООН «Бизнес и права человека», Глобального договора ООН и иных актов мягкого права. Эти документы призывают компании, участвующие в международных проектах, гарантировать права работников, в том числе мигрантов, избегать использования нелегального труда и пресекать нарушения со стороны субподрядчиков. Хотя указанные нормы не являются строго обязательными, они формируют среду корпоративной ответственности и учитываются при принятии решений о финансировании и страховании проектов.

Гуманитарное измерение регулирования трудовой миграции в строительстве не может быть отделено от глобальной повестки устойчивого развития. Исследования показывают, что нищета является одним из ключевых факторов, усиливающих миграционные потоки и формирующих новые вызовы для международного сообщества (Минигулова, 2018; Нигматуллин, Минигулова, 2017). Экономическая нестабильность ухудшает условия жизни, ведёт к росту безработицы и снижению уровня защиты прав мигрантов. Бедность делает мигрантов особенно уязвимыми к эксплуатации на рабочем месте, что требует комплексных правовых мер, сочетающих социальную политику и эффективные механизмы защиты трудовых прав.

Цели устойчивого развития Организации Объединённых Наций направлены на искоренение нищеты и улучшение условий жизни, что тесно связано с миграцией трудовых ресурсов в строительной отрасли. Важной задачей становится обеспечение достойных условий труда для мигрантов, которые зачастую заняты на низкооплачиваемых и небезопасных рабочих местах. Направление миграционной политики на достижение указанных целей способствует формированию более устойчивого и справедливого международного порядка.

Анализ миграционного кризиса 2015 года в Европе показал, что массовый приток мигрантов стал серьёзным испытанием для существующих международных механизмов регулирования и выявил политические и социальные разногласия между государствами. Проблема справедливого распределения ответственности за беженцев и мигрантов актуализировала вопрос о реформировании международно-правовых норм с учётом необходимости усиления координации и солидарности. Обращения Управления Верховного комиссара ООН по делам беженцев к европейским государствам с просьбой обеспечить высадку спасённых в море мигрантов дополнительно продемонстрировали, что гуманитарные аспекты миграции остаются предметом острой политической дискуссии. Как отмечается в российской доктрине, иммиграционный вопрос оказывает существенное влияние на политическую стабильность Европейского союза, приводя к кризису либеральной демократии в условиях массового притока беженцев и трудовых мигрантов (Еремян, 2024). Неспособность государств обеспечить эффективную интеграцию иммигрантов ведёт к деградации демократических институтов и росту социальной напряжённости.

Важным элементом управления миграцией выступает институт реадмиссии, позволяющий государствам бороться с нелегальной миграцией путём возвращения лиц без законного статуса в государства их гражданства или постоянного проживания. Российская доктрина подчёркивает, что успешная реализация соглашений о реадмиссии требует тесного сотрудничества государств на основе взаимных обязательств по идентификации личности, установлению гражданства и принятию своих граждан обратно (Ястребова, 2024). В строительной отрасли применение механизмов реадмиссии способствует повышению законности миграционных процессов и укреплению национальной и общественной безопасности.

С середины XX века Организация Объединённых Наций играет ключевую роль в координации международных усилий по управлению миграцией. Принятие Нью-Йоркской декларации о беженцах и мигрантах 2016 года и Глобального договора о безопасной, упорядоченной и легальной миграции 2018 года стало важным шагом в формировании общих принципов регулирования миграции, подчёркивающих необходимость защиты прав мигрантов и совместной ответственности государств. Международная организация по миграции действует исходя из принципа, согласно которому упорядоченная и гуманная миграция приносит пользу как мигрантам, так и принимающим государствам, содействуя социально-экономическому развитию.

Особое значение приобретают информационные и просветительские инициативы. Платформа «Я – мигрант», созданная при участии Организации Объединённых Наций и Международной организации по миграции, через реальные истории мигрантов показывает их вклад в экономику принимающих стран и способствует снижению уровня ксенофобии. Для строительной отрасли это особенно важно, поскольку мигранты-строители часто становятся объектом стереотипов и дискриминации при том, что именно их труд обеспечивает реализацию крупных инфраструктурных проектов.

Для Российской Федерации вопросы трудовой миграции в строительстве приобретают дополнительную остроту в связи с дефицитом квалифицированных кадров. Взаимосвязь между масштабами строительных программ, демографической ситуацией и потребностью в трудовых ресурсах подчёркивается и на уровне правительственных оценок. Одновременно в публичной повестке отмечается необходимость усиления контроля за нелегальной миграцией и нарушениям в сфере трудоустройства, включая ужесточение ответственности за нарушение миграционных правил (Габдуллина, 2024). В этих условиях задача российской правовой доктрины состоит в выработке такой модели международно-правового регулирования миграции, которая позволяла бы обеспечивать потребности строительного комплекса, не допуская роста преступности и социальной напряжённости.

Эффективность глобальных стандартов зависит от их имплементации на национальном уровне. Большинство государств закрепляют в миграционном и трудовом законодательстве специальные статусы для рабочих виз, гарантии оплаты труда и минимальные социальные права. Вместе с тем отдельные внутренние требования – обязательная регистрация, ограничения доступа к жилью, дополнительные административные барьеры – могут расходиться с принципами недискриминации, закреплёнными в международных конвенциях МОТ. В таких случаях национальные суды всё чаще обращаются к нормам и духу международных конвенций как к инструменту интерпретации, чему способствует накопление судебной практики в государствах Юго-Восточной Азии и Содружества Независимых Государств.

Судебная и арбитражная практика подтверждает применимость универсальных принципов прав человека и свободы трансграничного предоставления услуг к миграции рабочей силы в строительстве. Европейский суд по правам человека в деле Chowdury установил ответственность государств за недопущение принудительного труда и эксплуатационных практик, а Суд Европейского союза в делах Laval, Viking и Rüffert обозначил пределы вмешательства профсоюзов и национальных властей, исходя из необходимости соразмерного баланса между защитой прав работников и экономическими свободами работодателей. Международные арбитражные трибуналы, как правило, признают приоритет суверенных прав государств в сфере миграционного контроля при условии соблюдения ими ратифицированных международных договоров и принципов недискриминации и правовой определённости.

Стабильное правовое регулирование трудовой миграции в строительной отрасли возможно только при согласованных действиях всех участников. Государства должны последовательно исполнять международные обязательства, корректировать национальное законодательство с учётом международных стандартов и особенностей собственных рынков труда; компании – включать в строительные контракты положения, обеспечивающие защиту трудовых прав мигрантов; международные организации – осуществлять мониторинг, экспертную поддержку и развитие модельных стандартов. Синергия публично-правовых норм и частноправовых механизмов остаётся ключевым условием для предотвращения эксплуатации и обеспечения предсказуемости реализации транснациональных строительных проектов.

Проведённый анализ показывает, что международно-правовое регулирование трудовой миграции в строительной отрасли остаётся фрагментарным и требует системного совершенствования. Универсальные конвенции МОТ, документы Организации Объединённых Наций, региональные нормы Европейского союза, двусторонние соглашения и корпоративные стандарты (включая типовые формы МФИК и Руководящие принципы ООН «Бизнес и права человека») взаимодействуют между собой, но пока не образуют единой согласованной системы. Такая институциональная раздробленность порождает правовые лакуны и повышает риски эксплуатации мигрантов-строителей. Анализ международной практики показывает, что государства несут ответственность за бездействие в предотвращении принудительного труда и эксплуатации мигрантов, а судебные и арбитражные органы настойчиво требуют соразмерного баланса между защитой трудовых прав и экономическими свободами.

На основе проведённого исследования представляется возможным предложить комплекс мер по совершенствованию международно-правового режима защиты трудовых мигрантов в строительстве:

1. Поправки к конвенциям Международной организации труда. В Конвенцию МОТ № 97 целесообразно внести прямой запрет на взимание с мигрантов любых сборов за трудоустройство – как напрямую, так и через посредников. В соответствующих статьях следует закрепить обязанность работодателя гарантировать отсутствие рекрутинговых или иных поборов за доступ к работе. Такая поправка может быть оформлена протоколом либо новой рекомендацией МОТ. Конвенция МОТ № 143 также нуждается в пересмотре: вместо формулировки о работниках, находящихся на территории «на законных основаниях», представляется обоснованным использовать категорию «фактически находящиеся на территории», одновременно подчеркнув, что это не отменяет права государства применять меры ответственности к работодателям за нарушение иммиграционного законодательства. Такой подход расширяет круг защищаемых лиц и устраняет пробелы в защите наиболее уязвимых групп мигрантов.

2. Подходы к нелегальной занятости. Международная практика демонстрирует два противоположных подхода к положению нелегальных трудовых мигрантов. Первый рассматривает такого мигранта преимущественно как правонарушителя, акцентируя задачи оперативного выявления и выдворения с использованием репрессивного инструментария, при второстепенном внимании к экономическим аспектам. Примеры жёстких систем контроля выездных виз и цифровых механизмов учёта мигрантов демонстрируют государства Ближнего Востока. Второй подход исходит из того, что труд даже нелегального мигранта повышает валовой внутренний продукт и формирует налоговую базу; государство стремится легализовать занятость, обеспечить возможность взыскания заработной платы через суд, одновременно сохраняя санкции в виде штрафов, депортации и запрета повторного въезда. В ряде государств Европейского союза и США такая модель подкрепляется нормами, обязывающими работодателя выплатить мигранту полную заработную плату не ниже установленного минимума и предоставляющими судебную защиту этого требования. Для России, учитывая современную криминогенную ситуацию, на начальном этапе оправдан более жёсткий, карательный вектор, включающий цифровые механизмы контроля перемещения мигрантов и ответственность за нарушения. После стабилизации обстановки экономические интересы строительного рынка и задачи расширения налоговой базы диктуют переход к модели легализации трудовых отношений. Практика иммиграционных амнистий в Испании и Италии, а также программы поддержки трудовых мигрантов в Узбекистане демонстрируют, что сочетание амнистии, обязательного трудового договора и налоговой дисциплины способно обеспечить положительный фискальный эффект и снизить долю теневой занятости.

3. Дополнения к универсальным договорам Организации Объединённых Наций. Международная конвенция 1990 года о защите прав всех трудящихся-мигрантов и членов их семей нуждается в уточнении гарантий права мигрантов на взыскание невыплаченной з

аработной платы независимо от их миграционного статуса. Представляется целесообразным закрепить возможность подачи соответствующих исков в упрощённом гражданском или административном порядке, с учётом особенностей занятости в строительной отрасли.

4. Расширение норм права Европейского союза. Директива 96/71/EC о командировании работников и связанный с ней массив вторичного права требуют комплексного пересмотра с учётом современных вызовов. Во-первых, необходимо прямо закрепить обязанность работодателя и всей цепочки подрядчиков возмещать мигрантам все затраты на рекрутинг, оформление виз и переезд, исключив их переложение на работников. Во-вторых, важно запретить любые рекрутинговые сборы и установить солидарную ответственность генерального подрядчика за действия субподрядчиков и агентств по найму. В-третьих, требуется расширить права трудовых мигрантов, независимо от их статуса, на обращение в национальные инспекции труда и получение юридической помощи без риска немедленных санкций за нарушение миграционных правил. Наконец, целесообразно создать механизмы мониторинга и отчётности по жалобам мигрантов, в том числе посредством обновления директив о санкциях для работодателей и расширения полномочий инспекционных органов.

5. Совершенствование типовых строительных контрактов МФИК. Стандартные формы МФИК необходимо дополнить обязательными положениями о защите трудящихся-мигрантов. В частности, следует включить условие о недопустимости привлечения работников, с которых взимались какие-либо рекрутинговые платежи, а также возложить на подрядчика обязанность соблюдать трудовые права мигрантов на всех стадиях проекта, включая деятельность субподрядчиков и рекрутинговых агентств. Эти требования должны быть зафиксированы в разделе «Особые условия» и носить императивный характер.

6. Усиление корпоративной ответственности. В Глобальный договор Организации Объединённых Наций и иные корпоративные инициативы в сфере прав человека целесообразно включить принцип, обязывающий компании, реализующие крупные строительные проекты, проверять деятельность рекрутинговых агентств, запретить взимание с работников любых сборов и нести солидарную ответственность за нарушения прав трудящихся-мигрантов со стороны субподрядчиков.

7. Институциональные механизмы мониторинга в сфере двусторонних инвестиционных соглашений. Назрела необходимость создания при Международной организации труда специализированного реестра двусторонних инвестиционных соглашений, содержащего тексты договоров и позволяющего Комитету экспертов МОТ осуществлять консультативный мониторинг их соответствия основным стандартам конвенций № 97 и № 143. Для государств, активно заключающих такие соглашения, включая Россию, это создаст дополнительный инструмент оценки влияния инвестиционных договоров на трудовые и миграционные режимы.

8. Глобальные отраслевые стандарты для строительной отрасли. Требуется разработать глобальный минимальный стандарт условий труда в строительстве в форме официальной рекомендации МОТ либо методических руководств международных финансовых институтов. Такой документ должен охватывать вопросы минимальной оплаты труда, условий проживания, медицинского обеспечения, охраны труда и эффективного механизма подачи и рассмотрения жалоб. Важно, чтобы модельные стандарты могли быть адаптированы как для включения в национальное законодательство, так и в условия международных кредитных соглашений.

9. Миграционные оговорки в двусторонних инвестиционных соглашениях. Современные двусторонние инвестиционные договоры целесообразно дополнить специальными положениями о миграционной политике, которые бы закрепляли право государства регулировать въезд и трудоустройство иностранных работников при соблюдении принципов недискриминации и прозрачности. Такая оговорка обеспечит баланс между суверенитетом государства и защитой прав иностранных инвесторов и их персонала, а также усилит предсказуемость реализации инфраструктурных проектов.

10. Перспективы дальнейших исследований. Будущие исследования могут быть направлены на экономическое моделирование последствий запрета рекрутинговых сборов, анализ практики взыскания невыплаченной заработной платы в трансграничных спорах, а также разработку системы показателей для оценки соблюдения миграционных стандартов в механизмах международного проектного финансирования. Для России важным направлением может стать сопоставление различных моделей регулирования трудовой миграции с точки зрения их влияния на безопасность, наполняемость бюджета и устойчивость строительного комплекса.

В совокупности комплексное сочетание публично-правовых и частноправовых механизмов, подкреплённое совершенствованием международных конвенций, региональных норм, типовых контрактов и корпоративных стандартов, способно сформировать более целостный правовой режим трудовой миграции в строительной отрасли. Его последовательная имплементация повысит предсказуемость реализации международных строительных проектов и обеспечит должную защиту трудящихся-мигрантов, что отвечает задачам устойчивого развития и долгосрочным интересам государств, участвующих в крупномасштабных строительных и инфраструктурных инициативах, включая Российскую Федерацию.

В условиях формирования многополярного мира международные строительные проекты сталкиваются с новыми правовыми вызовами, связанными с защитой прав работников и обеспечением социальных гарантий. Различия национальных систем трудового законодательства и социальных служб осложняют реализацию трансграничных проектов, подчёркивая необходимость гармонизации стандартов. Международное трудовое право становится ключевым инструментом согласования подходов к защите трудящихся на глобальном уровне.

Международно-правовые стандарты труда и социального обеспечения. Основа международной системы социальной защиты формулируется в конвенциях Международной организации труда (МОТ). Конвенция МОТ № 102 «О минимальных нормах социального обеспечения» устанавливает базовые стандарты пенсионного, медицинского, страхования по безработице и других видов социальных выплат для обеспечения достойного уровня жизни. Европейская социальная хартия дополнительно требует от стран-участниц гарантировать такую оплату труда, которая обеспечивает достойный уровень жизни. Как подчёркивается в исследовании (Шайхутдинова, 2012), в соответствии с Хартией минимальная заработная плата должна составлять не менее 60–68 % от средней по стране, а также включать меры социальной поддержки при недостаточном доходе. В целом международные стандарты стремятся унифицировать минимальные гарантии занятости и социальной защиты для работников всех стран.

Национальные подходы и противоречия. В каждой юрисдикции сформирована своя модель трудового права и социального обеспечения, что влияет на применение международных норм. К примеру, в Российской Федерации обсуждается метод расчёта минимального размера оплаты труда (МРОТ): Давлетгильдеев и Зарубин отмечают (Давлетгильдеев и Зарубин, 2023), что расчёт МРОТ на основе средней, а не медианной заработной платы способствует более точному выполнению международных обязательств и повышению социальной защиты трудящихся. По их мнению, это особенно актуально для трансграничных проектов, где низкие зарплаты опасны для работников. В других странах также предпринимаются реформы: в ОАЭ в 2022 г. был принят ФЗ № 33/2021 о модернизации трудовых отношений в частном секторе, направленный на улучшение условий для работников строительной отрасли. Однако Международная конфедерация профсоюзов (МКП/ITUC) указывает на сохраняющиеся нарушения прав трудящихся: массовые депортации мигрантов без юридической помощи, задержки выплат зарплаты и ограничения на профсоюзную деятельность, что показывает несоответствие новых норм стандартам МОТ. Эти примеры иллюстрируют противоречие между национальными реформами и международными требованиями, подчёркивая необходимость дальнейшего сближения.

Понятие международного трудового права и методология. Сам термин «международное трудовое право» не имеет единого толкования и зависит от правовых традиций. Как отмечают Бугров и Туаев (Бугров, 2007; Туаев, 2016), это указывает на сложность явления и необходимость выработки общих принципов с учётом национальных особенностей. Международное трудовое право рассматривается как самостоятельная отрасль, изучающая взаимодействие национальных систем с международными нормами. Киселев подчёркивает его значение как учебной дисциплины (Киселев, 1999), позволяющей понять механизмы интеграции национального законодательства с международными стандартами и выработать практические решения для защиты прав работников в трансграничных проектах. Томашевский дополнительно указывает (Томашевский, 2010), что международное трудовое право включает не только конвенции МОТ, но и вопросы коллизионного права, возникающие при реализации трудовых отношений между разными системами. В частности, современные международные проекты требуют учёта как публично-правовых норм, так и частно-правовых механизмов для разрешения конфликтов. Таким образом, международное трудовое право выступает не только теоретической областью, но и практическим инструментом гармонизации законодательства и разрешения коллизий.

Дискриминация и защита социальных прав работников. В центре внимания международных стандартов находится недопущение дискриминации. Конвенция МОТ № 111 запрещает устанавливать различия в оплате труда или условиях работы по признаку расы, пола, религии и другим статусам. В многонациональных строительных проектах важно обеспечить равные права мигрантов, женщин, инвалидов и других уязвимых групп. Как подчёркивают Агатов, Алёшина и Косовская (Агатов, 2023; Алёшина и Косовская, 2014), недопустимость дискриминации в трудовой сфере – фундаментальная норма, которая должна быть защищена на всех уровнях. В исследованиях указывается, что мигранты в строительстве сталкиваются с неформальностью работы, цепочками субподрядов, вымогательством зарплаты и привязкой к работодателю (жилью, визовому статусу). Это подчёркивает необходимость международного сотрудничества для защиты их прав: предлагается создание многосторонних соглашений, расширение прав мигрантов на коллективные переговоры и усиление ответственности генеральных подрядчиков за цепочки субподрядчиков. Таким образом, международные нормы о недискриминации и социальной защите служат базой для равноправных условий в глобальных проектах.

Контрактные стандарты и роль МФИК. Международная федерация инженеров-консультантов (МФИК, FIDIC) разрабатывает типовые условия строительных контрактов, включающие социально-правовые положения. Шаблоны МФИК предусматривают, что подрядчики могут пересматривать условия контрактов при изменении законодательства или возникновении непредвиденных обстоятельств (форс-мажор). Такая гибкость позволяет адаптировать соглашения к меняющейся правовой среде и снижать риски для трудящихся. Конкретно, пересмотр условий контрактов при изменении нормативов страхует рабочих от внезапных изменений: это важный механизм в условиях кризисов, пандемий или экономических потрясений. Использование стандартов МФИК подчёркивает важность соблюдения международных норм социального обеспечения и объединяет требования различных правовых систем, что особенно важно для многонациональных проектов.

Перспективы гармонизации. Проанализированные исследования указывают на противоречивость унификации трудовых правил. С одной стороны, конвенции МОТ и стандарты МФИК способствуют сближению условий труда: они задают общую планку социальной защиты работников транснациональных проектов. С другой – юридическое и культурное разнообразие стран препятствует полному устранению коллизий. Попытки создать универсальную систему регулирования часто сталкиваются с ограничениями, вызванными разными традициями и экономическими условиями. В связи с этим предлагается применять гибкие подходы: например, пересматривать некоторые формулировки конвенций МОТ (например, по дискриминации) с учётом национальных особенностей для повышения их эффективности и приемлемости. Ключевая задача международного трудового права – признание правового и культурного многообразия при сохранении базовых принципов защиты работников.

Заключение. Международное трудовое право и международное правовое сотрудничество в области социального обеспечения выполняют роль связующего звена между разрозненными национальными нормами в строительной отрасли. Несмотря на значительные трудности, развитие адаптивных механизмов на основе принципов МОТ и стандартов МФИК позволит повысить защиту работников. Только при сочетании глобальных стандартов с учётом особенностей каждой страны можно достичь гармонизации условий труда и укрепления социальных гарантий в международных проектах.

Урегулирование споров в строительных контрактах, касающихся инфраструктурных проектов в полярных регионах, становится все более важным вопросом в свете международно-правовых вызовов, связанных не только с территориальными аспектами, но и с трудовыми отношениями и социальным обеспечением рабочих, занятых в экстремальных условиях. Полярные регионы, такие как Арктика и Антарктика, охватывают обширные пространства, правовой статус которых определяется сочетанием договорного права, обычая и решений международных органов. Разнообразие правовых режимов требует учета как государственных территорий, так и международных пространств с их специальными режимами. В условиях сурового климата ключевое значение приобретают охрана труда, социальное страхование и превентивные меры безопасности, что предполагает координацию между государствами, организациями и частными субъектами в рамках международного строительного контрактного права (МСКП).

Дефицит специальных международных соглашений, обеспечивающих комплексную защиту рабочих в экстремальных полярных условиях, усиливает значение договорно-процедурных средств МСКП. В последние десятилетия рост хозяйственной активности, связанной с добычей ресурсов и развитием транспортной инфраструктуры, обнажил необходимость в гибких, но правоустойчивых механизмах разрешения споров и распределения рисков, способных учитывать территориальные, экологические и социальные особенности Арктики и Антарктики. Полярное право выделилось в самостоятельную дисциплину, анализирующую взаимодействие глобальных, региональных и национальных режимов с акцентом на права коренных народов и нарастание роли частного права в регулировании сложных проектных связей (Танака, Джонстоун, Ульфбек, 2023).

Растущее внимание к полярным регионам проявляется не только со стороны арктических прибрежных государств, но и со стороны неарктических стран. Индия, приняв в марте 2022 года Арктическую политику, усилила институционализированное присутствие в арктическом дискурсе через участие в международных форумах и научных программах, подкрепляя научные и инфраструктурные инициативы внешнеполитическими и экономическими интересами. В аналитике выделяются речевое, структурное, институциональное и моральное измерения влияния международного дискурса на арктическую повестку Индии: дипломатические заявления и участие в Арктическом совете; наращивание внутренних исследовательских и ледокольных возможностей; соприсутствие в организациях и нормотворчестве; этическая повестка прав коренных народов и защиты окружающей среды (Хуа, 2023). С учетом высокой численности населения и конкурентоспособных затрат на труд Индия объективно ориентируется на участие в инфраструктурных проектах в условиях Севера, что требует внимания к процессуальным предохранителям строительных контрактов и к режимам разрешения споров.

Правовые рамки полярных регионов базируются на сочетании договорного права, обычая и универсальных принципов. Конвенция ООН по морскому праву (КООНМП) задает ключевые алгоритмы разграничения шельфа и исключительных экономических зон, а также предоставляет международные механизмы разрешения морских споров, включая специализированный трибунал и арбитражные процедуры, обеспечивающие мирное урегулирование конфликтов и предсказуемость статуса морских пространств (Churchill, Lowe, & Sander, 2022). Для инфраструктурных проектов в Арктике это означает потребность в согласовании мореправовых режимов с экологическими требованиями и контрактными обязанностями участников строительства.

В правопорядке ООН фундаментальное значение имеют принципы территориальной целостности, суверенного равенства и мирного разрешения споров. Они закреплены в Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами, где подчеркивается недопустимость угрозы или применения силы и необходимость уважения политической независимости и целостности государств. Эти принципы выступают не только внешними границами допустимого поведения, но и рамкой правомерности проектных решений в полярных регионах, где пересечение интересов нескольких государств нередко сопровождается спором о делимитации или юрисдикции (Старушенко, 1978).

Участие Индии в арктическом дискурсе дополняется практическими инициативами в энергетике и судоходстве, включая диалог с прибрежными государствами и развитие ледокольного потенциала, что отражено в исследованиях, акцентирующих политико-правовую и промысловую целесообразность такого курса (Kumari, 2015; Jawahar, 2020). При этом санкционные ограничения в отношении отдельных арктических проектов демонстрируют чувствительность трансграничных инфраструктур к геоэкономическим рискам и указывают на потребность в договорных стабилизационных инструментах МСКП, которые учитывают вторичные санкции, форс-мажор и изменение экономической конъюнктуры.

МСКП выполняет четыре функциональные роли: распределение рисков, разрешение споров, правовую координацию и управление изменениями. Во-первых, матрица рисков в полярных проектах требует точной аллокации температуры, льдистости, логистической изолированности, экологических ограничений и трудовых гарантий между заказчиком и подрядчиком с учетом страховых оговорок и ответственности за задержки. Во-вторых, механизм разрешения споров должен сочетать многоступенчатые процедуры и оперативность: допретензионное урегулирование, экспертные заключения и третейские процедуры, адаптированные к специфике Севера. В-третьих, координация правовых режимов предполагает согласование мореправовых, экологических, трудовых и инвестиционных требований через единое контрактное администрирование. В-четвертых, управление изменениями предусматривает предсказуемые модели вариаций, компенсаций и корректировку сроков вследствие сезонной доступности, погодных окон и ограничений поставок (Танака, Джонстоун, Ульфбек, 2023; Patricia et al., 2009).

КООНМП, обеспечивая основу делимитации шельфа и ИЭЗ, влияет и на локализацию инфраструктурных объектов, на параметры судовых логистических цепочек и на оценку воздействия на окружающую среду, в том числе для объектов добычи и сжижения газа. Нарастающие арктические проекты — иллюстрация комплексности контрактных решений, где экология и мореправовой статус тесно переплетены (Churchill, Lowe, & Sander, 2022). Для Российской Федерации и ее партнеров особое значение имеют вопросы статуса Северного морского пути, а также координация проектной деятельности с международными обязательствами в сфере защиты морской среды.

Ключевыми остаются гарантии трудовых прав и социального обеспечения работников. В условиях низких температур, полярной ночи, транспортной разобщенности и ограниченной доступности медицинской помощи в контракте должны быть закреплены повышенные стандарты охраны труда, медицинского страхования, компенсаций и ротации смен, а также специальные регламенты для временных поселений и вахтовых городков. Эти элементы составляют предмет договорной детализации и одновременно — сегмент трансграничного социального регулирования, что укладывается в общую тенденцию усиления социальной компоненты в международных экономических проектах (Rajan, 2017).

В контексте мировой политики структурный реализм подчеркивает, что международная система остается анархичной; государства обеспечивают безопасность и защищают территорию преимущественно собственными усилиями, особенно в регионах конкуренции за ресурсы и транспортные коридоры. Это требует соразмерности проектных решений геополитическим ограничениям и укрепляет аргументацию в пользу предсказуемых, юридически устойчивых процедур МСКП для нейтрализации политических рисков (Waltz, 2000).

С учетом включенности неарктических государств в арктическое управление целесообразно уточнить институциональные параметры участия наблюдателей и рамки предметной компетенции консультативных площадок. Концептуально уместен акцент на приоритете суверенных прав прибрежных государств при одновременном сохранении открытости для научного и технологического сотрудничества; при этом регламентация участия внешних акторов может быть привязана к признанию ими национальных юрисдикций в сфере хозяйственной деятельности на арктических территориях.

Для проектного управления полезно типизировать пять моделей споров с участием неарктических государств: коммерческие разногласия инвестора и государства, включая санкционные риски и перераспределение долей; разногласия по режиму транспортных коридоров и применению морского права; конфликты доступа к научной инфраструктуре; претензии, связанные со строительством портов, дорог и иной арктической инфраструктуры; споры, возникающие при добыче полезных ископаемых и защите прав коренных народов. Эти модели указывают на потребность модульной архитектуры МСКП, сочетающей арбитражные оговорки, многоуровневую экспертизу и адаптивные стабилизационные положения.

Суммарный результат указывает на необходимость укрепления международного взаимодействия и разработку специализированных регламентов для полярных проектов, включающих охрану окружающей среды, защиту прав коренных народов и расширенные трудовые гарантии. Приоритизация договорных механизмов МСКП, подкрепленная мореправовыми, экологическими и социальными нормами, позволяет снизить транзакционные издержки и увеличить устойчивость проектов в сложной политико-правовой среде (Patricia et al., 2009; Churchill, Lowe, & Sander, 2022; Танака, Джонстоун, Ульфбек, 2023).

Традиционное международное морское право (ООН Конвенция по морскому праву 1982 г., UNCLOS) разграничивает последовательные морские зоны прибрежного государства – внутренние воды, территориальное море (до 12 морских миль), прилежащую зону, исключительную экономическую зону (ИЭЗ, до 200 миль) и континентальный шельф. В территориальном море государство обладает суверенитетом, а в ИЭЗ и на шельфе – исключительно́ми правами на разведку и разработку живых и неживых ресурсов (рыбы, нефть, газ, минеральные отложения и др.) под своим управлением. Так, например, NOAA отмечает, что в ИЭЗ прибрежное государство имеет «суверенные права для разведки, разработки, сохранения и управления природными ресурсами, как живыми, так и неживыми, морского дна и недр» (включая «производство энергии из воды, течений и ветра»). Континентальный шельф определяется как подводное продолжение материка, и международное право подтверждает за каждым прибрежным государством право изучать и эксплуатировать ресурсы шельфа в соответствии с Конвенцией (ст. 77–81 UNCLOS) и обычаями, без ущерба правам других государств. Установленные нормы UNCLOS позволяют прибрежным странам возводить на ИЭЗ и шельфе искусственные острова, морские платформы и другие сооружения, контролировать их строительство и эксплуатацию. При этом искусственные острова не обладают отдельным территориальным морем и полностью подпадают под юрисдикцию государства-строителя. Особое положение уделено подводным трубопроводам: статьи 80–81 Конвенции разрешают прокладку кабелей и магистральных трубопроводов через шельф, но предоставляют прибрежному государству право требовать уведомления и при необходимости временно приостанавливать работы. Объекты портовой инфраструктуры в пределах прибрежных вод (территориального моря) регулируются национальным правом соответствующего государства.

В контексте международных строительных контрактов ключевую роль играют стандарты Международной федерации консультационных инженеров (МФИК). Например, МФИК в «Голубой книге» (контракт на дноуглубительные и рекультивационные работы, 1-е изд. 2006 г.) определяет стандартные условия для простых дноуглубительных проектов. Эти формы не предназначены для сложных морских сооружений (глубоководных платформ, ветроэнергетических установок, сложных рекультиваций и др.), требующих адаптации контрактных условий к специфике объекта. При проектировании морской инфраструктуры (подводных трубопроводов, оффшорных платформ, искусственных островов, портовых сооружений) используются типовые договоры МФИК или их гибриды с другими стандартами, а также дополнительные положения по безопасности, охране окружающей среды и ответственности. В текстах контрактов часто включают положения об исследовании морского дна, страховании рисков, гарантиях сохранности рыболовных ресурсов и учета влияния на биоразнообразие. При этом национальные регламенты (например, Россия: Морской кодекс РФ, законы «О внутренних морских водах и территориальном море», «О континентальном шельфе»; Германия: морское право и Водный кодекс; Испания: «Ley de Costas» и др.) предусматривают лицензирование таких работ и защиту прибрежных природных богатств. В области ВИЭ (оффшорные ветроустановки, приливные электростанции) государства на основании норм морского права предоставляют концессии или разрешения для установки энергетических платформ.

Разрешение споров по международным морским строительным контрактам осуществляется преимущественно в арбитраже (ICC, LCIA, ICSID и др.), поскольку они часто выходят за рамки национальной юрисдикции. Практика арбитражей показывает, что такие споры учитывают нормы UNCLOS и национального права при определении прав сторон. Например, в деле COMMISA v. Pemex-Exploración y Producción (ICC) арбитраж рассматривал контракт на строительство морских нефтяных платформ. Трибунал присудил возмещение COMMISA за односторонний отказ Pemex от контракта, но мексиканские суды впоследствии отменили это решение, посчитав действия Pemex актом публичной власти. США, напротив, поддержали принудительное исполнение арбитражного решения. Этот пример иллюстрирует столкновение частных контрактных прав и суверенных prerogative прибрежного государства и подчёркивает важность чёткой арбитражной оговорки и международных механизмов обеспечения исполнения решений. В других прецедентах (Unionmatex v. Turkmenistan, Jan de Nul v. Египет, Salini v. Марокко и др.) выявляются экономические и политические факторы давления на подрядчика. Международный арбитраж опирается как на договорные нормы МФИК, так и на международные договоры (конвенции и соглашения по эксплуатации морских ресурсов). В то же время эффективное принудительное исполнение арбитражных решений может осложняться национальным законодательством и геополитическими рисками.

В целом, современный режим морских пространств предполагает сбалансированное сочетание прав прибрежных государств и международных свобод. Инфраструктурные проекты требуют согласования стандартов МФИК с UNCLOS: к примеру, проект подводного газопровода «Северный поток» демонстрирует необходимость двусторонних и многосторонних соглашений. Одновременно ставка делается на координацию контрактных условий и регулирование окружающей среды. Так, испанский опыт при строительстве портовых сооружений и ветроэнергетики Балтии показывает стремление обеспечивать устойчивое развитие прибрежных экосистем, соблюдая «зеленые» нормы. Наконец, институт UNCLOS и практика МФИК стимулируют интеграцию национальных правил в единое правовое поле, что способствует предсказуемости инвестиций и минимизации конфликтов в трансграничном морском строительстве.

Наступает эра пассажирских квадрокоптеров, что требует нового подхода к обеспечению безопасности воздушного пространства. Инциденты со строительными конструкциями в воздухе не являются редкими. Лишь в Российской Федерации за период 1991–2013 годов зарегистрировано 66 авиационных событий из-за столкновений с линиями электропередачи. Эти происшествия унесли десятки жизней: например, в 2011 году Ту-134 при взлёте зацепил ЛЭП, и в результате аварии погибли 44 человека. Такие случаи показывают, насколько важно проанализировать существующие правила и заблаговременно выработать эффективные меры безопасности.

Международное воздушное право (основанное на Чикагской конвенции 1944 г., Монреальской конвенции 1999 г. и стандартах ИКАО) остаётся основным регулятором безопасности полётов. Одновременно развивается международное строительное право и его контрактная ветвь, основанная на типовых формах FIDIC. Однако между этими системами существует разрыв: бурный рост высотного строительства и концепций «города-аэропорта» («аэротрополисов») создаёт новые вызовы и риски для воздушной безопасности.

Существующие исследования подчёркивают этот разрыв. Так, Баталов (2020) анализирует источники международного воздушного права и подчёркивает значение стандартов ИКАО, но не затрагивает строительных норм. Кудинов и соавторы (2020) выявили пробелы в международных соглашениях РФ об авиации, а Сипош (2023) подробно исследовал ключевые авиационные конвенции. Ни одна из этих работ прямо не связывает нормы воздушного и строительного права. Цель настоящего исследования — определить, следует ли интегрировать требования по безопасности воздушного пространства в международные строительные контракты (например, стандарты FIDIC) и/или дополнительно регулировать строительные аспекты в рамках международного воздушного права, чтобы снизить риск столкновений.

Методология сочетает сравнительно-правовой анализ Чикагской и Монреальской конвенций, стандартов ИКАО и договорных норм FIDIC с трёхмерным моделированием. С помощью ГИС-программ (QGIS/ArcGIS) были созданы 3D-модели высотных строений и инфраструктуры вокруг аэропортов для симуляции их влияния на траектории полётов. Проанализированы данные ADREP ИКАО и реальные отчёты об авиационных инцидентах, чтобы установить связь между нормативными пробелами и столкновениями.

Результаты показывают, что отсутствие единых международных стандартов и разнородность национального регулирования существенно повышают опасность. Данные ADREP подтверждают: столкновения самолётов с ЛЭП и высокими зданиями часто приводят к катастрофам. Концепция «аэротрополиса», повышая экономическую активность вокруг аэропорта (см. Charles et al., 2007; Freestone & Baker, 2011), создаёт дополнительные сложности безопасности: в отсутствие согласованных правил каждая страна определяет собственные ограничения по высоте, что увеличивает риск аварий.

Исходя из анализа, предлагается ряд мер. Во-первых, включить в стандарты FIDIC специальные статьи по воздушной безопасности, обязывающие подрядчиков оценивать и минимизировать влияние строительных проектов на воздушное пространство. Во-вторых, внедрить гибридную модель правового регулирования: сочетание обязательных международных стандартов ИКАО с адаптивными национальными нормами, учитывающими инфраструктурные особенности каждой страны. В-третьих, создать глобальную автоматизированную систему мониторинга высотных объектов вокруг аэропортов (с использованием БПЛА и спутниковых данных) для своевременного обнаружения потенциальных угроз полётам.

Комплексное применение этих мер способно существенно снизить число столкновений самолётов со строительными объектами и обеспечить устойчивое развитие «аэротрополисов», сочетая интересы авиационной безопасности и инженерно-строительных проектов.

Международное космическое право традиционно направлено на регулирование космической деятельности, включая освоение и использование ресурсов небесных тел, а также предотвращение милитаризации космического пространства. В то же время международное строительное контрактное право (МСКП), являясь важной частью международного коммерческого права, предоставляет правовую основу для крупных транснациональных строительных проектов. Примерами таких проектов служат строительство Международной космической станции (МКС) и сети спутников низкоорбитальных коммуникаций. С учетом развития новых космических инициатив, таких как программа спутников Starlink компании Илона Маска и дальнейшее расширение МКС, необходимость правовой координации между этими двумя направлениями права становится все более очевидной.

Вторая половина XX века ознаменовалась значительными достижениями в освоении космоса – переходом от теоретических исследований к практической реализации – и созданием международной правовой базы для регулирования космической деятельности. В этот период государства разрабатывали соглашения, устанавливающие нормы поведения в космосе, что заложило основы международного космического права и сформировало современные правовые институты. Одним из ключевых документов стал Договор по космосу 1967 года, который закрепил принцип использования космического пространства исключительно в мирных целях и повторил положения Декларации ООН 1963 года. Однако трактовка принципа «мирного использования» вызвала юридические споры, особенно относительно размещения вооружений в космосе. Разногласия между государствами и специалистами привели к длительным дискуссиям о милитаризации космоса, усугубившимся с развитием технологий и ростом геополитической напряженности. Прекращение действия ряда соглашений по контролю над вооружениями США в 2001 и 2019 годах (и ответ России на эти шаги) подчеркнули недостаточность двусторонних режимов и необходимость более комплексного международного регулирования космической сферы.

Космическое право – одна из самых молодых и динамично развивающихся областей правовой науки, связанная с непрерывным ростом числа и сложности вызовов в космосе. Важным фактором этих изменений является увеличившаяся значимость космических технологий для экономики и общества. Примерно с 2011 года начали складываться концепции «четвертой промышленной революции», что дало старт философии «нового космоса». Это явление характеризуется значительным расширением круга участников освоения космоса и появлением новых форм предпринимательства, основанных на создании и использовании космических продуктов и услуг, при том что финансирование поступает преимущественно из частных источников. Уолтер Питерс отмечал, что «новый космос» характеризуется резким увеличением роли частных компаний и переходом к экосистеме, в которой реализация космических инициатив происходит в основном за счет частных инвестиций и венчурного капитала. Это принципиально отличает «новый космос» от предыдущих этапов коммерциализации, где доминировала роль государственных институтов. Учитывая эти изменения, «новый космос» трансформирует правовые и экономические основы, меняя подходы к регуляции и внедрению космических технологий на международном уровне.

Сегодня человечество сталкивается с глобальными вызовами – изменением климата, ростом населения, построением многополярного мира и истощением ресурсов – что усиливает противоречия между ведущими державами и заставляет искать новые источники энергии и полезных ископаемых за пределами Земли. Как подчеркивает П. Н. Ложковой, космическая деятельность стала важным элементом стабилизации мировой экономики и общественных систем в условиях этих вызовов. Расширение использования космического пространства в таких областях, как коммуникации, навигация, прогнозирование погоды и глобальная безопасность, стимулирует развитие технологий и расширяет возможности международного сотрудничества в промышленности и науке, требуя дальнейшего совершенствования системы международно-правового регулирования.

Особое внимание в контексте трансформации уделено анализу различных подходов к развитию «нового космоса» в разных государствах. Выбор Индии для анализа обусловлен её уникальной позицией на международной арене: Н. Н. Прасад отмечал, что индийская космическая программа – одна из наиболее динамичных в мире благодаря полувековым инвестициям, и в отличие от программ США, России или Китая она ориентирована на гармоничное развитие как государственного, так и частного сектора. Такой подход указывает на необходимость создания более комплексного правового регулирования, охватывающего и государственное управление космическими проектами, и деятельность частных предпринимателей.

В исследовании применялся всесторонний анализ международных правовых актов, регулирующих использование космического пространства, с акцентом на взаимодействие с международным строительным правом. В частности, особое внимание уделялось Договору по космосу 1967 года – фундаментальному документу о мирном использовании космоса – в его актуализации для современных вызовов (развития инфраструктуры, управления ресурсами, предотвращения милитаризации). Анализ включал изучение типовых строительных контрактов, используемых в крупных космических проектах (например, в строительстве МКС и глобальных систем спутниковой связи).

Результаты исследования показывают, что трансформация мировой экономики, связанная с «новым космосом», требует пересмотра стратегий космической политики и значительных юридических инноваций как на глобальном, так и на национальном уровнях. В ходе анализа выявлены ключевые проблемы правового регулирования взаимодействия государственных и частных субъектов в рамках международных строительных контрактов, связанных с космосом. Как отмечал А. А. Яник, темпы космической трансформации и её влияние на экономику опережают существующие научные представления, что подчёркивает необходимость совершенствования правовых механизмов для устойчивого развития отрасли.

Одним из ключевых направлений инноваций является использование и адаптация стандартных форм контрактов Международной федерации инженеров-консультантов (FIDIC). Типовые FIDIC-контракты играют важную роль в унификации подходов к правовому регулированию крупных международных строительных проектов, включая космические программы. Такие контракты создают юридическую основу, обеспечивающую стабильность, прозрачность и баланс интересов всех участников, что особенно важно в расширяющейся космической индустрии. Рассмотренные примеры использования этих контрактов в международных проектах по созданию орбитальной инфраструктуры и развертыванию глобальных спутниковых систем подтверждают необходимость дальнейшего совершенствования нормативных механизмов и гармонизации правовых норм в контексте новых вызовов космической отрасли.

Международное космическое право нуждается в пересмотре в условиях многополярного мира, где обостряются противоречия между крупными державами по вопросам использования космоса. Продление Договора о СНВ-III между Россией и США до 2026 года сыграло важную роль в глобальной стабильности, но приостановка Россией действия договора в 2023 году при нарастающей напряжённости показала ограниченность двусторонних соглашений. С одной стороны, США справедливо указывают, что отсутствие Китая в договоре угрожает их интересам (после развертывания китайской системы «Бэйдоу»), с другой стороны, Россия вынуждена пересматривать обязательства ввиду роста внешних угроз. Это создаёт ситуацию, когда без участия всех ключевых игроков милитаризация космоса и эскалация конфронтации становятся практически неизбежными. При этом упущен момент для единообразного регулирования строительства космической инфраструктуры: речь идёт не только о стратегически значимых системах (спутники разведки, системы удаления космического мусора и т.д.), но и о создании стандартов для гуманитарных объектов, например спасательных спутников. В этой связи FIDIC, как организация, опытно разрабатывающая стандарты для международных строительных контрактов, могла бы взять на себя инициативу по унификации норм для строительства космической инфраструктуры, учитывая её стратегическое и гуманитарное значение. Введение единых строительных норм для таких объектов повысило бы их совместимость и эффективность, особенно важно в условиях глобальных кризисов.

Политические инициативы, в том числе создание в США Космического командования, демонстрируют намерение использовать космос в военных целях. Этот рост милитаризации требует пересмотра существующих норм, чтобы предотвратить конфликты и ограничить размещение оружия на орбите. Существующие договоры, такие как Договор 1967 года, провозглашают мирное использование космоса, но содержат размытые формулировки, что позволяет разным государствам толковать их по-своему. Это подчёркивает необходимость разработки новых правовых механизмов для обеспечения мирного использования космоса и предотвращения угроз международной безопасности.

Современные космические проекты – строительство и обслуживание МКС, развертывание сетей спутников (включая Starlink) – демонстрируют потребность в комплексном правовом регулировании при расширении освоения космоса. Для них требуются не только техническая координация, но и юридические механизмы, гармонизирующие международное космическое право с нормами строительного законодательства. Среди ключевых вопросов, требующих регулирования, выделяются ответственность за ущерб космическим объектам, правовой статус инфраструктуры на орбите и правила использования космических ресурсов.

С момента учреждения в 1958 году Комитета ООН по использованию космоса в мирных целях (COPUOS) международное сообщество работало над координацией действий государств в этой сфере. В многочисленных резолюциях ООН зафиксированы ключевые принципы – равноправный доступ к космосу и его мирное освоение. Эти принципы, вписанные в международное право, нацелены на предупреждение конфликтов военного характера в космосе.

С 2015 года ряд государств, включая США и Люксембург, приняли национальные законы, регулирующие деятельность частных компаний по добыче космических ресурсов. Эти акты дают правовую основу для разработки полезных ископаемых на планетах и астероидах и признают право частных лиц на извлечённые материалы. Так, в США Закон о конкурентоспособности коммерческих запусков 2015 г. расширил участие частного сектора в космических программах и установил гарантии для коммерческой эксплуатации космических ресурсов. Это создало прецедент и породило международные дискуссии о правомерности присвоения ресурсов космоса и необходимости чёткого международного регулирования данной области.

Законодательные инициативы в космической экономике создают важные прецеденты, влияющие на развитие международного права. Результаты исследования показывают, что рост частной активности требует пересмотра международных норм для более прозрачного регулирования взаимодействия частных субъектов и государств. В. Л. Толстых подчёркивает необходимость реформирования космического законодательства в ответ на новые вызовы. И. А. Хаванова отмечает, что подобные законы фактически обходят международный запрет на присвоение ресурсов космоса, открывая путь к экономико-правовой экспансии. Она анализирует национальные подходы, позволяющие частным компаниям добывать и присваивать ресурсы небесных тел, что вызывает активный международный спор о легитимности таких действий.

Одновременно сложность строительства внеземных инфраструктур – лунных баз или марсианских поселений – требует тщательной подготовки не только технической, но и правовой. Необходимость координации между космическим и строительным правом, в частности через применение типовых контрактов FIDIC, становится очевидной. Адаптация этих норм к специфике космической среды важна для международного сотрудничества и предотвращения милитаризации космических объектов. Л. П. Ложковой подчёркивает, что космические ресурсы играют значимую роль в устойчивом международном взаимодействии и могут способствовать развитию глобальной системы.

Кроме того, активное участие государств в технологических инновациях по добыче ресурсов создает долгосрочные предпосылки для международной безопасности и сотрудничества. Эти факторы подчёркивают значимость координации и правового регулирования на глобальном уровне. Дискуссии о правомерности присвоения космических ресурсов начались ещё в конце 1950-х годов и нашли отражение в Договоре 1967 года. Е. Брукс в 1966 году отметил, что хотя резолюции ООН запрещают национальное присвоение, они не устанавливают чётких механизмов регулирования освоения отдельных участков небесных тел. Современная практика демонстрирует необходимость усовершенствовать подходы к новому вызову – доступу частных компаний к ресурсам: анализ «первичных прав» на космические территории указывает на пробелы в международных нормах.

В своих исследованиях Г. Г. Шинкарецкая акцентирует, что традиционное международное космическое право – институт публичного права – не отвечает современным реалиям участия частных акторов. Она указывает, что с начала 1980-х годы в этой сфере практически не принимаются универсальные договоры, создавая правовой вакуум. Вследствие этого национальные законодательства и частные соглашения играют возрастающую роль: частные субъекты создают новые нормы через гражданские договора, которые не всегда охватываются международным правом. Шинкарецкая делает вывод, что такая ситуация ведёт к возникновению неформальных унифицированных норм (через согласование) и требует согласованных международных усилий для решения актуальных вопросов – например, разграничения воздушного и космического пространств и закрепления концепции «государства запуска».

Настоящее исследование сосредоточено на динамике взаимодействия частных и государственных акторов в освоении космоса и на возникающих правовых проблемах от роста коммерциализации. В отличие от Шинкарецкой, наши результаты показывают необходимость обновления международных норм с целью их адаптации к новым реалиям, вызванным активным участием бизнеса в космических проектах. В частности, мы подчёркиваем важность разработки механизмов, гарантирующих справедливое распределение ресурсов и снижающих вероятность конфликтов. Итоги исследования подчёркивают важность обновления законодательства для предотвращения милитаризации космических инфраструктур и создания устойчивой правовой основы, гармонизирующей международные и национальные нормы для развития космической отрасли.

Современное космическое право сталкивается с задачей регулирования использования космических ресурсов. Одним из ключевых документов в этой области является Лунная конвенция 1979 года, содержащая строгие ограничения на коммерческую эксплуатацию ресурсов небесных тел. Особое внимание уделяется тому, что Договор запрещает экономическую деятельность, связанную с добычей и присвоением ресурсов небесных тел, запрещая их коммерческое использование. Этот режим призван ограничить приватизацию космических ресурсов и сохранить их для всеобщего блага. Однако основная проблема конвенции – отсутствие подписания её ведущими космическими державами (РФ, США, КНР). В результате существует правовая неопределённость относительно будущего использования этих ресурсов.

Примеры национальных законодательных инициатив (такие как шаги Люксембурга) демонстрируют стремление упорядочить сферу коммерческого использования ресурсов космоса. В то же время растущая конкуренция между США, Россией и Китаем усиливает военный аспект программ в космосе. В 2018 году президент США Дональд Трамп подписал указ о создании Космического командования США, курирующего военные операции в космосе, что подчёркивает стратегическую значимость космоса для национальных интересов. В этом контексте А. В. Иглин подчёркивает необходимость разработки новых правовых механизмов для контроля над милитаризацией космоса и поддержания его мирного статуса.

Россия также активно развивает свои космические силы, подчёркивая значение международного сотрудничества в космической сфере. Однако, как отмечает Г. Г. Шинкарецкая, расширение военных космических программ требует согласованных усилий сообщества для предотвращения превращения космоса в зону боевых действий.

Результаты проведённого исследования демонстрируют, что интеграция международного космического права и международного строительного контрактного права является необходимым условием для обеспечения устойчивого и мирного освоения космического пространства в условиях растущей коммерциализации. Анализ показал, что существующие международные нормы (в частности, Договор 1967 года) требуют адаптации для эффективного регулирования коммерческой эксплуатации космических ресурсов и предотвращения милитаризации космических инфраструктур. Применение типовых FIDIC-контрактов доказало свою значимость в унификации правовых подходов к крупным транснациональным строительным проектам в космической сфере.

Выводы исследования подчёркивают необходимость обновления международного космического права через создание детализированных правил для коммерческой эксплуатации ресурсов космоса, что устранит правовые вакуумы и обеспечит справедливое распределение ресурсов. Кроме того, требуется интеграция стандартов FIDIC в проекты космической инфраструктуры, что обеспечит согласованность законодательства и предотвратит конфликты между государственными и частными участниками космической деятельности. Эти меры будут способствовать гармонизации международного и национального права, поддержанию международного сотрудничества и предотвращению милитаризации космоса.

В условиях многополярного мира, где несколько стран играют значительную роль в космосе, национальные интересы – в частности, российские – становятся ключевыми при формировании международных норм. Россия, как ведущая космическая держава, стремится обеспечить свою стратегическую безопасность и экономические интересы в космосе, что требует согласованных международных усилий по совершенствованию правовых механизмов регулирования. Учитывая глобальные изменения и усиление конкуренции, создание согласованных международных правил станет фундаментом стабильного и безопасного освоения космоса всеми государствами.

Достижение долгосрочной безопасности в космической сфере требует совместного международного усилия по совершенствованию норм и механизмов регулирования. Это позволит не только эффективно решать текущие правовые проблемы, но и создавать прочную основу для будущих космических инициатив, способствуя миру и процветанию человечества в космосе.

Международное экономическое право включает множество норм, регулирующих глобальные экономические связи, такие как торговля, инвестиции и взаимодействие между странами в различных секторах экономики. Важным компонентом международного экономического права является международное строительное контрактное право (МСКП) – совокупность правовых норм и институтов, регулирующих отношения и обязательства сторон в трансграничных строительных проектах. МСКП требует особого правового регулирования из-за сложности таких проектов и необходимости учета интересов разных государств и частных субъектов. Международно-правовое сотрудничество в этой сфере способствует разработке единых стандартов и норм, которые упрощают взаимодействие сторон и защищают их права в строительных контрактах. Важную роль в этом процессе играет унификация договорных форм через типовые контракты. Лукас Кли, например, подчеркивает центральную роль правовой унификации посредством стандартных форм договоров, разработанных Международной федерацией инженеров-консультантов (МФИК).

Стремление к унификации посредством форм МФИК обусловлено необходимостью создания единообразной правовой базы, способствующей упорядочению договорных отношений участников международных строительных проектов. Применение стандартных форм контрактов МФИК позволяет снизить правовые и финансовые риски, возникающие при реализации таких проектов, обеспечивая большую предсказуемость правовых последствий и эффективное распределение ответственности между участниками. Это упрощает управление проектами и способствует соблюдению международных норм и стандартов в строительной отрасли.

Данное исследование акцентирует внимание на анализе роли международно-правовых механизмов в унификации и регулировании трансграничных строительных контрактов. В его основе лежат методы сравнительного правоведения и правового анализа, включая анализ международных документов и типовых контрактов МФИК, а также общего транснационального регулирования. Особое внимание уделено взаимодействию национальных и международных норм, что позволяет глубже оценить роль транснациональных корпораций в международном строительном контрактном праве. Использование нормативных актов, доктринальных источников и примеров конкретных проектов позволило сформулировать выводы и рекомендации по унификации правовых норм и обеспечению экономической безопасности.

Типовые формы МФИК играют ключевую роль в гармонизации международных контрактных норм. Создание и использование единых моделей контрактов обеспечивает стандартизацию правовых рамок и способствует снижению неопределенности для сторон. Благодаря унифицированным формам контрактов участники проектов получают гарантии относительно распределения рисков и обязанностей, что особенно важно в условиях сложных трансграничных проектов. Это позволяет более эффективно управлять проектами и поддерживать доверие между сторонами, влияя на повышенную предсказуемость и стабильность правовых последствий в строительной сфере.

Транснациональные корпорации (ТНК) являются одной из движущих сил глобализации мировой экономики. Они значительно влияют на развитие международного экономического права и правовое сотрудничество в различных секторах, включая строительное контрактное право. ТНК активно участвуют в реализации крупных трансграничных строительных проектов, что требует особого правового регулирования и гармонизации норм между различными юрисдикциями. По данным ЮНКТАД, число ТНК в мире выросло с нескольких сотен в середине XX века до десятков тысяч к концу века, что отражает их возрастающее значение в глобальной экономике.

Большинство ТНК базируется в развитых странах, однако они активно расширяют свою деятельность в развивающихся регионах (около 65 % компаний имеют филиалы в развивающихся странах). Этот глобальный характер деятельности подчёркивает необходимость унифицированного международно-правового регулирования. Одной из ключевых причин роста ТНК является ограниченность внутренних рынков и потребность выхода на международную арену для расширения производства. В условиях глобальной конкуренции и антимонопольного регулирования ТНК стремятся использовать свои преимущества на зарубежных рынках, что требует создания единых правовых механизмов в сфере международных строительных контрактов. Это обеспечивает защиту интересов участников проектов и гармонизацию нормативных актов, способствуя экономическому развитию и укреплению международного сотрудничества.

Влияние ТНК ослабляет традиционную роль государства как центрального регулятора, превращая корпорации в ключевых субъектов на мировой политической и экономической арене. Каждое государство, входя в международные экономические отношения, стремится отстаивать свои национальные интересы, что в условиях ограниченности ресурсов неизбежно приводит к конкуренции между государствами и коммерческими акторами. В сфере международного строительства эта конкуренция может вызывать споры, требующие эффективных механизмов разрешения конфликтов и правового сотрудничества. В. Б. Мантусов указывает, что конкуренция между государственными и негосударственными субъектами требует надёжных механизмов международного экономического права для обеспечения стабильности и взаимовыгодного сотрудничества.

В многостороннем регулировании деятельности ТНК центральную роль играют международные правовые нормы, закреплённые в ряде ключевых документов. Так, «Хартия экономических прав и обязанностей государств» 1974 года первой поставила вопрос о необходимости особых норм для ТНК, подчёркивая ключевую роль государств в установлении и обеспечении правовых рамок для корпораций. Статья 2 Хартии закрепляет суверенное право каждого государства самостоятельно регулировать и контролировать иностранные инвестиции в пределах своей юрисдикции. Это позволяет государствам устанавливать собственные правила для иностранных инвесторов с учётом национальных приоритетов – будь то стимулирование роста, защита внутренних рынков или обеспечение устойчивого развития. Одновременно Хартия предоставляет правительствам полномочия регулировать деятельность ТНК на своей территории, требуя от корпораций соответствия национальной экономической и социальной политике принимающего государства. Таким образом обеспечивается баланс между привлечением инвестиций и защитой суверенных интересов.

Хартия также предписывает, чтобы деятельность ТНК не угрожала политической стабильности и социальному устройству принимающих стран. Это требование особенно актуально для развивающихся государств, где корпорации могут иметь существенное влияние на внутренние процессы. Государства обязаны разрабатывать механизмы, препятствующие нежелательному вмешательству ТНК во внутренние дела, и находить баланс между притоком инвестиций и защитой национальных интересов. В конечном итоге, регулирование ТНК, предусмотренное Хартией, направлено на обеспечение внутренней стабильности и содействие развитию национальной экономики при соблюдении международных обязательств.

Однако влияние Хартии 1974 года на международное регулирование ТНК ослабло из-за негативной реакции ряда государств. США, например, выступили против строгих положений Хартии, видя в них угрозу свободной торговле и интересам американских компаний. В 1980-е гг. это привело к пересмотру подходов к корпорациям и появлению новой концепции – «международной экономической безопасности». В 1987 году Генассамблея ООН обсуждала идею международной экономической безопасности, частично перекликающуюся с Хартией, однако без введения обязательной системы экономических прав и обязанностей. Отметим, что С. Л. Натапов указывает: международные документы рекомендательного характера, такие как «Нормы об обязанностях ТНК и других экономических субъектов в сфере прав человека», играют важную роль в выработке стандартов поведения для корпораций, однако их эффективность зависит от уровня реализации на национальном уровне.

Пересмотр Хартии в 1992 году фактически снизил её обязательный характер и расширил свободу действий ТНК на международной арене. Это изменение затронуло практику международного строительного права, где всё более важную роль стала играть корпоративная социальная ответственность (КСО). КСО рассматривается корпорациями не только как моральный императив, но и как стратегический инструмент управления рисками, нацеленный на устойчивое развитие и соблюдение международных норм. По мнению Карандеева и Слинько, активная социальная политика бизнеса укрепляет отношения между бизнесом и местными сообществами, способствуя устойчивому социально-экономическому развитию регионов. Таким образом, КСО стала одним из важных механизмов компенсации ослабления наднационального регулирования, направленным на поддержание доверия и устойчивого развития.

На национальном уровне законодательство о прямых иностранных инвестициях остаётся ключевым инструментом управления деятельностью ТНК в сфере строительства. Участие ТНК в трансграничных проектах критично для развития инфраструктуры и роста принимающих стран. Нередко новые компании сразу становятся транснациональными, сразу участвуя в международных проектах. Мотивы ТНК инвестировать в строительный сектор можно классифицировать следующим образом: расширение внешних рынков для сбыта услуг и технологий, оптимизация производства через внедрение инноваций, доступ к ресурсам принимающей страны (сырьевые материалы, трудовые ресурсы) и приобретение новых активов (интеллектуальной собственности, оборудования). Все эти факторы стимулируют технологическое развитие и укрепляют конкурентные позиции компаний.

Деятельность ТНК претерпевает изменения в контексте стратегии догоняющего развития, применяемой многими странами. По словам Ф. С. Губайдуллиной (2023), привлечение ПИИ стало ключевым элементом сокращения отставания от мировых лидеров. Государства модернизируют экономики за счёт заимствования технологий и управленческих практик, активно привлекая ТНК для реализации крупных инфраструктурных проектов. Практика показывает, что инвестиции ТНК принимают форму как слияний и поглощений, так и «зеленых» инвестиций (создание предприятий с нуля). Объёмы ПИИ в строительстве продолжают расти, существенно влияя на мировую инфраструктуру. Губайдуллина отмечает, что успешное привлечение ПИИ способствует наращиванию производственных мощностей и конкурентоспособности принимающих стран, однако требует создания благоприятных институциональных условий, включая налоговые льготы и специальные экономические зоны. Так, страны Юго-Восточной Азии, такие как Сингапур и Южная Корея, добились значительного прогресса за счёт активного привлечения иностранных инвестиций, что способствовало развитию высокотехнологичных отраслей и интеграции в мировую экономику. В целом инвестиционная активность ТНК остается мощным драйвером экономического роста и модернизации, но одновременно требует тщательного регулирования с учётом национальных условий.

Понятие экономической безопасности является одной из ключевых категорий современного международного экономического права и сотрудничества. В условиях глобальной конкуренции и политической нестабильности обеспечение экономической безопасности становится важным фактором стабильности и успешной реализации крупных проектов. Экономическая безопасность представляет собой синтетическую категорию, лежащую на пересечении экономики и политологии, связанной с такими понятиями, как экономическая независимость, устойчивость и адаптивность. По определению Крутикова и соавторов, она базируется на способности государства и его экономики противостоять внешним и внутренним угрозам, минимизируя их влияние и обеспечивая стабильность и развитие.

В контексте МСКП экономическая безопасность реализуется через управление рисками политического, финансового и институционального характера, способными повлиять на реализацию проектов. Ключевым элементом этой концепции является стабильность экономики, достигаемая посредством структурных реформ, поддержки инноваций и создания благоприятных условий для привлечения инвестиций, включая иностранные . В условиях многополярного мира значительную часть угроз имеют транснациональный характер, что требует комплексных стратегий безопасности. Это особенно важно для международных строительных проектов, зависимых от внешних инвестиций и партнёрств. В таких условиях экономическая безопасность направлена на защиту ключевых экономических интересов, обеспечение устойчивого развития и минимизацию зависимости от иностранного влияния. Её важная составляющая – связь с устойчивым развитием: долгосрочный экономический рост, создание рабочих мест, развитие инфраструктуры и повышение уровня жизни обеспечивают стабильность. Особенно актуально это для долгосрочных строительных инвестиций, которые требуют поддержки государства, включая меры по предотвращению экономических и социальных рисков.

Понятие безопасности – и в частности экономической – занимает центральное место в международном праве и сотрудничестве, в том числе в МСКП. Оно включает защиту жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз. В многополярном мире задачей экономической безопасности является обеспечение прав и социальной защиты граждан разных стран в рамках национальных конституций и международных норм. Устойчивость экономической системы, особенно в строительной отрасли, является показателем надёжности международных контрактных связей и способности адаптироваться к кризисам и нестабильности.

Разработка концепции экономической безопасности в строительном праве предполагает анализ её теоретических основ в контексте международного экономического права, выявление взаимосвязи между глобальными процессами и региональными особенностями. Обобщение феномена позволяет выделить ключевые риски и механизмы их управления, что служит базой для обеспечения устойчивости контрактных отношений. Так, Т. Ю. Феофилова предлагает подход, связывающий экономическую безопасность регионов с теориями региональной экономики, и выделяет уровни и показатели безопасности. Этот подход учитывает специфику региональной экономики и международных процессов, что важно для строительного права. Феофилова подчёркивает важность детального управления рисками: выделение факторов-источников рисков и механизмов их нейтрализации способствует защитной адаптации экономики региона. Для международных проектов это означает создание механизмов, минимизирующих внешние угрозы и обеспечивающих долговременную устойчивость контрактов. Такой подход особенно актуален, поскольку многополярный мир предъявляет новые вызовы к управлению экономическими рисками и поддержанию стабильных экономических связей.

Международная экономическая безопасность определяется не только общей стабильностью международных связей, но и правовыми механизмами, регулирующими мировую экономическую деятельность. В МСКП это проявляется в необходимости правового обеспечения защиты интересов всех участников проектов с учётом ресурсного потенциала и особенностей территорий. Обеспечение стабильности региональной экономики и защита её от внешних воздействий достигаются через международное сотрудничество и гармонизацию правовых норм, что способствует установлению устойчивых экономических связей и снижению риска негативного влияния извне.

Национальная экономическая безопасность включает множество компонентов – от демографической и информационной безопасности до социального обеспечения и обороны. Её эффективность во многом зависит от применения норм международного права. А. А. Рычагова отмечает, что глобализация порождает новые вызовы и угрозы экономической безопасности, затрагивая экономических субъектов всех уровней. Она заключает, что влияние глобальных факторов требует стратегического подхода к обеспечению экономической стабильности и защиты от внешних негативных воздействий. Это особенно важно для устойчивости международных экономических операций, включая строительные проекты. Многоуровневое взаимодействие международных и национальных норм в сфере экономической безопасности создаёт благоприятную и безопасную среду для реализации строительных контрактов, что в свою очередь обеспечивает долгосрочную стабильность и развитие регионов.

Подходы к экономической безопасности различаются в зависимости от национальных традиций и правовых систем. Например, западные концепции, включая американскую, делают упор на суверенитет в экономических решениях и высокий уровень жизни населения, что отражается в жёстких условиях и защите интересов национальных субъектов в международных договоренностях. К. С. Алпысбаев подчёркивает важность политики экономической безопасности в корпоративном управлении: исследования в Казахстане показывают, что эффективное управление рисками и стратегическое развитие корпораций способствуют защите их экономических интересов на международном уровне.

В российской практике экономическая безопасность обычно рассматривается через призму устойчивого социально-экономического развития и защиты национальных интересов. Это влияет на законодательство, касающееся международного строительного права, и на условия участия российских компаний в глобальных проектах. Российский подход делает акцент на поддержании стабильности в условиях внутренней и внешней турбулентности, что сказывается на методах управления рисками и защите интересов государства и бизнеса. А. А. Ремезков формулирует экономическую безопасность как состояние производительных сил экономики, обеспечивающее защиту национальных интересов и конкурентоспособность страны. Несмотря на давность определения, оно остаётся актуальным в современных условиях международного экономического права. В многополярном мире роль экономической безопасности возрастает, а в сфере международного строительного права её обеспечение требует создания эффективных правовых механизмов, направленных на защиту участников проектов с учётом ресурсов и особенностей каждой территории.

Проведённый анализ подчёркивает значимость международного строительного контрактного права в контексте международного экономического права, с акцентом на унификацию правовых механизмов и укрепление международного сотрудничества. Особое внимание было уделено выбору применимого права, регулированию трансграничных строительных проектов и роли транснациональных корпораций. Результаты анализа подтверждают, что унифицированные форматы контрактов МФИК существенно снижают правовые и финансовые риски, повышая предсказуемость правовых последствий и способствуя гармонизации норм в международной среде.

Исследование выявило необходимость дальнейшей унификации правовых норм в области транснационального строительства. Использование типовых контрактов МФИК демонстрирует значительное влияние на снижение рисков и упрощение взаимодействия между сторонами проектов, подчёркивая потребность в развитии и адаптации международных стандартов в условиях многополярного мира. Транснациональные корпорации, как активные участники международных проектов, требуют эффективного правового регулирования и согласования национальных и международных норм.

Особое внимание в рекомендациях уделено вызовам регулирования деятельности ТНК в эпоху многополярности и роста числа трансграничных проектов. Усиление международного правового контроля и обеспечение соблюдения стандартов МФИК являются критически важными для защиты национальных интересов и гармонизации норм. Это предполагает международное сотрудничество, направленное на укрепление устойчивости и безопасности контрактных связей.

На основе анализа рекомендуется продолжить развитие унифицированных контрактов МФИК с учётом актуальных глобальных вызовов. Важным направлением является совершенствование международного правового контроля за деятельностью ТНК для обеспечения устойчивого развития и экономической безопасности в строительной сфере. Указанные меры позволят повысить качество взаимодействия между сторонами, защитить их права и укрепить стабильный правовой порядок в международной строительной отрасли.

В условиях укрепления многополярного мироустройства и углубления интеграционных процессов транснациональные связи приобретают системообразующее значение для отраслей, где пересекаются публично-правовые и частноправовые требования. Международное строительное контрактное право (МСКП) формируется на стыке международного публичного права и международного частного права: гражданско-правовые обязательства сторон возникают и исполняются в поле действия множества национальных правопорядков и наднациональных норм, вырабатываемых международными организациями, которые задают стандарты поведения участников глобального строительного рынка (Кли, 2018).

Рост масштабов трансграничных проектов, усложнение технологических решений и диверсификация источников финансирования объективно увеличили число субъектов и правовых режимов, вовлечённых в договорный контур. Это обнажило проблему коллизий законов — ситуаций, когда одно и то же отношение попадает под конкурирующие регламентации различных правопорядков, нормы которых не совпадают либо противоречат друг другу. Для международных строительных сделок это означает необходимость согласования внутреннего права государств с международными положениями и выработки устойчивых механизмов выбора и координации применимого права (Кудрявцева и Мхитарьянц, 2024; Куц, 2022).

Особое место среди средств преодоления коллизий занимает доктрина публичного порядка. Негативные и позитивные оговорки о публичном порядке служат охране основополагающих интересов государства и поддерживают стабильность международных частноправовых отношений, позволяя отклонить применение иностранного права, противоречащего критическим ценностям принимающей юрисдикции (Шулаков, 2023). В МСКП, где взаимодействуют участники из разных правовых культур, корректное обращение к публичному порядку — ключ к предсказуемости и легитимности договорного режима.

Процессуальный пласт межсистемной координации также определяющий. В трансграничном споре суд либо арбитраж неизбежно отвечает на три вопроса: какие процессуальные нормы применяются; какие доказательства допустимы; по каким критериям оцениваются представленные материалы. Расхождения в национальных процессуальных моделях способны повлиять на исход дела и на реализацию процессуальных прав сторон и третьих лиц, чьи интересы затрагиваются (Кудрявцева и Мхитарьянц, 2024). Легитимность процедуры требует учёта сопоставимости гарантий в разных юрисдикциях и выработки унифицированных, по возможности, подходов к допустимости и оценке доказательств.

Исполнительное производство — третье «узкое горло» коллизионного регулирования. Признание и исполнение иностранных судебных актов и арбитражных решений сталкивается с различиями национальных процессуальных режимов, с оговорками о публичном порядке и с тестом взаимности. Баланс интересов взыскателя и должника при трансграничном исполнении обусловлен не только практикой судов, но и институциональным дизайном органов принудительного исполнения (Федин, 2023). В строительных инвестиционных проектах слабая предсказуемость на стадии исполнения прямо трансформируется в стоимость капитала и цену риска.

Роль международных организаций в выстраивании каркаса согласованного регулирования принципиальна. Организация Объединённых Наций, Новый банк развития БРИКС, Всемирный банк и УНИДРУА инициируют и поддерживают формирование стандартов и процедур для разрешения многосторонних споров и для унификации частноправовых режимов, когда в отношениях присутствует иностранный элемент. Для строительной сферы особое значение имеют типовые контракты Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК), ставшие широко применяемыми при проектировании, строительстве и эксплуатации объектов в различных государствах (Кли, 2018). Анализ актуальных документов МФИК демонстрирует потребность в унификации не только договорных конструкций, но и процессуальных норм, обеспечивающих единообразие и прозрачность правоприменения (Кудрявцева и Мхитарьянц, 2024).

Европейский вектор унификации коллизионного и процессуального права показателен. Регламенты «Рим I» и «Рим II» закрепляют системные подходы к выбору применимого права для договорных и внедоговорных обязательств и раскрывают конструкцию императивных норм и публичного порядка в политическом, социальном и экономическом измерениях — в русле классических идей Ф. К. Савиньи о координации правопорядков (фон Савиньи, 2011). Генеральный адвокат Суда ЕС М. Шпунар, анализируя пределы применения императивных норм и защиту публичного порядка, подтверждает устойчивость данной методологии в современном праве ЕС (Szpunar, 2016). Национальные акты и кодификации новых государств-членов ЕС (например, Хорватии) иллюстрируют «переосмысление с заимствованиями», когда к общим рамкам добавляется локальная специфика (Zupan, 2021).

Российский подход к сверхимперативным нормам и публичному порядку, несмотря на общность фундаментальных оснований (политическое, социальное и экономическое измерения), имеет собственную конфигурацию. Статья 1192 ГК РФ и Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 9 июля 2019 г. № 24 выделяют признаки публичного порядка, акцентируя защиту суверенитета и безопасности (например, ограничения оборота земли для иностранных лиц), охрану прав участников гражданского оборота (включая браки с иностранцами) и охрану национальных экономических интересов (ограничения на приобретение долей в стратегических секторах) (Дмитриева, 2016). Это более «оборонительная» модель по сравнению с ориентированной на межсистемную согласованность традицией, восходящей к Савиньи (фон Савиньи, 2011).

Коллизионные нормы в МСКП работают прежде всего через диспозитивность: автономия воли сторон позволяет определить применимое право к договору, его форме и последствиям нарушения, а также выбрать форумы разрешения споров. Статьи 1210–1215 ГК РФ предоставляют правовую основу для выбора права в трансграничных контрактах с учётом критерия наиболее тесной связи и иных привязок. В международной доктрине эволюция признания автономии воли в сфере внедоговорных обязательств дополнительно расширила пространство договорной координации в сложных схемах строительства и финансирования (Куташевская, 2022; Гуськов и Сичинава, 2021). Одновременно применимость международных ориентиров — включая наработки международных организаций и soft-law — поддерживает единообразие проектных решений и снижает транзакционные издержки (Кли, 2018).

При участии публичных субъектов в строительных проектах возникает проблема государственного иммунитета и пределов юрисдикции судов и арбитражей иных государств. Даже при наличии оговорки о праве и арбитраже выбранный сторонами правопорядок может быть ограничен императивными нормами суда, рассматривающего спор, ради защиты фундаментальных ценностей (модель, закреплённая в «Рим I» для императивных положений) (Szpunar, 2016). Это непосредственно влияет на распределение рисков, содержание гарантий и процедур урегулирования споров.

Неполнота гармонизации остаётся источником неопределённости. Международные договоры частноправового профиля часто имплементируются частично и без отраслевой настройки под строительную специфику, что ухудшает прогнозируемость исходов. Технико-юридические дефекты норм, вызванные несогласованностью актов и терминологической неоднородностью, подрывают единство регулирования (Кожокарь, 2020; Занина, 2019). Терминология «наиболее тесной связи», «публичного порядка» и «сверхимперативных норм» наполняется разным содержанием в различных правовых традициях, что требует доктринальной и нормативной донастройки.

Ключевым регулятивным принципом, недооценённость которого фиксируется в исследованиях, выступает добросовестность. Для МСКП нормативное закрепление добросовестности и механизмов её реализации в договорных и внедоговорных отношениях сторон — путь к снижению конфликта интересов и росту доверия к правоприменению (Кудрявцева и Александров, 2019). Это критично для долгосрочных проектов, где изменения внешней среды (цены, санкции, транспортные коридоры) неизбежны, а корректировки контрактов и графика требуют правовых «предохранителей».

Процессуальная архитектура российской юрисдикции в делах с иностранным элементом — ещё один опорный узел. Компетенция судов, порядок исследования и оценки доказательств, применение процессуального закона в трансграничных спорах урегулированы в ГПК РФ и АПК РФ, что создаёт базу для интеграции публично-правовых и частноправовых интересов в строительных делах. Международные конвенции о получении за границей доказательств (1970) и о вручении документов (1965) упрощают взаимодействие с зарубежными органами, но различия национальных процедур стимулируют форум-шопинг и конкурирующие производства (Солодилов, 2023). Так, при отсутствии в ст. 406 ГПК РФ «жёсткого» правила о приоритете уже возбужденного иностранного производства возможно дублирование процессов, несмотря на подход, закреплённый, например, в Кишинёвской конвенции (ст. 29) (Солодилов, 2023).

Выправить риски фрагментации способны точечные институциональные решения: специальный федеральный закон об унификации и упрощении трансграничных процессуальных действий (включая электронные коммуникации, ускоренный обмен документами, стандартизированные требования к доказательствам); ратификация Гаагской конвенции 2019 г. о признании и приведении в исполнение иностранных судебных решений для повышения предсказуемости судебной защиты инвесторов; цифровизация исполнительного производства как технологическая основа сквозной прослеживаемости и соразмерности мер принуждения (Устимова и Рассказова, 2022; Федин, 2023).

Резюмируя, МСКП — это межуровневый режим, в котором публично-правовые предохранители (императивные нормы, публичный порядок, иммунитет) сопрягаются с частноправовыми инструментами (автономия воли, выбор права и форума, договорная адаптация) и операционализируются через стандарты МФИК, судебно-арбитражную практику и процессуальные конвенции. Гармонизация правовых норм, усиление процессуальных мостов между юрисдикциями и развитие цифровых инструментов доказывания и исполнения — стратегический приоритет, способный снизить стоимость риска и повысить устойчивость транснациональных строительных инициатив (Кли, 2018; Кудрявцева и Мхитарьянц, 2024; Солодилов, 2023).

Международное экологическое право является сложившейся отраслью международного публичного права, что не вызывает сомнений как у российских, так и у зарубежных учёных-юристов. Оно играет ключевую роль в разработке правовых механизмов, направленных на предотвращение трансграничных экологических угроз и обеспечение устойчивого развития.

Международное строительное право, напротив, находится на этапе активного формирования как академической и практической дисциплины. Несмотря на то, что многие зарубежные учёные уже воспринимают эту отрасль как сложившуюся, что подтверждается такими фундаментальными трудами, как В. Брейер «International Construction Law: An Overview» (Breyer, 2024), У. К. Веноит «International Construction Law» (Venoit, 2009), Д. Уайтмен и Х. Ллойд «International Construction Law Review» (Wightman, Lloyd, 2002), Ч. Б. Молинё «International Construction Law» (Molineaux, 1998), в России дисциплина «Международное строительное право» начала развиваться относительно недавно. Так, в Высшей школе экономики преподаётся курс «Международное строительное право» под руководством к.ю.н., доцента Г.А. Пакермана. Программа курса охватывает ключевые вопросы, включая правовое регулирование договоров международного строительного подряда, применение стандартов Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК), нормы Международной торговой палаты и Комиссии ООН по праву международной торговли, а также механизмы урегулирования трансграничных споров. Важно отметить, что четыре из пяти основателей БРИКС — Бразилия, Индия, Китай и ЮАР — являются членами МФИК, что подчёркивает значимость данных стандартов для России.

На международном уровне одновременно происходит формирование более узкой подотрасли международного строительного права — международного строительного контрактного права (МСКП). Это направление сосредотачивается на изучении условий международных строительных договоров. Среди российских исследований заслуживают внимания работы: Я. А. Аносова — «Правовое регулирование международного строительного подряда в странах ЕАЭС» (Аносов, 2022) и И. А. Годдард — «Международно-правовое и национально-правовое регулирование трансграничного строительного подряда» (Годдарда, 2018). На международном уровне доктринальные исследования по МСКП представлены такими работами, как Л. Клии «International Construction Contract Law» (Klee, 2018) и Д. И. Имамова «The Concept of an International Construction Contract» (Imamova, 2023).

Особое значение для формирования МСКП имеют принципы lex constructionis и типовые договоры, разработанные МФИК. Эти договора предоставляют универсальные правовые инструменты для управления рисками, минимизации спорных ситуаций и обеспечения правовой предсказуемости в транснациональных строительных проектах. Особо важно отметить роль международных финансовых институтов, таких как Новый банк развития БРИКС (НБР), которые требуют проведения оценки экологических рисков перед выдачей кредитов и полисов. Это стимулирует развитие механизмов интеграции экологических стандартов в правовые рамки международных строительных контрактов.

Устойчивое развитие, согласно Декларации Рио 1992 года, требует баланса между экономическим ростом, социальной справедливостью и охраной окружающей среды. Программа ООН по окружающей среде (ЮНЕП) координирует выполнение экологических соглашений, разрабатывая методологии и рекомендации. В этом контексте важно упомянуть исследование О. Н. Отрашевской, А. М. Солнцева и А. А. Юсифовой (Отрашевская и др., 2023), которые подчеркивают значимость квазисудебных процедур несоблюдения для контроля за выполнением международных экологических обязательств. Авторы отмечают, что эти механизмы играют ключевую роль в разрешении проблем, связанных с соблюдением экологических норм, и обеспечивают выполнение договорных обязательств в области экологии через специализированные комитеты по соблюдению, такие как те, что предусмотрены Орхусской конвенцией и другими соглашениями. Кроме того, Ф. Ф. Назиров и Т. Е. Седанкина (Назиров, Седанкина, 2024) подчеркивают роль исламского права в поддержке устойчивого развития. Основываясь на принципах «химма» (общественное благо) и «харам» (запрещенное), исламские правовые системы способствуют экологической ответственности и устойчивому использованию природных ресурсов. Исламские страны, такие как Марокко и Саудовская Аравия, активно интегрируют эти принципы в свои национальные законодательства и международные обязательства, ратифицируя ключевые экологические соглашения, включая Парижское соглашение. Установлено, что сочетание квазисудебных процедур и религиозно-правовых принципов исламского права усиливает глобальные инициативы по достижению устойчивого развития и соблюдению экологических стандартов.

Современные тенденции в международном экологическом праве свидетельствуют о смещении акцента с усиления нормативного регулирования на повышение эффективности реализации существующих международных соглашений. В рамках таких механизмов могут применяться меры от финансовой и технической поддержки до ограничительных санкций. Так, комитет CITES обладает полномочиями вводить запреты на торговлю отдельными видами флоры и фауны, если государство нарушает обязательства по охране природных ресурсов, а Орхусский комитет вправе ограничивать процессуальные права сторон при несоблюдении обязательств в сфере доступа к экологической информации и правосудия.

Международные строительные договоры должны учитывать строгие требования международных экологических стандартов, установленных такими соглашениями, как Парижское соглашение 2015 года. Это подчеркивает важность исследования международного экологического права (МЭП) в контексте международных строительных контрактов, где экологические требования могут конфликтовать с коммерческими интересами сторон. В своём исследовании И. М. Лифшиц, А. С. Смбатян и М. Р. Салия (Лифшиц и др., 2024) акцентируют внимание на правовых особенностях имплементации Парижского соглашения среди стран ЕАЭС, которое направлено на снижение выбросов парниковых газов и достижение углеродной нейтральности. Основной вклад в регулирование этих обязательств вносят национальные правовые системы: Россия и Казахстан стремятся к углеродной нейтральности к 2060 году, а Беларусь и Армения — к 2050 году, что важно для синхронизации мер в области экологии и строительства. Авторы отмечают, что отраслевые национальные углеродные усилия (ОНУВ) в рамках соглашения отражают стремление стран учитывать локальные условия, поддерживая при этом глобальные цели по климату и устойчивому развитию. Развитие общей системы углеродного регулирования в рамках ЕАЭС, как подчеркивают авторы, необходимо для эффективного применения климатических мер, особенно в секторах, активно влияющих на окружающую среду, таких как строительство и инфраструктура.

Принципы международного экологического права, включая принцип предосторожности и концепцию устойчивого использования природных ресурсов, формируют основу глобальной правовой системы устойчивого развития. Принцип «общих, но дифференцированных обязанностей» (CBDR) распределяет обязательства государств в зависимости от их экономического положения и уровня развития. В сфере международного строительного права этот принцип означает, что развивающиеся страны могут иметь облегченные обязательства по охране окружающей среды по сравнению с развитыми странами. Как отмечает в своём исследовании Л. Раджамани, это отражает необходимость учитывать разные экономические и технологические возможности стран при реализации крупных инфраструктурных проектов. В последние десятилетия механизмы контроля за соблюдением экологических стандартов стали важным элементом ряда международных соглашений, таких как Киотский протокол 1997 года, Монреальский протокол 1987 года и Орхусская конвенция 1998 года. Эти процедуры создают международно-правовые рамки для охраны окружающей среды, которые государства внедряют в национальное законодательство, обеспечивая соблюдение экологических стандартов участниками строительных проектов.

Вторым значимым аспектом данного исследования является применение ОВОС, который служит важнейшим инструментом для предотвращения экологических рисков, возникающих при реализации масштабных строительных проектов. Процесс ОВОС требует обязательной предварительной оценки потенциальных воздействий, которые проект может оказать на окружающую среду до начала его реализации. Это включает в себя анализ различных факторов, таких как влияние на экосистемы, качество воздуха и воды, а также здоровье населения. ОВОС не только способствует более взвешенному и ответственному подходу к планированию строительных проектов, но и обеспечивает соответствие принципам устойчивого развития, позволяя интегрировать экологические соображения на ранних этапах проектирования. Профессор Алан Гилпин (Gilpin, 1995) отмечает, что внедрение ОВОС в международные строительные контракты становится ключевым элементом для эффективного управления экологическими рисками. Этот процесс не только помогает минимизировать негативное воздействие на окружающую среду, но и способствует созданию сбалансированных условий для взаимодействия коммерческих интересов и требований защиты экологии. Такой подход особенно актуален в условиях увеличения масштабов строительной деятельности и растущих требований к соблюдению экологических норм. Эффективное применение ОВОС может помочь в предотвращении конфликтов между коммерческими проектами и экологическими интересами, обеспечивая более устойчивое и безопасное развитие строительной отрасли на международном уровне. Вероятно, что в ближайшие годы увеличится использование «гибридных» контрактов, совмещающих обязательные правовые нормы и добровольные экологические стандарты для уменьшения углеродного следа строительных проектов.

Кроме того, интеграция МЭП в международные строительные договоры проявляется в обязательствах сторон соблюдать международные экологические стандарты. Это включает использование «зелёных» строительных стандартов, таких как BREEAM и LEED, которые помогают минимизировать воздействие строительных проектов на экологию (Kubba, 2012). В ходе исследования установлено, что международные экологические стандарты, такие как LEED, BREEAM, DGNB, Green Star и WELL, играют важную роль в оценке проектов, финансируемых международными банками, включая Новый банк развития БРИКС (НБР) и Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ). Политики устойчивого развития, закрепленные в документах этих банков, предусматривают обязательное внимание к экологической и социальной ответственности проектов, что совпадает с ключевыми принципами данных стандартов. Кроме того, сертификация по таким системам, как BREEAM и LEED, способствует повышению энергоэффективности, снижению эксплуатационных затрат и минимизации экологических рисков, что делает проекты более привлекательными для международного финансирования. Кроме того, сертификация по международным стандартам помогает банкам выпускать “зелёные облигации” для устойчивого финансирования и привлекать доверие инвесторов. LEED и BREEAM, как наиболее распространённые стандарты, часто применяются для оценки крупномасштабных инфраструктурных объектов. Немецкий стандарт DGNB выделяется акцентом на сбалансированности экологических, экономических и социальных аспектов, а WELL и Green Star фокусируются на здоровье пользователей и сохранении биоразнообразия. Такие стандарты способствуют прозрачности проектов, что важно для долгосрочных международных инвестиций. Включение экологических критериев в процесс оценки гарантирует, что финансируемые проекты будут не только прибыльными, но и устойчивыми, отвечая современным вызовам изменения климата. В результате банки, интегрирующие эти подходы, выступают ключевыми драйверами глобальной экологической повестки, задавая ориентиры для устойчивого развития. Можно предположить, что сертификационные схемы будут расширяться, включая новые индикаторы биоразнообразия и климатической адаптации.

Основной вызов, с которым сталкиваются международные строительные компании, заключается в соблюдении национальных и международных экологических норм, которые с каждым годом ужесточаются. В исследовании Л. Джан и соавторов (Zhang, 2023) подчёркивается важность внедрения более чистых технологий и экономической эффективности для достижения целей устойчивого развития. Судебное разбирательство между Коста-Рикой и компанией Compañía del Desarrollo de Santa Elena S.A. (CDSE) служит наглядным примером разрешения вопросов экологической ответственности. Правительство Коста-Рики изъяло участок земли, принадлежащий CDSE, с целью создания охраняемой природной зоны. Последовало арбитражное разбирательство в Международном центре по урегулированию инвестиционных споров (МЦУИС), в котором CDSE заявила о нарушении прав собственности и недостаточную компенсацию за изъятие. Решение в пользу компании подчеркнуло важность соблюдения баланса между государственными экологическими интересами и правами инвесторов.

Внедрение ОВОС на ранних этапах проектирования и реализации строительных проектов позволяет во многих случаях сократить возможные негативные последствия, укрепить устойчивую инфраструктуру и обеспечить соблюдение международных экологических обязательств.

В рамках настоящего исследования разработаны универсальные подходы к интеграции принципов международного экологического права в МСКП. Особое внимание уделено теоретическим аспектам, таким как учёт принципов устойчивого развития в правовых конструкциях, включение экологических рисков в общие категории форс-мажорных обстоятельств, а также адаптация международных типовых договоров к национальным условиям. Это обеспечивает гармонизацию правовых систем и способствует созданию единой международной базы для регулирования трансграничных строительных проектов.

Практический анализ показал, что все исследованные крупномасштабные строительные проекты неизбежно сталкивались с внешними, внутренними и смешанными видами экологических угроз. Включение в договор специальных механизмов идентификации, анализа и минимизации рисков позволяет достичь баланса между экономическими интересами и экологической безопасностью. Подобный подход соответствует принципам устойчивого развития, зафиксированным в международных соглашениях, и учитывает требования международных финансовых и страховых институтов, таких как НБР, о проведении оценки экологических рисков перед выдачей кредитов и полисов.

Распределение непредвиденных и неконтролируемых рисков между участниками строительства должно основываться на выработанных в исследовании принципах lex constructionis, включающих должную осмотрительность и добросовестность сторон. Эти принципы формируют основу для разработки гибких механизмов реагирования на изменения условий (например, природные катаклизмы или техногенные аварии), позволяя пересматривать обязательства сторон и обеспечивать справедливое распределение рисков. При подготовке международных строительных контрактов особое внимание следует уделять формулировке таких разделов договора, как непредвиденные обстоятельства, непреодолимая сила, невозможность исполнения обязательств и чрезмерная обременительность. Эти положения определяют механизмы реагирования на изменения условий выполнения проекта, включая экстраординарные внешние факторы (стихийные бедствия или катастрофы техногенного характера). Они создают основу для пересмотра обязательств сторон, способствуя защите их интересов и минимизации убытков. Рекомендуется включать в договор специальные пункты, предусматривающие своевременное уведомление о наступлении непредвиденных обстоятельств, обязательное применение экологических стандартов и проведение процедуры ОВОС при согласовании условий контракта.

Необходимо комплексно подходить к распределению рисков, включая экологические обязательства (например, требования стандартов LEED, BREEAM, DGNB, WELL и Green Star) на стадии заключения договора. Целесообразно адаптировать международные механизмы (например, типовые договоры МФИК) таким образом, чтобы они учитывали приоритеты устойчивого развития. Конкретным инструментом может стать включение условий об обязательном использовании международных стандартов, а также процедур оценки воздействия на окружающую среду.

Полученные результаты подтверждают, что интеграция экологических стандартов и международных механизмов регулирования (таких как типовые контракты МФИК) с учётом российских условий позволяет повысить устойчивость инфраструктурных проектов, а также укрепить конкурентные позиции России в рамках БРИКС. Реализация предложенных механизмов способствует достижению целей устойчивого развития и повышает правовую предсказуемость трансграничных строительных проектов. Разработанные подходы могут быть использованы для адаптации стандартов МФИК и внедрения экологических стандартов в практику реализации трансграничных проектов. Внедрение этих подходов повысит устойчивость инфраструктурных проектов, укрепит конкурентные позиции России на международной арене и будет способствовать достижению целей устойчивого развития.

Международные энергетические соглашения выступают ключевым фактором, определяющим параметры международных строительных контрактов в энергетическом секторе. Их влияние проявляется на нормативном, институциональном и экономическом уровнях: через установление обязательных публично-правовых требований к участникам рынка, через формирование транспарентных режимов транзита и инвестиций, а также через задаваемую ими конфигурацию ценовых и технологических ориентиров для проектов. В современной архитектуре многостороннего регулирования центральное место занимает Договор к Энергетической хартии 1994 г. (ДЭХ), который, по выводам российских и зарубежных исследователей, стал первым многосторонним соглашением, обеспечившим защиту энергетических инвестиций и установившим правовой режим трансграничного транзита энергоресурсов; он также наделил инвесторов правом на прямое обращение в международный арбитраж против государства (Голованова и Куклина, 2020; Konoplyanik & Walde, 2006). Для контрактов на проектирование и строительство энергетической инфраструктуры это означает необходимость встраивания в текст договоров оговорок об инвестиционной защите и согласование механизмов разрешения споров с возможностью обращения в МЦУИС.

В условиях ускоряющегося энергетического перехода и перераспределения центров силы регулятивные инициативы Европейского союза, прежде всего Третий энергетический пакет, оказывают экстраординарное воздействие на условия заключения и исполнения строительных контрактов, связанных с рынками электроэнергии и газа. Нормы ЕС, направленные на либерализацию, недискриминационный доступ и анбандлинг, транслируются в технико-юридические требования к подрядчикам и заказчикам, включая требования к технологической совместимости, экологическим допускам и недопущению ограничений конкуренции; эти последствия подробно описаны в профильных исследованиях (Чугунов, 2022; Гудков, 2016). В практическом измерении это влечёт включение в контракты специальных условий, учитывающих доступ третьих лиц к инфраструктуре, обязательства по раздельному учёту, а также более детальные матрицы рисков в части задержек, вызванных нормативными изменениями.

Международные товарные ассоциации, такие как ОПЕК, и межправительственные площадки, как Форум стран-экспортеров газа (ФСЭГ), воздействуют на строительные контракты опосредованно, через ценовую и санкционную конъюнктуру. Устав ОПЕК закрепляет координацию экспортной политики государств-членов, что влияет на долгосрочные ценовые бенчмарки и прогнозы спроса, а через них — на заложенные в EPC/EPCM-контракты финансовые модели, индексацию и условия пересмотра цены (OPEC, 2021). Вопросы санкционной совместимости платежей, поставок оборудования и услуг стали частью обычной договорной практики в газовой отрасли; соответствующие риски подтверждаются текущими публикациями о лицензировании отдельных операций в энергетике с участием российских контрагентов (Interfax, 2023). Эти обстоятельства требуют тщательной проработки разделов о форс-мажоре, изменении законодательства (change in law) и санкционных оговорок, а также расширенной системы подтверждений (representations and warranties) поставщиков, банков-эмитентов гарантий и страховых компаний.

Доктрина энергетической безопасности формирует публично-правовый каркас для частноправовых обязательств. Понимаемая как способность государства обеспечивать устойчивое снабжение и защиту критической инфраструктуры, энергетическая безопасность выступает самостоятельным юридическим интересом, ограничивающим автономию воли сторон контракта: объектами регулирования становятся маршрутные решения, стандарты физической защиты, требования к надежности энергоснабжения и импортозамещению, что подтверждается профильной доктриной (Шестопалов, 2012). Для подрядных форм это означает не только ужесточение требований к лицензированию и допускам, но и включение в договор детализированных планов непрерывности бизнеса (BCP), процедур стресс-тестирования и обязательств по раскрытию информации компетентным органам.

Особый пласт составляют международные соглашения в сфере ядерной энергетики — Парижская (1960 г.) и Венская (1963 г.) конвенции о гражданской ответственности за ядерный ущерб. Эти договоры задают императивные рамки распределения ответственности, лимитов и страхового покрытия, напрямую влияя на структуру контрактных обязательств при сооружении АЭС: они требуют закрепления расширенных обязательств по страхованию, аудиту систем безопасности, управлению ядерными материалами и протоколам аварийного реагирования. Юридический смысл для контрактов — смещение части рисков за пределы диспозитивного регулирования сторон в сферу международно-правовых обязательств государств, что предрешает границы допустимых «Особых условий» к базовым формам МФИК и объём корректировок типовых гарантий.

Как показывают исследования по трансграничному недропользованию в Арктике, межгосударственные соглашения о разграничении, юнитизации и совместном освоении ресурсов трансформируются в частноправовые обязательства через механизмы распределения долей, координационные комитеты и совместные операторы; соответствующие подходы демонстрируют российско-норвежские проекты (Вылегжанин, Салыгин и Крымская, 2020). Для подрядчиков это означает особые требования к supply chain compliance, единому стандарту технической документации, применимому праву и юрисдикции, согласованным в межправительственных соглашениях, которые приобретают приоритетное значение над диспозитивными положениями контракта.

Геополитические шоки и односторонние ограничительные меры влияют на сроки и стоимость энергетических стройпроектов, требуя планирования периметра правовой защиты ещё на преддоговорной стадии. Примером служит замедление реализации и последующие события вокруг «Северного потока-2», описанные в научной литературе в связи с санкционными режимами (Крицкий, 2017). После диверсии сентября 2022 г., приведшей к физическому разрушению ниток «Северного потока» и «Северного потока-2», встали вопросы перераспределения рисков форс-мажора, страхового покрытия, доказательственных стандартов и суброгации между подрядчиками, операторами и страховщиками. Договорная реакция включает углубление разделов об обследованиях, мониторинге и кибер- и физической безопасности, ранжирование рисков по их страхуемости, а также согласование триггеров для пересмотра сроков/цены при наступлении событий международной напряженности.

Соглашения в рамках ЕАЭС и иные региональные механизмы встраивают в контрактную практику особые процедуры разрешения споров, применимые к трансграничным электрическим сетям и магистральной инфраструктуре; их эффективность подтверждается на материале российско-норвежской модели урегулирования споров по юнитизации месторождений (Фодченко, 2018). В качестве общей тенденции прослеживается ориентация на многоступенчатые механизмы: переговоры — независимое экспертное заключение — адъюдикация — арбитраж. Для строительных контрактов энергетики это выливается в обязательные оговорки об использовании советов по урегулированию споров и взаимной добросовестности при исполнении предарбитражных процедур.

Международные энергетические соглашения воздействуют на национальное право, принуждая государства к принятию актов, повышающих стандарты безопасности и устойчивости энергетических объектов. В российской доктрине обращается внимание на необходимость согласования таких внутренних новелл с международными обязательствами в целях укрепления энергетической безопасности (Лисицын-Светланов, 2021). Это влияет на проектные и строительные регламенты, формируя нормативные «якоря» для договоров подряда: перечни обязательных стандартов (СП, ГОСТ, ISO), расширенные «Распорядительные документы заказчика», требования к независимому техническому надзору и аудитам соответствия.

Экономическое измерение влияния международных энергетических соглашений проявляется через ценовые и инвестиционные стимулы. Долгосрочные газовые договорённости между Россией и государствами ЕС, а также режимы поддержки ВИЭ, субсидии и налоговые льготы, вытекающие из межгосударственных соглашений, закладываются в финансовые модели строительных контрактов, определяя параметры EPC-цены, платежных графиков, KPI и бонус-малус-схем. Указанные процессы и связи между правом и экономикой энергорынков подробно осмыслены в литературе (Гудков, 2016; Романова, 2015, 2016).

Системная доктринальная оценка складывающегося поля подтверждает многоуровневый характер нормообразования. Исследования международных энергетических отношений подчеркивают сложность субъектного состава и необходимость ясного определения прав и обязанностей, а также действенных механизмов разрешения споров (Богоненко, 2017). Для практики МСКП это означает три опорных вывода. Во-первых, инвестор должен иметь доступ к инвестиционным средствам защиты в дополнение к коммерческому арбитражу. Во-вторых, санкционные, экологические и технологические режимы должны быть встроены в матрицу рисков как автономные основания изменения срока/цены. В-третьих, обеспечения исполнения (on-demand гарантии, страхование СМР-рисков, политических рисков, перерывов в деятельности) должны быть согласованы в масштабе допустимого публично-правовыми режимами.

Дальнейшее развитие международного энергетического права и его проекция на строительные контракты станут определяться унификацией стандартов «зелёного» строительства и ВИЭ, а также цифровизацией жизненного цикла объекта. Исследовательские выводы подтверждают, что политико-правовые факторы диалога России и ЕС продолжают существенно влиять на судьбу совместных энергетических проектов (Гудков, 2014), а значит — и на договорные конструкции, допуски и распределение рисков. Стратегически целесообразно инициировать выработку унифицированных инфраструктурных форм в рамках БРИКС или ООН, основанных на успешной практике форм МФИК, с адаптацией под публично-правовые требования отдельных регионов. Ядро таких форм должно включать оговорку о допустимости рассмотрения споров в МЦУИС там, где спор охватывает инвестиционные элементы (ссылка на известную практику теста «инвестиции» и критериев, применявшихся в деле Salini), параллельно сохраняя арбитраж ICC/СТО для «чистых» коммерческих разногласий (Salini Costruttori S.p.A. and Italstrade S.p.A. v. Kingdom of Morocco [I], 2001).

В совокупности международные энергетические соглашения задают границы и векторы договорной автономии в энергетическом строительстве. Они закрепляют правила доступа, транзита, ответственности и разрешения споров; формируют ценовые и технологические рамки; канализируют государственную поддержку и страховые решения. Контрактные формы, основанные на МФИК и локализованные с учётом публичных режимов — от ядерной ответственности до санкционных оговорок, — обеспечивают требуемую предсказуемость. Развитие этого направления связано с межправительственной унификацией, цифровыми стандартами управления информацией и укреплением многоуровневых механизмов защиты прав участников энергетических проектов.

Международное публичное право в современной российской доктрине понимается как система принципов и норм, регулирующих основные формы взаимодействия государств и иных субъектов международного права и обеспечивающих юридическое оформление их прав и обязанностей во внешней сфере. В рамках этого массива норм постепенно формируется особый комплекс регулирования трансграничных строительных и инфраструктурных проектов, который в доктрине обосновывает выделение международного строительного права как относительного самостоятельного направления исследований. Оно охватывает договорные и обычные нормы, применимые к проектам в сфере энергетики, транспорта, социальной и гуманитарной инфраструктуры, включая объекты, возводимые в условиях вооружённых конфликтов и постконфликтного восстановления. Для Российской Федерации, обладающей значительным ресурсным, инженерным и научно-техническим потенциалом, участие в таких проектах требует выработки устойчивых правовых решений, согласующих международные обязательства государства с режимом защиты лиц, затронутых вооружёнными конфликтами, и стандартами надлежащего исполнения строительных контрактов.

Внутри международного строительного права особое место занимает международное строительное контрактное право (МСКП), аккумулирующее стандартизированные подходы к заключению и исполнению строительных контрактов, в том числе на основе типовых условий Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК / FIDIC) (Клии, 2018). Когда строительные проекты реализуются в условиях вооружённых конфликтов или в постконфликтный период, МСКП неизбежно «встраивается» в режим международного гуманитарного права (МГП). Для России, декларирующей приверженность нормам МГП и поддерживающей проекты гуманитарного восстановления за рубежом, согласованное применение МГП и МСКП позволяет одновременно защищать жертв конфликтов и сохранять предсказуемость правового режима для российских и иностранных участников строительных проектов.

Международное гуманитарное право — ключевой механизм, предназначенный для защиты жертв войн, включая гражданское население. В условиях вооружённых конфликтов люди нередко оказываются в ситуации разрушения жилья и вынужденного поиска нового места проживания. Соблюдение норм МГП приобретает особую значимость, когда речь идёт о гарантии безопасного укрытия для тех, кто страдает от последствий боевых действий. В российской доктрине подчёркивается, что ядро МГП формируют взаимодополняющие режимы «гаагского права» и «женевского права»: первое закрепляет методы ведения войны и пределы использования силы, второе концентрируется на защите лиц, выведенных из строя и не участвующих в боевых действиях (Авакьян, 2022). Принятие Дополнительных протоколов к Женевским конвенциям расширило сферы регулирования, ранее традиционно относившиеся к гаагскому праву, что снизило значимость жёсткого деления между этими блоками в современной практике.

Современные конфликты — в том числе на Ближнем Востоке — требуют не только предоставления гуманитарной помощи, но и создания чёткой правовой базы для оперативной организации строительства временного или постоянного жилья для беженцев и внутренне перемещённых лиц. Необходимость быстрого предоставления жилья и базовой инфраструктуры обусловливает разработку комплексных правовых механизмов, охватывающих как соблюдение стандартов безопасности, так и своевременное исполнение строительных контрактов. В этой связи МСКП обеспечивает инструменты для формирования договоров, способных гибко реагировать на чрезвычайные обстоятельства. Применение типовых форм контрактов МФИК предоставляет механизмы разрешения споров и адаптации договорных обязательств при наступлении обстоятельств непреодолимой силы, включая вооружённые конфликты и стихийные бедствия (Клии, 2018). Это делает возможной реализацию проектов жилищного строительства даже в условиях кризиса и тем самым способствует защите беженцев и иных пострадавших лиц. Фундаментальный анализ статуса беженца и его международно-правовых гарантий, представленный в труде Д. С. Гудвина-Гилла, Дж. МакАдам и Э. Данлоп, подчеркивает необходимость увязки гуманитарных обязательств государств с договорными механизмами, обеспечивающими доступ к жилью и инфраструктуре (Гудвин-Гилл и др., 2021).

Настоящее исследование опирается на анализ норм МГП и особенностей их применения в контексте МСКП. Основное внимание уделено Женевским конвенциям и Дополнительным протоколам, типовым формам строительных контрактов МФИК и их интеграции в процессы восстановления разрушенного жилья и создания временных жилищ для беженцев. Рассматриваются нормативные основания правового регулирования строительных проектов в зонах вооружённых конфликтов с акцентом на правоприменение и соблюдение международных и национальных стандартов безопасности. Значимая часть аргументации опирается на практический опыт гуманитарных операций под эгидой ООН и иных международных организаций, что позволяет выявить ключевые правовые механизмы защиты жертв войн в контексте строительства и восстановления инфраструктуры, а также выработать подходы к интеграции международных обязательств в конкретные проектные решения.

Обычное международное право играет ключевую роль в обеспечении правовой защиты жертв войн, особенно когда отдельные государства не ратифицировали важнейшие международные договоры. Это особенно актуально в условиях немеждународных вооружённых конфликтов, где отсутствие юридически обязательных договорных норм порождает существенные пробелы в защите прав гражданского населения. Универсальность обычных норм частично восполняет такие пробелы. В российской доктрине обращается внимание как на «классический» круг субъектов МГП (государства, межправительственные организации), так и на эволюцию субъектного состава за счёт появления новых акторов — вооружённых негосударственных формирований, международных организаций нового типа и др. (Кузьмин, 2022а; Кузьмин, 2022b). Государства, международные организации и иные признанные международные акторы, обладающие международной правосубъектностью, не только участвуют в правотворческих процессах, но и выступают носителями прав и обязанностей, закреплённых обычными нормами.

При этом необходимо учитывать ограничения обычного права. В отличие от договорных норм, обычные нормы не всегда имеют ясную и формализованную структуру, пригодную для прямого применения, что усложняет работу правоприменителя: содержание таких норм зачастую более абстрактно и менее детализировано по сравнению с договорными обязательствами. Учитывая неписаный характер обычного права, требуются дополнительные усилия для установления точного содержания применимых норм. На этом фоне особое значение приобретает работа Международного Комитета Красного Креста по кодификации обычных норм МГП; результаты этого проекта, как подчеркивает российская доктрина, стали важным ориентиром для практики и научного осмысления субъектного состава и механизмов защиты в МГП (Гулиев, 2022).

Источники МГП целесообразно рассматривать по двум взаимодополняющим категориям. К конвенционным источникам относятся международные договоры, включая Женевские конвенции, формирующие базу прав и обязанностей сторон во время вооружённых конфликтов и задающие детальные правила защиты гражданских, раненых и больных, военнопленных и иных уязвимых групп. Эти нормы служат правовым основанием восстановления разрушенной инфраструктуры, включая строительство временного жилья для беженцев при условии соблюдения требований МГП и строительных норм безопасности. Неконвенционные источники — международный обычай, общие принципы права и резолюции международных организаций — дополняют договорные положения, создавая дополнительную правовую основу для соблюдения стандартов безопасности и защиты жертв конфликтов, особенно когда требуется оперативное развертывание проектов в условиях, требующих немедленного применения норм МГП.

К числу основных субъектов, чьи обязанности непосредственно затрагивают реализацию строительных проектов в зонах конфликтов, относятся государства, вооружённые негосударственные группы и частные лица/подрядчики. На государства возлагается ответственность за соблюдение и внедрение норм МГП, обеспечение безопасности строительных работ, защиту персонала, задействованного в восстановлении инфраструктуры, и уважение прав жертв конфликта — это критично для быстрого развертывания гуманитарных объектов в кризисах (Кузьмин, 2022а). Вооружённые группы, не подчинённые государству, также обязаны соблюдать МГП, включая правила защиты гражданского населения и инфраструктуры; международная практика всё чаще предполагает их ответственность за нарушения, угрожающие гуманитарным строительным проектам. Частные лица, в том числе гражданские подрядчики и персонал, обязаны уважать нормы МГП и международные стандарты безопасности, минимизируя риски для всех участников проектов.

В современной доктрине и практике международного права определение временных рамок действия норм международного гуманитарного права представляет собой самостоятельную сложную проблему, особенно в ситуациях, когда немеждународный вооружённый конфликт эволюционирует и приобретает признаки международного. Тенденция к интернационализации вооружённых столкновений в сочетании с усложнением их внутреннего измерения ощутимо влияет на правовой режим и круг подлежащих применению норм. Изменение статуса конфликта ведёт к расширению объёма гарантий, предоставляемых комбатантам и гражданскому населению, что прямо отражается на порядке организации и правовом регулировании строительства жилья для беженцев в зоне боевых действий. Корректное понимание темпоральных параметров действия норм международного гуманитарного права принципиально важно для всех участников международных строительных проектов в условиях вооружённых конфликтов; неопределённость в вопросе о применимом правовом режиме способна порождать серьёзные юридические коллизии и затруднять оказание помощи жертвам войны (Лазутин, 2022).

Человек выступает центральным элементом системы МГП и играет ключевую роль в правоприменительных процессах. К защищаемым категориям относятся комбатанты, раненые и больные, гражданские, сотрудники международных организаций, иностранцы, беженцы, внутренне перемещённые лица, апатриды, бипатриды, наёмники, разведчики и иные лица. Все они подпадают под защиту норм МГП, что особенно важно в современных конфликтах, часто затрагивающих гражданскую инфраструктуру, включая международные строительные проекты. При этом индивиду по-прежнему не присуща полная международная правосубъектность: он наделён международной правоспособностью и деликтоспособностью, обладая определёнными правами и обязанностями на международной арене, однако объём его дееспособности остаётся ограниченным в сравнении с государством. Этот баланс между защитой индивида и ответственностью государств и иных акторов дополнительно осложняет формирование условий международных строительных контрактов, требуя учитывать уязвимость жертв конфликтов и интересы инвесторов (Авакьян, 2022).

Гуманитарная повестка сохраняет исключительную значимость. Хотя в долгосрочной перспективе фиксируется тенденция к снижению уровня грубого насилия, описанная в междисциплинарных исследованиях (Пинкер, 2021), вооружённые конфликты продолжают разрушительно воздействовать на гражданскую инфраструктуру, угрожая строительным и гуманитарным проектам, необходимым для восстановления пострадавших регионов. Помимо социальных угроз, строительные проекты и гуманитарные операции сталкиваются с существенными физическими рисками, обусловленными природными и географическими факторами — землетрясениями, наводнениями, а также биологическими угрозами, включая эпидемии и пандемии. Пандемия COVID-19 наглядно показала, как биологические угрозы усложняют реализацию строительных проектов и гуманитарных операций, повышая риски для всех участников и оказывая влияние на гуманитарную безопасность целых регионов (Гласер и Новик, 2020).

В ситуациях, когда физические угрозы накладываются на угрозы, порождённые вооружёнными конфликтами, возникает необходимость в гибких и устойчивых подходах к строительству и исполнению контрактов, чтобы вовремя обеспечить необходимую инфраструктуру для защиты населения и работников. Это, в свою очередь, усиливает значение гуманитарной дипломатии и инструментов гуманитарной помощи в связке с МСКП. В российской литературе подчёркивается, что гуманитарная дипломатия как направление внешнеполитической активности находится на стыке международной безопасности, развития и прав человека и опирается на более широкий контекст «нетрадиционной безопасности» в регионах, таких как Юго-Восточная Азия (Кабальеро-Энтони, 2018). Одновременно остаётся нерешённой проблема понятийного аппарата: термин «гуманитарная дипломатия» вошёл в научный оборот сравнительно недавно, а вопросы её категоризации и разграничения с «классической» дипломатией подробно анализируются в трудах российских авторов (Ковба, 2020).

Современная гуманитарная среда характеризуется усложнением форм и каналов взаимодействия. Гуманитарные инициативы уже не ограничиваются традиционной межгосударственной дипломатией и всё чаще реализуются в многосторонних форматах с участием государств, международных организаций, неправительственных структур, частного сектора и средств массовой информации. В научной литературе подчёркивается, что гуманитарная дипломатия приобретает многоуровневый и многосторонний характер, что повышает её адаптивность к меняющимся условиям, но одновременно затрудняет выработку единых подходов к распределению ответственности и механизмов подотчётности (Кларк, 2018). В российской доктрине обращается внимание на то, что системное исследование гуманитарной дипломатии, включая практики Европейского союза по защите гражданского населения в зонах вооружённых конфликтов, позволяет увязать гуманитарные механизмы с конкретными международно-правовыми инструментами, в том числе с договорным регулированием строительства объектов инфраструктуры и социальных услуг (Громогласова, 2018).

Отдельное значение для гуманитарного измерения международного строительного права приобретают многосторонние инициативы, в которых Россия участвует как равноправный партнёр. Гуманитарное сотрудничество стран БРИКС, в том числе положения Декларации Йоханнесбургского саммита о важности устойчивого инфраструктурного развития и интеграции в постконфликтных регионах, демонстрирует стремление сформировать устойчивые модели восстановления, опирающиеся на региональные программы развития и привлечение национальных строительных и инженерных компаний. Практическая деятельность международных гуманитарных организаций, таких как «Врачи без границ» и другие крупные неправительственные структуры, показывает, что восстановление инфраструктуры в зонах конфликтов требует строгого учёта гуманитарных стандартов и требований безопасности, гарантирующих доступ к жизненно важным ресурсам для населения.

Государства также используют инструменты гуманитарной дипломатии для защиты прав жертв конфликтов, в том числе через инфраструктурные проекты по обеспечению доставки помощи в труднодоступные регионы. Опыт сооружения временных портовых и логистических объектов для распределения гуманитарных грузов иллюстрирует, что подобные решения требуют учёта как норм МГП, так и технических стандартов безопасности. Для России, имеющей опыт арктического и морского строительства, подобные проекты представляют интерес с точки зрения обмена инженерными решениями и укрепления международного имиджа страны как надёжного партнёра в сфере инфраструктурного восстановления.

Практика УВКБ ООН демонстрирует важность строгого соблюдения международных строительных стандартов при возведении временного жилья для лиц, пострадавших от войн. Разработанные подходы к обеспечению экстренного укрытия показывают тесную связь между МГП и строительными контрактами, включая необходимость учитывать местные строительные нормы, климатические условия и культурные особенности. В современных конфликтах — Сирии, Йемене и других — обеспечение временного жилья для беженцев и внутренне перемещённых лиц сопряжено со сложными юридическими, техническими и организационными задачами. Здесь МСКП предлагает инструменты, позволяющие справляться с такими вызовами; при этом международные исследования обращают внимание на процессы «экстернализации» миграционных режимов и вынесение контроля за пределы национальной территории, что неизбежно влияет на правовой режим размещения беженцев и строительства для них инфраструктуры (Кантор и др., 2022).

Нормы, регулирующие статус и права беженцев, подчёркивают важность обеспечения их жильём как элемента минимальных гарантий достойной жизни (Гудвин-Гилл и др., 2021). Реализация этих стандартов сталкивается с множеством вызовов, включая необходимость учитывать местные строительные нормы, климат и культурное разнообразие. Типовые формы контрактов МФИК, широко используемые в международных строительных проектах, обеспечивают эффективные механизмы разрешения споров и управления строительными процессами в условиях чрезвычайных ситуаций, включая вооружённые конфликты. В российской и зарубежной литературе отмечается, что стандартизация условий позволяет гибко адаптировать обязательства сторон при форс-мажорных обстоятельствах, ускоряя развёртывание временной инфраструктуры (Клии, 2018).

Существенный вклад в понимание распределения ответственности в отношении беженцев внесён исследованиями, анализирующими международное сотрудничество и «разделение ноши» между государствами. Показано, что отсутствие системного, предсказуемого и справедливого механизма распределения ответственности ведёт к перегрузке отдельных принимающих стран и снижает эффективность защиты беженцев (Дауд и МакАдам, 2017). Для МСКП это означает необходимость учитывать не только технические параметры проектов, но и устойчивость моделей финансирования, в том числе участие международных финансовых институтов и многосторонних механизмов перераспределения затрат на строительство и эксплуатацию объектов.

В условиях, когда временные решения — палаточные лагеря, лёгкие модульные конструкции, укрытия на основе плёнки — не отвечают долгосрочным потребностям, особенно в условиях экстремального климата, возрастает значение использования более долговечных материалов и локальных строительных практик. При этом требуется учитывать ограниченный доступ к строительным ресурсам, сложные условия безопасности для работников и требования охраны окружающей среды. Использование местных материалов и традиционных технологий может не только снижать стоимость проектов, но и ускорять их реализацию, что критично для гуманитарных кризисов.

Международное строительное контрактное право, особенно стандарты и процедуры, разработанные МФИК, представляет собой надёжный инструмент управления строительными проектами в кризисных условиях. Эти механизмы могут успешно применяться для создания временного и постоянного жилья для жертв вооружённых конфликтов, что делает их элементом комплексного ответа на гуманитарные вызовы. Эффективная реализация таких проектов требует учёта особенностей каждой конфликтной зоны: наличия ресурсов, климатических и культурных факторов, а также строгого соблюдения норм МГП и национального законодательства государства пребывания. Центральной задачей становится адаптация международных стандартов к локальным условиям при сохранении высоких требований безопасности и разумности затрат.

На основе проведённого анализа можно сформулировать несколько ключевых выводов, значимых для российской доктрины международного публичного и международного строительного права. Во-первых, МСКП играет существенную роль в защите жертв вооружённых конфликтов, прежде всего в части обеспечения временного и постоянного жилья для беженцев и внутренне перемещённых лиц. Во-вторых, взаимодействие норм МГП, обычного права и договорных стандартов МФИК показывает, что правовая архитектура постконфликтного строительства должна строиться с учётом эволюции субъектного состава МГП и темпоральных особенностей действия отдельных режимов (Кузьмин, 2022а; Лазутин, 2022). В-третьих, российским юридическим науке и практикам при участии в международных инфраструктурных проектах, реализуемых в зонах конфликтов, необходимо сочетать гуманитарный подход, закреплённый в трудах отечественных авторов по гуманитарной безопасности и дипломатии (Гласер и Новик, 2020; Ковба, 2020; Громогласова, 2018), с внимательным отношением к договорным конструкциям и стандартам ответственности, выработанным в зарубежной доктрине (Клии, 2018; Дауд и МакАдам, 2017; Кантор и др., 2022). Это позволит укрепить правовую защиту пострадавших, повысить предсказуемость условий для российских участников международных строительных проектов и в целом будет способствовать реализации национальных интересов России в сфере мирного разрешения конфликтов и постконфликтного восстановления.

В современных трансграничных строительных проектах проблемы коррупции приобретают особую актуальность. Участие государственных органов, частных подрядчиков и международных организаций в крупных инфраструктурных программах одновременно наращивает масштабы инвестиций и риски преступных злоупотреблений. Международные строительные контракты часто сопровождаются попытками подкупа или незаконного влияния на тендеры. Такие проявления ставят под угрозу само существование контрактов: международный арбитраж начинает воспринимать доказанную коррупцию как нарушение публичного порядка и основание для недействительности сделок. В деле World Duty Free v. Kenya трибунал МЦУИС впервые прямо отметил, что контракт, полученный путём взятки, «не может быть защищён» (по принципу ex turpi causa non oritur actio). Это подчеркивает необходимость комплексного изучения не только национальных, но и международных юридических инструментов для борьбы с коррупцией при реализации строительных контрактов.

Усиление глобализации и расширение трансграничной интеграции в строительной сфере повышают уязвимость отрасли к коррупционным рискам. В отечественной науке подчёркивается, что международное публичное правопорядоковое применение антикоррупционных норм остаётся фрагментированным. Как отмечает Л. В. Иногамова-Хегай, в международном уголовном праве сохраняется дефицит кодификации относительно коррупционных преступлений, что ведёт к непоследовательному их преследованию и неоднородной практике. Данная проблема становится критической в строительных контрактах, где спорные точки пересекают несколько юрисдикций. С учётом сложностей, цель нашего исследования – выявить международно-правовые механизмы, способные эффективно снижать коррупционные риски в инфраструктурных проектах.

В исторической ретроспективе развитие международного уголовного права отражает всё возрастающее внимание к проблематике преступлений, затрагивающих мировую безопасность. Ещё М. Д. Шаргородский (1947) подчёркивал, что особая роль отрасли – координировать международное сотрудничество при противодействии преступности. К концу XX века учёные, такие как Я. Динштейн (1985) и М. Ч. Бассиуни (1997), указывали на необходимость унификации норм борьбы с тяжкими преступлениями, включая привлечение к ответственности и государств. При этом проблема коррупции постепенно выдвигалась в центр внимания: согласно Т. Я. Хабриевой, первоначально «мягкие» акты ООН по борьбе с коррупцией позднее легли в основу формально обязательных международных соглашений. Современные исследования подтверждают, что согласованные подходы и обмен правоприменительной практикой становятся необходимыми для противодействия транснациональной коррупции.

Наряду с теорией растёт и судебная практика применения международного уголовного права к международному строительству. Рассмотрим ключевые прецеденты:

• World Duty Free Co. Ltd. v. Republic of Kenya (ICSID, 2006). В данном деле британская компания заключила с правительством Кении контракт на строительство магазинов беспошлинной торговли. Только после арбитража всплыло, что контракт был получен путём дачи взятки президенту Кении (2 млн $). Трибунал МЦУИС признал, что сделка заключена «путём подкупа», и постановил, что истица «не имеет права требовать защиты», поскольку её иск проистекает из контракта, противоречащего международному публичному порядку. Этот прецедент впервые ясно показал, что установленная коррупция автоматически лишает инвестора права на защиту в международном арбитраже.

• Siemens A.G. v. Argentina (ICSID, 2007). В начале 1990-х Siemens получила от Аргентины крупный контракт по созданию национальной системы ID-документов. Впоследствии контракт был расторгнут, и Siemens выиграла арбитраж (ок. $217 млн). Однако затем расследования США и Германии установили, что Siemens платила взятки аргентинским чиновникам при заключении контракта. После признания Siemens факта подкупа компания согласилась отказаться от взыскания компенсации. Дело демонстрирует, что даже если трибунал не рассматривал коррупцию на этапе разбирательства, уголовная ответственность инвестора может привести к отмене арбитражного решения. Впоследствии государства стали активнее применять так называемую «коррупционную защиту» в арбитражах, а трибуналы строже относиться к любым признакам взяточничества. Важно отметить, что масштабный скандал вокруг Siemens (штрафы по FCPA) вошёл в международную практику как пример того, что за коррупцию приходится платить колоссальными суммами.

• Metal-Tech Ltd. v. Republic of Uzbekistan (ICSID, 2013). Израильская компания создала СП с Узбекистаном для строительства завода по переработке руды. Арбитраж установил, что Metal-Tech выплатила «консультантам» $4 млн (связанных с правительственными лицами) в виде «консультационных услуг», которые на деле оказались сокрытой взяткой. Трибунал пришёл к выводу, что инвестиция совершена с нарушением местного антикоррупционного законодательства, и отказался защищать «запятнанную» инвестицию. Решение Metal-Tech подчёркивает, что привратник инвестиционного права (конвенция) требует законности инвестиций: доказанная коррупция выводит спор за рамки арбитража. Особенно примечательно, что трибунал применил гибкий подход к доказательствам (анализ красных флажков и косвенных улик), демонстрируя, что стандарт доказывания может быть снижен ввиду закрытого характера преступлений.

• Inceysa Vallisoletana S.L. v. Republic of El Salvador (ICSID, 2006). Испанская Inceysa выиграла тендер на инфраструктурный проект в Сальвадоре, однако контракт позже был отменён по обвинениям в мошенничестве на тендере. Арбитраж решил, что мошенничество инвестора (скажем, представление фальшивых документов) по сути является формой коррупции. Трибунал применил доктрину «чистых рук», отказав в защите инвестиций: инвестиция, полученная незаконным путём, не подлежит охране. Этот кейс закрепил правило, что условие законности (compliance) можно применять даже косвенно через общие положения договора. В контексте строительных контрактов Inceysa демонстрирует: инвестор, выигравший подряд нечестно, не получит защиты международного права.

• EDF (Services) Ltd. v. Romania (ICSID, 2009). Интересно зеркальное дело, где инвестор (британская EDF) обвинял государство (Румынию) во взяточничестве. EDF утверждала, что договоры прекратились после отказа заплатить взятку румынскому чиновнику. Трибунал постановил, что обвинения в коррупции – очень серьёзный эпитет, требующий «ясных и убедительных доказательств». В отсутствие таких доказательств (двух слушателей и аудиозапись, сочтённая недостаточной) требования EDF были отклонены. Это решение подчёркивает, что стандарт доказанности коррупции в инвестиционных спорах остаётся высоким: просто заявить о взяточничестве без убедительных доказательств недостаточно. При этом кейс показал, что обвинения могут предъявляться и в адрес государства – но и в таком случае трибунал ожидает ту же строгую доказательную базу.

• Spentex Netherlands B.V. v. Republic of Uzbekistan (ICSID, 2016). Нидерландская Spentex приватизировала текстильные заводы в Узбекистане. Позже Узбекистан национализировал активы, после чего заявил арбитражу, что приватизация была куплена взятками ($6 млн «консультантам»). Хотя конкретных имён чиновников названы не были, трибунал «соединил факты»: внезапный крупный перевод, отсутствие экономической логики и прекращение выплат после получения активов подтвердила коррупционную схему. В результате арбитраж отказал Spentex, укрепив линию «абсолютной законности» инвестиций. Особенность решения – предложение трибунала «рекомендовать» Узбекистану пожертвовать $8 млн в антикоррупционный фонд ООН, сознав, что обе стороны вовлечены в коррупцию. Это первый случай «восстановительного правосудия» в инвестиционном арбитраже: наказание затрагивает не только инвестора (отказ в иске), но и государство (утрата репутации и условное моральное обязательство).

• MOL Hungarian Oil & Gas Co. v. Croatia (ICSID, 2016). Хорватия обвинила венгерскую MOL в получении контроля над национальной нефтекомпанией INA через взятку премьер-министру Хорватии. Официальный Санадер был осуждён в Хорватии за принятие взятки от MOL. Арбитраж ЮНСИТРАЛ (ППТС) тщательно изучил доказательства и в 2016 г. отказал Хорватии: доказательства уплаты взятки Санадеру компанией MOL были признаны недостаточными. Трибунал не принял во внимание национальный приговор, подчёркивая необходимость собственных убедительных доказательств (имена, суммы, переписка). Прецедент иллюстрирует сложность взаимодействия национальных судебных процессов и международного арбитража: даже доказанная вина чиновника не гарантирует успех государства в арбитраже, если связь инвестора с коррупцией не установлена «безусловно».

• Process & Industrial Developments (P&ID) Ltd. v. Nigeria (коммерческий арбитраж в Лондоне, 2017–2023). Важно также проанализировать случай P&ID, хотя он не касается МЦУИС. Компания P&ID выиграла арбитраж против Нигерии (>$6 млрд) за расторжение договора строительства газоперерабатывающего завода. Однако впоследствии в Нигерии расследование показало, что контракт изначально был коррупционной схемой: P&ID подкупила чиновников Нигерии и предоставляла ложные показания в арбитраже. В 2023 г. Высокий суд Лондона признал арбитражное решение недействительным из-за мошенничества (взяток, подлогов). Суд описал дело как «выдающийся пример», когда приоритет международного публичного порядка превалирует над окончательностью арбитража. Это показательный кейс: коррупция может быть раскрыта постфактум, а добросовестность арбитражного процесса – защищена силами национальных судов. Он демонстрирует, что строгое соблюдение принципов невзяткодателства необходимо для доверия к арбитражу и поднимает вопрос о реформе процедуры арбитража (проверки аффидевитов, истребования информации).

• Дело Lesotho Highlands Water Project (Лесото, 2002–2004). Это пример успешного национального преследования международной коррупции в строительном проекте. В рамках крупного гидроэнергетического проекта в Лесото («Хайлендс») выявилась коррупционная схема: подрядчики из Канады и Германии (Acres, Lahmeyer и др.) платили взятки руководителю проекта Масупха Солэ. Суды Лесото в 2002–2003 гг. осудили Солэ (15 лет) и наложили крупные штрафы на участвовавшие компании. Это один из первых случаев, когда развивающаяся страна привлекла к ответственности иностранных подрядчиков за международную взятку. Всемирный банк внёс эти компании в «чёрные списки», продемонстрировав нулевую терпимость к коррупции. Прецедент Лесото демонстрирует, что эффективные национальные уголовно-правовые институты способны восстановить законность даже в крупных международных инфраструктурных проектах, хотя и постфактум. С другой стороны, он поднимает вопрос: что эффективнее – наказание после нарушения или превентивные меры (тендерный контроль, программы внутреннего контроля)? Тем не менее Лесото подтвердило принцип «наказывается каждая сторона взятки»: ответственность несут не только чиновники, но и компании.

Анализ этих кейсов и опыта международного права показывает, что эффективная борьба с коррупцией в международном строительном контрактном праве требует сочетания превентивных мер и жесткого привлечения к ответственности. В существующих модельных контрактах, например типовых договорах Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК, англ. FIDIC), секция об антикоррупционных обязательствах пока недостаточно детализирована и плохо адаптирована к многосторонним инвестициям. При этом важную роль играет консолидированный международный подход: конвенции и рекомендации ООН, ОЭСР и Совета Европы устанавливают стандарты борьбы с коррупцией, однако их имплементация на национальном уровне варьируется. Как отмечают И. В. Холиков и А. В. Апросимов, узкие формулировки статей о коррупции рискуют оставлять «серые зоны» для обхода закона. Опыт Германии, по мнению А. В. Серебренниковой, демонстрирует эффективный комплексный подход – сочетание сурового уголовного наказания с высоким уровнем этических требований и прозрачности в закупках. Экономические факторы также стимулируют перемены: инвесторы стремятся избегать юрисдикций с высоким коррупционным риском, а ОЭСР указывает на важность «совместного страхования рисков» и многосторонних соглашений для поддержания инвестиционной активности.

Системный анализ показывает, что коррупция в международных строительных контрактах становится самостоятельным основанием для отказа в правовой защите. Если арбитраж или суд признаёт связь инвестора с коррупцией, контракт объявляется ничтожным и правовое покрытие теряется (как показали прецеденты World Duty Free, Metal-Tech, Inceysa, Spentex и др. cases). В то же время обвинения в коррупции применяются сбалансированно: трибуналы требуют строгой доказательной базы и для государства (случай EDF v. Romania) – обвинять кого бы то ни было недостаточно, нужны «ясные и убедительные доказательства». Стандарты же постепенно адаптируются к реальности: если косвенные улики и «красные флажки» вызывают серьёзные подозрения (Metal-Tech, Spentex), арбитраж может признать договор незаконным. Наконец, кейс P&ID v. Nigeria подчёркивает, что национальное уголовное правосудие способно исполнять роль « última ratio» – когда частный арбитраж вынесено коррумпированное решение, национальные суды могут его отменить во имя публичного порядка. В целом, практика формирует догму «защитить законность»: и инвестор, и государство должны иметь «чистые руки», иначе защита инвестиций при обоюдной коррупции невозможна.

Исходя из анализа, можно заключить, что международное уголовное правосудие тесно интегрируется в систему регулирования международного строительного права. Прецеденты стимулируют компании внедрять системы внутреннего контроля, а национальные власти – активно сотрудничать в борьбе с трансграничной коррупцией. Полный вывод: коррупция в международных стройпроектах «с трудом совместима» с установленным инвестиционным режимом – когда её разоблачают, арбитражные и правоохранительные органы лишают нарушителя полученных выгод. Это внушает сдержанный оптимизм: хотя борьба носит долгосрочный характер, укрепление принципов верховенства права всё же прослеживается.

Для повышения эффективности противодействия коррупции в международном строительном контрактном праве следует: - Разработать и внедрить универсальные глобальные стандарты прозрачности и отчётности в контрактах, обязательные для всех участников. - Усилить взаимодействие между международными организациями (ООН, ОЭСР, ЮНЕСКО и др.) и национальными правоохранительными органами для совместных расследований трансграничных преступлений. - Создать специализированные судебные и арбитражные механизмы по делам международной коррупции (аналогично трибуналам по миротворным преступлениям), чтобы оперативно рассматривать такие споры. - Ввести жёсткие меры конфискации коррупционных доходов при участии международного сообщества (как предписано Конвенцией ООН против коррупции). Реализация этих мер создаст более безопасную среду для крупных международных проектов и укрепит законность в строительной отрасли.

Международное строительство сформировалось как поле пересечения суверенных и частных интересов, и потому правовые формы интеграции здесь особенно наглядно проявляют свои сильные и слабые стороны. В многополярной среде регионализация становится рабочим инструментом упорядочивания контрактной практики, когда универсальные механизмы оказываются перегружены или политически чувствительны (Приходько, 2023). Сохранение суверенитета участников и защита национальной правовой идентичности при этом не факультативны, а системообразующий критерий институционального дизайна интеграции (Никэз и др., 2023).

Опыт постсоветского пространства показывает, что даже при декларируемой общей экономической цели фактическая реализация «единого пространства» наталкивается на различия правопорядков, уровней развития и администрирования, из-за чего интеграционные нормы часто работают фрагментарно (Ярышев, 2021). В таких условиях повышается роль конституционно-правовых ограничителей и фильтров имплементации международных обязательств: для Российской Федерации конституционная конструкция ч. 4 ст. 15 задаёт рамку включения международных норм и одновременно ставит вопрос о защите правовой суверенности и идентичности (Кондращенко & Кочесокова, 2023).

В евразийской модели, где Договор о Евразийском экономическом союзе учредил специальную институциональную архитектуру с судебным звеном, правосубъектностью и разграничением компетенций, виден поиск баланса между координацией и наднациональностью (Договор о ЕАЭС, 2014; Соколова, 2017). Однако параллельная активность двусторонних форматов (например, Союзное государство России и Беларуси) нередко перетягивает нормотворческую энергию с уровней ЕАЭС на более «узкие» площадки, что разворачивает центробежные эффекты внутри общей рамки (Соколова, 2010).

С другой стороны, европейская интеграция демонстрирует, как стабильность свободы установления достигается не только текстами конвенций, но и прецедентами Суда ЕС. Неудавшиеся к ратификации конвенции 1960-х годов о признании юридических лиц были частично «замещены» судебной практикой: решения по делам Centros (1999) и Überseering (2002) вытеснили жёсткую «теорию оседлости», обеспечив подлинную обращаемость компаний и снятие регуляторных барьеров для трансграничной деятельности (Лебедев & Кабатова, 2015; Centros, 1999; Überseering, 2002). Для строительных контрактов это означает предсказуемость статуса участников, возможность централизованного управления и унификацию требований к форме и доказательствам.

Практика ШОС, напротив, выявляет риски инерции коллективных механизмов и склонность к распаду на сеть двусторонних соглашений: «медленная» кооперация снижает вероятность выработки общих стандартов для сложных секторальных контрактов (Алиев, 2014). В ЕАЭС проявляются схожие симптомы: двусторонняя координация в «узких» форматах оказывается политически и технически быстрее, чем многосторонняя унификация, что оставляет участникам высокие транзакционные издержки при трансграничных стройках (Соколова, 2017; Соколова, 2010).

На этом фоне ключевую роль приобретает частноправная унификация через типовые формы: международные условия МФИК фактически стали опорным «языком» МСКП для распределения рисков, процедур уведомления, управления изменениями и многоступенчатого урегулирования споров (FIDIC, 2024). В ЕС их применение поддерживается «экосистемой» закупочного и договорного права; в ЕАЭС те же условия чаще требуют адаптации «Особых условий» к императивам национального права и регуляторной практике, что повышает неопределённость для подрядчиков и инвесторов. Здесь сказывается и различная «глубина» интеграции: там, где судебные и регуляторные органы ЕС обеспечивают единообразие толкования, в ЕАЭС бóльшая часть гармонизации ложится на контрактный уровень и арбитражные оговорки (Безбородов & Лихачев, 2023; Договор о ЕАЭС, 2014).

Важен и контур экономического публичного порядка. Усиление автономизации внешнеполитических инструментов ЕС, включая ограничительные меры и юрисдикционные контрмеры, формирует защитные барьеры союза и одновременно создаёт дополнительные риски для участников из третьих стран (Абдуллин & Кешнер, 2021). Для крупных стройпроектов это выражается в санкционных оговорках, пересмотре банковских ковенант и «перепрошивке» цепочек поставок под режимы экспортного контроля — и всё это должно быть синхронизировано с контрактной архитектоникой МФИК (процедуры уведомления, time-bar, маршруты ДАО/ДААБ и арбитраж).

Параллельно формируется альтернативный трек интеграции через координацию отдельных блоков частного права. Ещё до достижения «жёсткой» гармонизации налоговый вектор стран БРИКС демонстрирует, как сближение точечных норм (постоянные представительства, антиуклонение, устранение двойного налогообложения) может снижать барьеры для МСП — ключевых поставщиков строительных цепочек (Винницкий & Курочкин, 2018). Такой модульный подход создаёт «мягкое» правовое поле, на которое затем проще насаживать секторальные стандарты МФИК.

Исходя из сопоставления ЕС, ЕАЭС и ШОС, можно зафиксировать устойчивую дихотомию: европейская позитивная интеграция обеспечивает универсальность стандартов и их единообразное толкование; евразийские форматы приоритизируют гибкую координацию и двусторонние компромиссы, что усложняет предсказуемость. Секторальная «смазка» в виде МФИК позволяет нивелировать часть издержек, но без наднациональной опоры (или по крайней мере без устойчивой квазисудебной унификации) она не снимает всех коллизий (Соколова, 2017; Ярышев, 2021; Безбородов & Лихачев, 2023).

Отсюда следуют прикладные ориентиры для международных строительных контрактов с участием компаний из государств ЕАЭС. Во-первых, необходимы модельные региональные «Особые условия» к типовым книгам МФИК с вшитыми механизмами стабилизации и «санкционных» оговорок, унифицированными окнами уведомления и процессуальными дорожными картами ДАО/ДААБ, адаптированными к публично-правовым императивам национального регулирования (FIDIC, 2024; Кондращенко & Кочесокова, 2023). Во-вторых, целесообразна стандартизация закупочных рамок под единую «минимальную достаточность» по техрегулированию и прозрачности — чтобы ограничить диапазон расхождений и обеспечить сопоставимость практик при трансграничных стройках (Договор о ЕАЭС, 2014). В-третьих, требуется институционализация «мягкой наднациональности» через согласованные разъяснения суда ЕАЭС по узловым вопросам МФИК-контрактов либо через общие руководства регуляторов, что снизит регуляторный арбитраж. И, наконец, важно удерживать фокус на интеграции через «модульные» блоки частного права (налоги, финансовые гарантии, экспортное кредитование), которые прямо питают строительные цепочки добавленной стоимости (Винницкий & Курочкин, 2018; Абдуллин & Кешнер, 2021).

В совокупности эти меры позволяют приблизить евразийскую практику к предсказуемости европейской модели, не разрушая при этом баланс суверенитета и координации. Для трансграничных строительных контрактов результатом станет снижение транзакционных издержек, ускорение согласований и сокращение количества споров, достигаемое за счёт равномерного встраивания стандартов МФИК в региональные правовые формы интеграции (Приходько, 2023; Ярышев, 2021; Соколова, 2017).

Современная международная система безопасности охватывает не только военные аспекты, но и экономические и инфраструктурные связи, которые напрямую связаны с международными строительными проектами. Эти проекты оказывают существенное влияние на поддержание глобальной стабильности и мирного сосуществования государств, поскольку они требуют комплексного правового регулирования в условиях усложняющейся международной обстановки. Важную роль в этом контексте играют вопросы коллективной безопасности, включая энергетическую безопасность и стандартизацию правового обеспечения инфраструктурных проектов.

Крупные инфраструктурные проекты, такие как газопровод «Северный поток» или подводные кабельные линии связи, наглядно демонстрируют, как переплетаются интересы безопасности и правового регулирования. Инфраструктурные проекты всегда затрагивают интересы целых народов, а их повреждение отражается на жизни большого числа граждан разных государств. Данный правовой подход, базирующийся на взаимосвязи интересов общества и собственников глобальных инфраструктурных проектов, интересен с точки зрения определения конечных потерпевших при рассмотрении дел о компенсации ущерба в судах, связанных с повреждениями и нарушением функционирования таких крупных проектов. Анализ Яркова и Долганичева (Ярков и Долганичев, 2020) показывает, что коллективные иски становятся эффективным инструментом защиты прав участников крупных инфраструктурных проектов в случае массовых нарушений, связанных с недобросовестными действиями подрядчиков или внешними угрозами. Эти выводы могут быть полезны при рассмотрении вопросов правовой защиты инфраструктуры, особенно в контексте обеспечения безопасности трубопроводов и подводных кабелей, поскольку такие иски способствуют более эффективному отстаиванию интересов всех затронутых сторон в случае нарушений, возникающих из-за кибератак или других форм внешнего воздействия.

Учитывая эти новые реалии, международное право требует постоянного пересмотра и адаптации к изменяющимся условиям для обеспечения эффективности правовых норм и защиты интересов стран. Эффективное соблюдение норм международного права в области безопасности возможно лишь при условии применения скоординированного подхода. Такой подход должен учитывать как национальные интересы, так и международные обязательства, что требует интеграции различных уровней взаимодействия — как универсального, так и регионального. Важно отметить, что безопасность не может рассматриваться изолированно от глобальных процессов, поскольку современные вызовы, такие как терроризм, транснациональная преступность и экологические катастрофы, требуют совместных усилий на всех уровнях. Необходимо создание системы, в которой национальные и международные аспекты безопасности взаимосвязаны и дополняют друг друга, что является критически важным для обеспечения эффективного соблюдения международных правовых норм и стандартов (Кулагин, 2021).

В условиях меняющегося глобального порядка, отмеченного А. В. Яковенко, современные международные системы сталкиваются с вызовами, связанными с ростом регионализации и ослаблением традиционных форм сотрудничества. Яковенко указывает на тенденцию к нивелированию англосаксонской доминанты и укреплению позиций развивающихся стран, что требует более гибких моделей безопасности и усиления роли региональных структур (Яковенко, 2019). Данные выводы подтверждают необходимость разработки новых правовых механизмов для защиты инфраструктурных проектов, особенно в условиях кибератак и саботажа. Яковенко пишет о переходе к децентрализованным и гибким формам взаимодействия, когда региональные организации могут взять на себя ведущую роль в создании устойчивых правовых основ. Такой подход станет важным шагом к реформированию коллективных систем безопасности, которые сталкиваются с растущими вызовами и требуют адаптации к изменяющимся международным реалиям.

В XXI веке энергетические ресурсы играют ключевую роль в стабильном функционировании общества, являясь основой не только для экономики, но и для обеспечения социальных процессов и реализации прав и свобод человека. Энергетическая безопасность приобретает особое значение в условиях возрастания угроз национальной и международной безопасности, глобальных экономических кризисов, вооруженных конфликтов и природных катастроф (Kukeyev, 2024). Именно в таких условиях на первый план выходит вопрос о необходимости реформирования существующих систем коллективной безопасности, включая энергетическую составляющую. Современные вызовы в сфере энергетики требуют разработки новых правовых механизмов, направленных на защиту крупных международных инфраструктурных проектов. В рамках данного исследования проводится анализ того, каким образом правовое обеспечение системы всеобъемлющей международной безопасности тесно связано с международным строительным контрактным правом (МСКП) и каким образом можно улучшить существующие правовые механизмы в свете текущих и будущих угроз, связанных с международными строительными проектами, особенно в энергетической сфере.

Одним из наиболее значительных вызовов в сфере энергетики в XXI веке является киберугроза, которая в последние годы возросла до угрожающих масштабов. Согласно исследованию Европейского агентства по кибербезопасности, кибератаки на энергетическую инфраструктуру становятся не только более сложными, но и более организованными, что представляет серьезную опасность для национальной и международной безопасности. Ярким примером данного явления стала атака на нефтепровод Colonial Pipeline в США в 2021 году. В результате этой атаки злоумышленники вывели из строя одну из крупнейших систем поставок топлива в США, что вызвало значительные перебои в снабжении на Восточном побережье США и затронуло множество потребителей и бизнесов. Этот инцидент стал знаковым в контексте киберугроз, поскольку он наглядно продемонстрировал, насколько уязвимыми могут оказаться энергетические системы перед современными кибератаками и насколько важно для правовых механизмов обеспечить защиту таких критически важных объектов.

Эффективное правовое регулирование в сфере международной безопасности требует внедрения комплексного подхода, который охватывает несколько ключевых аспектов. Во-первых, необходимо разработать и внедрить новые стандарты безопасности, учитывающие современные вызовы, такие как глобальные угрозы, связанные с терроризмом, кибербезопасностью и изменением климата. Эти стандарты должны быть гибкими и адаптивными, чтобы соответствовать динамично меняющимся условиям международной политики и экономики.

Во-вторых, важнейшим компонентом успешного правового регулирования является активное сотрудничество между государствами на международном уровне. Это сотрудничество должно включать обмен информацией, совместные тренировки и учения, а также разработку общих стратегий по предотвращению и реагированию на кризисные ситуации. Устойчивые международные отношения, основанные на доверии и взаимной ответственности, являются основой эффективной системы обеспечения безопасности. Кроме того, интеграция существующих правовых норм и механизмов является важным шагом к повышению уровня правовой устойчивости. Это требует не только согласования национальных законодательств с международными стандартами, но и создания новых правовых инструментов, которые смогут эффективно реагировать на возникающие угрозы. Внедрение описанного комплексного подхода является критически важным для успешного противостояния будущим вызовам в сфере международной безопасности (ENISA, 2021).

Данное исследование основано на детальном анализе международных правовых норм, включая договоры, регулирующие коллективную безопасность, а также нормативные документы, направленные на защиту международных инфраструктурных проектов. В работе использованы труды ведущих исследователей, таких как Л. Клии, акцентирующая внимание на специфике международных строительных контрактов (Klee, 2018), и М. Коскенниеми, рассматривающий структуры международного правового аргумента и фрагментацию международного права (Koskenniemi, 2006). Особое внимание уделено конкретным прецедентам, таким как проекты «Северный поток» и безопасность подводных кабельных линий связи, что позволяет проанализировать реальные примеры интеграции механизмов обеспечения безопасности в международные строительные контракты.

Проблема политической нестабильности в энергетической сфере также требует правового регулирования. Одним из ярких примеров влияния политических конфликтов на энергетическую безопасность является ситуация на Ближнем Востоке. Региональные конфликты, такие как гражданская война в Сирии, оказали значительное влияние на маршруты транспортировки нефти и газа, а также на стабильность мировых рынков энергоресурсов (Ahmed, n.d.). В частности, влияние сирийского конфликта негативно сказалось на политической и экономической стабильности стран региона, что подчеркивает необходимость создания международных правовых механизмов, способных минимизировать последствия политической нестабильности для энергоснабжения.

В международном публичном праве, как определено в Уставе ООН, основное внимание уделяется установлению обязательств государств по сотрудничеству для обеспечения международного мира и безопасности. Важнейшими элементами системы коллективной безопасности являются крупные инфраструктурные проекты, в частности транспортные и энергетические трубопроводы, а также подводные кабельные линии. Эти объекты критически важны не только для глобальной экономики, но и для обеспечения международной безопасности. Так, газопровод «Северный поток» стал объектом множества международных споров и политических санкций, что подчеркивает его стратегическую важность и хрупкость международных отношений в этой сфере. Международная безопасность многогранна: если одни страны на передний план ставят энергетическую безопасность, то для других она заключается в защите прежде всего духовно нравственных ценностей. Например, для России вопросы международной безопасности тесно связаны с защитой национальной идентичности и суверенитета (Карпович, 2024).

Крупные страны закрепляют приоритеты своей национальной безопасности на законодательном уровне. Так, в России закреплены приоритеты защиты нравственности и духовных ценностей, а в США и Германии существуют механизмы регулирования вопросов, связанных с энергетическими ресурсами и их эксплуатацией. Такое законодательное регулирование создаёт чёткие рамки государственной политики в соответствующих сферах и, следовательно, помогает минимизировать риски, связанные с внешними и внутренними угрозами.

Энергетическая безопасность тесно связана с экологическими вопросами, что требует интеграции экологических норм в энергетическое законодательство. Например, экологические катастрофы, такие как авария на атомной электростанции «Фукусима-1» в 2011 г., наглядно продемонстрировали, насколько опасными могут быть энергетические объекты при отсутствии должной защиты и контроля. После этого инцидента международное сообщество пересмотрело подходы к ядерной безопасности, что привело к внедрению обновлённых стандартов безопасности, разработанных Международным агентством по атомной энергии (IAEA, 2015). Этот пример подчёркивает, что защита энергетической инфраструктуры должна учитывать не только правовые, но и экологические аспекты, что требует активного международного сотрудничества и согласования мер на глобальном уровне.

Современные вызовы, такие как акты экологического терроризма и попытки вмешательства в работу критически важной инфраструктуры, становятся ключевыми факторами, подрывающими основы международного права и угрожающими международной безопасности. Эти события ставят под угрозу не только безопасность энергетических объектов, но и создают дополнительные правовые сложности, требующие пересмотра и адаптации существующих норм и стандартов (Парамузова, 2020). Особо ярким примером служит Запорожская АЭС, где в последние годы возросло число диверсий и актов саботажа, что вызывает серьёзную обеспокоенность на национальном и международном уровнях.

Применение исключений по соображениям безопасности в международных договорах, включая нормы ВТО, также важно для защиты строительных проектов от внешних угроз. Как показывают исследования (Боклан и Мурашко, 2023), широкое толкование таких исключений может усугубить международные кризисы, поскольку государства способны злоупотреблять ими, оправдывая протекционистские меры. Для инфраструктурных объектов, таких как подводные кабели и трубопроводы, это создаёт риск правовой неопределённости и требует выработки более строгих международных стандартов безопасности.

Значимость координации между государствами в области энергетической безопасности становится очевидной и подтверждается опытом ЕС и ОЭСР. Эти организации разрабатывают правовые и институциональные механизмы, способствующие эффективному обмену информацией, технологиями и передовыми практиками между странами. ЕС в частности принял директиву по энергобезопасности, обязывающую страны-члены координировать действия в условиях энергетического кризиса, обеспечивая тем самым совместную защиту своих энергетических систем и снижение уязвимости перед внешними угрозами (European Union, 2009). Эта директива служит основой правового регулирования и стимулирует международное сотрудничество, повышая устойчивость энергосистем стран-членов.

Решение проблем энергетической безопасности требует комплексных мер и активного сотрудничества государств и международных организаций. Трубопроводные системы поставок нефти и газа традиционно считаются наиболее надёжными в мире. Для постсоветских стран эта система долго оставалась безальтернативной. Созданная в период СССР, эта сеть трубопроводов связывала Россию с отдалёнными регионами союзных республик, поставляя советскую нефть и газ в Западную Европу и обеспечивая незыблемость этих поставок даже в военное время. В период Холодной войны, несмотря на обострение напряжённости, вопросы трубопроводов не рассматривались как часть проблем энергетической безопасности. С распадом СССР основные маршруты были дополнены новыми газо- и нефтепроводами, что поставило перед Россией и новыми государствами задачу строительства новых магистралей для выхода на новые рынки или расширения существующих. Локальные аварии или диверсии, например подрыв газопровода «Давлетбат-Дариялык» (часть системы «Средняя Азия–Центр») в 2009 г., не угрожали общей системе поставок и могли быть быстро устранены (Deutsche Welle, 2009). Однако подрыв газопроводов «Северный поток-1» и «Северный поток-2» 26 сентября 2022 г. кардинально изменил ситуацию в области безопасности и надёжности транспортировки энергоресурсов, создав новые вызовы для международной правовой системы и действующих соглашений.

События, связанные с подрывами «Северного потока» и «Северного потока-2», ещё более обострили проблемы безопасности стратегических инфраструктурных объектов. В 2023 г. были зафиксированы новые акты саботажа, что усилило давление на мировое сообщество. На заседании Совета Безопасности ООН в октябре 2024 г. Россия внесла предложения по усилению правовых механизмов защиты инфраструктуры, включая введение обязательных стандартов безопасности и создание международного мониторингового органа. В результате обсуждений были сделаны первые шаги к разработке новых международных соглашений по предотвращению подобных инцидентов. Тем не менее процесс внедрения и согласования новых правовых норм затягивается, что подчёркивает необходимость дальнейших усилий для оперативного реагирования на современные угрозы.

Инцидент вокруг «Северного потока» выявил существенные недостатки в международных правовых механизмах защиты трансграничных инфраструктурных проектов. Эти проекты, будучи жизненно важными для энергобезопасности государств, часто подвергаются рискам как из-за политической нестабильности в регионах их прохождения, так и из-за саботажа. Это делает необходимым внедрение более комплексных и эффективных правовых мер. Л. Клии предлагает использовать универсальные принципы контрактов МФИК как механизмы единых норм, способные гарантировать правовую прозрачность для участников строительства и эксплуатации крупных проектов (Klee, 2018). В целом, в условиях внешнеполитических конфликтов требуется совершенствование правовых стандартов и механизмов для защиты таких важных объектов как газопроводы, нефтепроводы и линии связи.

Помимо трубопроводов, подводные информационные кабельные линии остаются ключевым элементом глобальной инфраструктуры, обеспечивая связь между континентами и передачу данных. В 2024 г. были зафиксированы новые случаи кибератак и повреждений этих объектов, что подчеркнуло необходимость усиления защиты. Международные нормы были пересмотрены с учётом новых угроз, и на саммите телекоммуникационных организаций приняты обновлённые стандарты безопасности для подводных кабелей. Эти стандарты включают обязательные меры киберзащиты и физической охраны, а также создание специализированных международных агентств по мониторингу и реагированию на инциденты. Согласно докладу ООН по инцидентам с подводными кабелями (ООН, 2022), такие меры повышают устойчивость инфраструктуры к современным угрозам и требуют активного сотрудничества стран для их эффективной реализации.

Детальный анализ правового регулирования в сфере МСКП показывает, что ключевые акторы – государства, на территориях которых расположены и строятся энергетические объекты – играют решающую роль. Газопроводные системы, например, обеспечивают вывод энергоресурсов из стран-экспортеров (Россия, Азербайджан, Туркменистан, Казахстан, Узбекистан) на внешние рынки за пределами СНГ. Российские международные трубопроводы связывают страну с ЕС и Китаем. Через Украину проходят «Уренгой–Помары–Ужгород», «Братство», «Прогресс», долгое время обслуживавшие основные поставки газа в Европу. Существенным остаётся газопровод «Ямал–Европа», проходящий через Белоруссию (Gazprom Export, n.d.). Значение Турецкого потока для экспорта российского газа в Турцию и Юго-Восточную Европу неуклонно растёт (Gazprom, n.d.). Что касается нефти, то около двух третей российских поставок в Европу идут через Белоруссию (РИА Новости, 2009). Стратегически важен и Каспийский трубопроводный консорциум, общей протяжённостью свыше 1,5 тыс. км, соединяющий месторождения западного Казахстана с терминалом под Новороссийском (Каспийский трубопроводный консорциум, n.d.). Этот маршрут, помимо нефти России, обеспечивает свыше трети экспортных поставок нефти Казахстана, подчёркивая его значение для энергетической стабильности региона и за его пределами.

Установлено, что существующая система правового обеспечения международной безопасности недостаточно интегрирована с нормами МСКП. Анализ проектов «Северный поток» и Colonial Pipeline выявил существенные пробелы в международных правовых механизмах, которые не обеспечивают правовую определённость в условиях современных угроз. Выявленные недостатки связаны с отсутствием международных норм, учитывающих быстрое развитие технологий и смену характера конфликтов. Существующие типовые МФИК-контракты не предусматривают адекватных мер по реагированию на новые угрозы, что создаёт правовую неопределённость для участников проектов и увеличивает риски для международной безопасности.

На основе анализа сделан вывод о необходимости разработки и внедрения новых правовых норм и механизмов, учитывающих современные экономические, политические и экологические реалии. Это предполагает интеграцию экологических требований в законодательство энергетических проектов и создание правовых инструментов для защиты инфраструктуры от кибератак и саботажа. Рекомендуется усилить координацию между государствами и международными организациями для формирования более устойчивых и гибких правовых рамок. В частности, обновление стандартных МФИК-контрактов с учётом современных угроз позволит обеспечить более высокий уровень правовой определённости и перераспределения рисков. Создание специализированных международных агентств по мониторингу и защите инфраструктурных проектов также представляется целесообразным для быстрого реагирования на возникающие риски.

Более глубокая интеграция норм международной безопасности и МСКП создаст прозрачную систему распределения ответственности для всех участников строительства и эксплуатации крупных инфраструктурных проектов. Это, в свою очередь, повысит устойчивость и предсказуемость международных инвестиций и строительства, укрепив глобальную стабильность и энергетическую безопасность.

В заключение следует отметить, что совместные усилия государств, международных организаций и профессионального сообщества необходимы для разработки эффективных правовых механизмов, способных обеспечить безопасность и устойчивое развитие международного сообщества. Это позволит не только защитить критически важную инфраструктуру, но и создать условия для мирного сосуществования государств и продвижения глобального сотрудничества.

Международное строительное контрактное право – ключевая составляющая международного коммерческого права, регулирующая трансграничные строительные сделки и проекты. В современную эпоху расширения многонациональных инфраструктурных проектов эффективные мирные способы разрешения споров приобретают особую важность, поскольку они позволяют сокращать время и затраты на судебные разбирательства. Наряду с широко применяемым международным арбитражем возрастают значение медиации и других досудебных процедур, например, примирительных механизмов, которые позволяют сохранить деловые отношения между сторонами.

В современных условиях автономия международных организаций усиливается: их финансирование становится всё менее зависимым от трансфертов со стороны государств, что порождает новый уровень независимости их решений и создаёт особую атмосферу автономизации международного правосудия. Например, арбитражные трибуналы под эгидой ФИДИК или МЦУИС часто рассматриваются как независимые форумы. Одним из ключевых факторов правоприменения остается Нью-Йоркская конвенция 1958 года о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений – универсальный стандарт, обязывающий страны-участницы признавать арбитражные вердикты.

Наказание и примирение тесно взаимосвязаны: как метко заметила Х. Арендт, «Люди не способны простить то, за что они не могут наказать виновных». В контексте строительных контрактов это означает, что выбор сторонами арбитража или переговоров зависит от того, считают ли они возможным наложить санкции или предпочитают восстановить сотрудничество. В то же время, как указывает Н. Ю. Ерпылева, международное частное право носит полисистемный характер, и примирительные процедуры не могут полностью заменить полноценный судебный процесс.

Арбитраж остается основным механизмом разрешения строительных споров. Типовой закон ЮНСИТРАЛ о международном коммерческом арбитраже обеспечивает единообразие процедур, а типовые контракты ФИДИК стандартизируют ключевые диспутные положения. Иностранные подрядчики и инвесторы часто предпочитают арбитраж как нейтральный форум по сравнению с национальными судами. В типовых строительных контрактах ФИДИК обычно устанавливаются строгие условия-предпосылки для подачи претензий (conditions precedent), жёсткие сроки предъявления требований (time-bar) и создаются Dispute Adjudication Boards (ДАБ), что ускоряет разрешение споров.

Вместе с тем расширяются полномочия международных судебных органов. Международный Суд ООН, Европейский суд по правам человека и другие трибуналы всё чаще рассматривают вопросы, затрагивающие строительные проекты и экономическую стабильность стран. Так, расширение полномочий ЕСПЧ (например, прямой допуск частных лиц к суду по Протоколу № 9) повышает стандарты правовой защиты в экономических правоотношениях. Эти тенденции означают, что международные нормы всё сильнее проникают в национальные строительные законодательства.

Медиация при этом обретает всё большую значимость как гибкий способ урегулирования споров, особенно когда стороны хотят сохранить деловые связи. Исследования показывают, что медиация может сокращать сроки и издержки разрешения конфликтов. Однако широкому использованию медиации мешают различия в правовых системах и институциональные барьеры (Moore, 2014).

Опыт международных трибуналов демонстрирует, что цели спора выходят за рамки простой компенсации ущерба. После Второй мировой войны международные суды учитывали восстановительные цели наряду с карающими. Пример тому – Комиссия ООН по компенсациям (СПЧ) по ущербу от иракско-кувейтского конфликта: её решения были обязательны для участвовавших государств и преследовали восстановление экономики, а не только выплату убытков. Аналогично, инвестиционные арбитражи ICSID часто стремятся сбалансировать интересы государства и инвестора, подчёркивая стабильность регулирования.

Расширение международной юрисдикции иногда вступает в конфликт с суверенитетом. Так, выход США из юрисдикции Международного уголовного суда и прекращение участия Венесуэлы в Межамериканском суде по правам человека иллюстрируют разногласия между национальными и международными приоритетами (см. анализ А. И. Ковлера о конфликте суверенитета и «суверенитета прав человека»). В области строительного права common law суды подчёркивают свободу контрактов и разумность (reasonableness) процедур, например требуя надлежащего уведомления о претензиях (notice) как условия-прецедента и проверки справедливости условий исполнения.

Необходимо также учитывать специфические режимы. Конвенция ООН по морскому праву регулирует споры об использовании исключительных экономических зон (United Nations, 1982), что актуально для крупномасштабных инфраструктурных проектов на море. Таким образом, международное коммерческое право становится всё более комплексным и включает множество пересекающихся юрисдикций и процедур.

Подводя итоги, можно выделить несколько основных тенденций. Во-первых, в международном строительном контрактном праве наблюдается рост роли альтернативных методов разрешения споров. Медиация и подобные процедуры позволяют оперативно урегулировать конфликты, однако их применение затрудняют правовые барьеры и разнородие юридических традиций. Во-вторых, арбитраж по-прежнему остаётся центральным механизмом, особенно в силу действия Нью-Йоркской конвенции 1958 года (United Nations, 1958). Для повышения его эффективности необходима дальнейшая унификация процедур, включая согласование подходов ФИДИК и моделирование по типовым законам (Богуславский, 2007). В-третьих, международные суды (МС ООН и др.) начинают влиять на решение сложных межгосударственных споров, что подчёркивает значение международного правосудия в сфере строительства.

Для практики common law важны следующие моменты: нужно чётко выполнять условия-прецеденты (time-bar, notice), проверять условия по принципам reasonableness и proportionality, а также при необходимости учитывать оптимизацию процедур DAAB или третейских судов. Все эти меры направлены на то, чтобы в условиях роста трансграничных проектов и глобальных рисков (например, политических или регуляторных) обеспечить более эффективное и предсказуемое урегулирование споров.

Цифровизация радикально меняет подходы к реализации трансграничных строительных проектов и трансформирует международно-правовое регулирование в строительстве. Современные информационно-цифровые технологии – BIM (информационное моделирование зданий), 3D-моделирование объектов и системы Digital Twins – существенно оптимизируют процессы проектирования и строительства. Вместе с тем они порождают новые юридические вызовы, прежде всего связанные с объектами интеллектуальной собственности (права на цифровые модели и алгоритмы управления ими) и данными, генерируемыми этими моделями. Эти аспекты требуют пересмотра норм международного строительного контрактного права (МСКП) с учётом различий национальных правовых режимов и глобальных стандартов. Особое внимание необходимо уделить трансграничному обмену информацией, защите конфиденциальных данных и контролю над потоками цифровой информации, возникающими при эксплуатации объектов. Это предполагает сочетание норм информационного права – защиты персональных данных, правового обеспечения электронных сделок и кибербезопасности – с традиционными правилами о контрактном управлении.

Как подчёркивает Д. А. Данельян (2023), отсутствие унифицированного подхода к регулированию киберпространства и цифровых технологий препятствует созданию эффективных международных механизмов для гармонизации правовых режимов и обеспечения предсказуемости в сфере строительства. Рост цифровой экономики делает данные ключевым ресурсом в международном строительстве, поэтому национальным правовым системам необходимо не только совершенствовать существующие нормы, но и адаптировать их к быстро меняющимся реалиям (Гулемин, 2023). Гармонизация национального законодательства с международными стандартами (например, ISO 19650) способствует формированию единого правового пространства, в котором участники могут надёжно взаимодействовать, используя современные цифровые инструменты.

Информационные аспекты строительства выходят за рамки традиционных вопросов интеллектуальной собственности и включают регламентацию электронного документооборота (ЭДО), порядка аутентификации участников, электронного обмена данными и криптографической защиты, предусмотренной международными соглашениями. Необходима синхронизация правил ЭДО, чтобы придать электронным транзакциям юридическую силу и минимизировать риски подделки данных. Одновременно следует тщательно разграничивать публичные и персональные данные в архитектурно-строительной сфере. В условиях активного применения Digital Twins и анализа больших массивов информации особенно важна привязка к таким регламентам обработки данных, как GDPR (ЕС) и российский закон «О персональных данных» (152-ФЗ). Согласованность данных нормативов снимает барьеры и риски в международных проектах, обеспечивая правовую безопасность и защиту частных интересов.

В то же время отечественный опыт внедрения информационных технологий демонстрирует отставание от зарубежных стандартов. По данным М. А. Малиновского и И. Э. Аленина (2022), российские программы для BIM (например, Renga и Pilot-BIM) хотя и прогрессивны, но уступают зарубежным аналогам в функциональности и соответствии международным стандартам. Развитие ИКТ и политика импортозамещения требуют создания эффективной правовой основы для их использования в строительной отрасли. Юридические механизмы должны обеспечивать охрану интеллектуальной собственности, стандартизацию и правовую определённость при трансграничном обмене данными, а также интеграцию российских решений в международное информационное пространство.

Внедрение цифровых двойников (Digital Twins) в комплексе с технологиями глубокого обучения (Deep Learning) рассматривается как ключевой вектор концепции «Construction 4.0». Исследование Kor, Yitmen и Alizadehsalehi (2023) показывает, что интеграция цифровых двойников и ИИ-алгоритмов оптимизирует процессы проектирования и строительства, обеспечивая автономное моделирование, прогнозирование рисков и поддержку решений на основе когнитивного анализа данных. Создаются взаимосвязанные адаптивные цифровые экосистемы, где обрабатываются большие данные, автоматизировано управляются объекты, оптимизируется расход ресурсов. Такие экосистемы становятся неотъемлемым элементом международных строительных контрактов и требуют правового регулирования вопросов ИС, обработки данных и трансграничного обмена информацией. Это подчёркивает необходимость разработки унифицированных международно-правовых механизмов, обеспечивающих правовую предсказуемость цифровой среды в строительстве.

В контексте цифровых двойников особенно важно различать категории данных, собираемых в проектах. Одни должны быть общедоступными, другие – защищёнными как персональные. Учитывая растущую роль аналитики, необходимо соблюдать совместимые регламенты хранения данных (GDPR для Европы, 152-ФЗ для РФ). Такая согласованность нормативов снижает дополнительные барьеры в международных проектах и повышает доверие участников.

Примером зарождающейся правовой интеграции цифровых технологий является постановление Правительства Москвы от 29 декабря 2022 г. № 3048-ПП «Об АИС “Цифровой двойник”». Этот акт устанавливает полномочия оператора цифрового двойника и порядок сбора, обработки и обмена пространственными данными, тем самым формируя первые правовые рамки для внедрения Digital Twins в градостроительные процессы. Такой подход соответствует тенденциям цифровой трансформации и позволяет адаптировать правовое регулирование к технологическим изменениям. Интеграция «Цифрового двойника» в системы управления городским хозяйством подчёркивает перспективность сквозных цифровых технологий и подчёркивает необходимость единых международно-правовых принципов – включая охрану и использование ИС и трансграничный обмен данными – для повышения конкурентоспособности отечественной строительной отрасли и прозрачности крупных инфраструктурных проектов.

Стратегические документы РФ («Стратегия развития информационного общества в РФ на 2017–2030 гг.») закрепляют ключевые направления правового регулирования информационных технологий, включая их применение в строительстве. Они подчёркивают необходимость создания международно-правовых механизмов, обеспечивающих соответствие инновационных решений современным стандартам и гармонизацию национального законодательства с международными нормами. Такой подход способствует формированию единой правовой среды, повышению конкурентоспособности отечественных компаний и развитию международного сотрудничества. Стратегия акцентирует внимание на защите национальных интересов, снижении правовых рисков и регулировании прав на ИС, безопасности и качества цифровых технологий. Формирование эффективной правовой среды становится необходимым условием интеграции цифровых решений в международное строительное контрактное право.

Цифровая экономика предполагает широкое применение BIM и автоматизации управления проектами, что упрощает взаимодействие участников трансграничных проектов, ускоряет согласование контрактов и повышает прозрачность всех этапов строительства. Однако без надёжных правовых механизмов такие инновации могут обернуться юридическими рисками (например, при использовании умных контрактов или распределённых регистров). Поэтому международное право строительства нуждается в гармонизации существующих норм и терминологии. Как справедливо отмечает Савина (2018), цифровая экономика несёт новые возможности, но и серьёзные вызовы; правовым системам требуется гибкость и способность быстро реагировать на изменения, вызванные технологиями.

На основании проведённого исследования можно сделать следующие выводы. Цифровизация требует пересмотра существующих норм МСКП, особенно в отношении охраны и использования объектов ИС и данных. Внедрение BIM и Digital Twins создаёт новые вызовы: правообладатель и управление правами на цифровые модели пока недостаточно учтены, что может привести к спорам в трансграничных проектах. Распространение «умных» экосистем (smart home/office) ставит задачу комплексного регулирования отношений пользователей и провайдеров таких систем. Трансграничное использование цифровых моделей местности требует согласования юридических режимов для устранения противоречий в ИС и обмене данными.

Ключевым инструментом гармонизации контрактов остаются типовые формы МФИК. Они обеспечивают единый механизм правового регулирования отношений заказчик–подрядчик–консультант и снижают риски в трансграничных проектах. Однако, как отмечает Клии (2018), даже стандарты МФИК не содержат специальных норм о BIM и цифровых технологиях, что требует их адаптации к современным реалиям.

Исходя из этих выводов, представляется важным разработать международные правовые нормы, унифицирующие подходы к использованию цифровых технологий в строительстве. Необходимо чётче определить права на цифровые модели, унифицировать терминологию ТИМ, а также создать международные стандарты для управления трансграничными потоками данных и ИС, включая классификацию и защиту персональных данных, собираемых в процессе эксплуатации. Лицензионные соглашения должны учитывать не только права использования цифровых моделей, но и управление большими объёмами данных, генерируемыми объектами.

Расширение сферы МСКП с учётом ИКТ предполагает включение в контракты специальных положений о компетенции при разрешении споров, затрагивающих конфликт законов и принципы информационного права. Организацию цифрового взаимодействия (например, доверия к смарт-контрактам или блокчейн-протоколам) можно регламентировать тематическими нормами: например, Типовым законом ЮНСИТРАЛ об электронной торговле 1996 г. и Типовым законом ЮНСИТРАЛ об электронных подписях 2001 г. Также применимы актуальные правила арбитража (Регламенты ЮНСИТРАЛ, правила ICC 2021 г.) с учётом электронного взаимодействия. В строительных контрактах следует закрепить правила доказывания в электронной форме, включая доверительные критерии для электронной первичной документации. При использовании форм МФИК нужно дополнить их нормами о цифровом контроле качества, мониторинге исполнения и защите данных в соответствии с требованиями международного информационного права. Создание такого комплексного регулятивного поля обеспечит более надёжную и прозрачную правовую среду для внедрения цифровых решений и стимулирует развитие инновационных механизмов в отрасли.

Международное строительное контрактное право (МСКП) представляет собой важную часть международного частного права (МЧП), регулирующего трансграничные строительные проекты. Основой его развития стала деятельность Международной федерации инженеров-консультантов (МФИК), которая с момента своего основания в 1913 году внесла значительный вклад в унификацию правовых норм и процедур управления проектами. Контракты МФИК обеспечивают правовую определённость, предоставляя эффективные инструменты для управления проектами, защиты прав сторон и разрешения споров, возникающих в рамках реализации крупных международных проектов. Эти стандарты способствовали не только развитию международного строительного права как самостоятельной отрасли, но и усилению международного правового сотрудничества в строительной сфере. В рамках проведенного исследования были использованы научные публикации, международные соглашения и арбитражная практика, касающиеся применения стандартов МФИК в международной строительной отрасли. Особое внимание было уделено анализу таких ключевых контрактных форм, как «Красная книга МФИК», «Жёлтая книга МФИК» и «Золотая книга МФИК», которые применяются в проектах различного масштаба и сложности. Эти контракты служат основой для правового регулирования строительных проектов, что способствует унификации правовых норм в международных строительных отношениях. Было проанализировано влияние МФИК на развитие международного строительного права, что позволило более глубоко изучить роль МФИК в стандартизации и гармонизации строительных контрактов.

Международно-правовое оформление образовательной интеграции в евразийском пространстве представляет собой один из ключевых аспектов международно-правового сотрудничества в рамках Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Данный процесс формирует правовые механизмы, способствующие эффективному взаимодействию между государствами-участниками, что в свою очередь поддерживает развитие общей образовательной среды и содействует интеграционным процессам. Важность данного направления заключается в создании единой правовой базы, которая обеспечивает гармонизацию образовательных стандартов и программ, а также упрощает обмен знаниями и опытом между странами региона. Оно направлено на достижение целей, обозначенных в Договоре о ЕАЭС, включая создание единого экономического пространства, укрепление системы обмена квалифицированными специалистами и интеграцию ресурсов стран-участников. Заместитель Председателя Совета Федерации Константин Косачёв в своём выступлении на круглом столе, посвящённом председательству Российской Федерации в органах ЕАЭС, подчеркнул, что Евразийский экономический союз является самодостаточной структурой, способной стать одним из полюсов многополярного мира и сыграть ключевую роль в формировании Большого Евразийского партнёрства (Косачёв, 2023). Важным аспектом для достижения этих целей является укрепление международных образовательных связей, что позволит подготовить квалифицированные кадры для развития интеграционного взаимодействия в рамках Стратегических направлений развития до 2025 года и будущих планов до 2030 и 2045 годов.

Процессы научно-технологической и производственной интеграции в рамках ЕАЭС играют важную роль в контексте международного сотрудничества в условиях вызовов Четвёртой промышленной революции. Эти процессы формируют контур взаимодействия Союза с внешними партнерами, что дополнительно способствует развитию сотрудничества. Одной из значимых международных структур, взаимодействие с которой открывает широкие перспективы для научно-технологического и производственного потенциала ЕАЭС, является Конференция ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД) (Андреева, 2015). Особенности участия государств ЕАЭС в ЮНКТАД характеризуются двойным форматом взаимодействия: через Евразийскую экономическую комиссию (ЕЭК) и самостоятельное участие каждого из государств-членов. Организационные рамки этого сотрудничества заложены в Меморандуме о сотрудничестве между ЕЭК и ЮНКТАД, который определяет основные направления взаимодействия в ключевых областях, включая научно-технологическое сотрудничество. Одной из приоритетных задач в рамках этого сотрудничества является раскрытие возможных направлений взаимодействия в научно-технологической сфере, что может способствовать модернизации технологической базы государств-членов ЕАЭС, а также развитию их строительной инфраструктуры через внедрение новых технологий. Необходимо отметить, что международное научно-техническое сотрудничество занимает центральное место в рамках усилий по развитию правовой базы международных строительных контрактов. Однако научно-техническое взаимодействие также имеет ключевое значение для передачи технологий в строительной отрасли, что может существенно усилить конкурентные позиции стран ЕАЭС на международной арене. Одним из направлений деятельности ЮНКТАД является содействие передаче технологий на национальном и международном уровне, что особенно актуально для государств-членов ЕАЭС в рамках их участия в международных строительных проектах (Adachi, 2014). В этом контексте рекомендации и техническая помощь ЮНКТАД могут внести важный вклад в повышение глобальной конкурентоспособности Союза и развитие международных правовых стандартов в строительстве. В рамках сотрудничества с Евразийской экономической комиссией (ЕЭК) ЮНКТАД способствует развитию устойчивых экономических и инфраструктурных связей, создавая условия для реализации долгосрочных строительных проектов с учётом современных правовых норм и стандартов (Андреева, 2015).

В рамках интеграции Евразийского экономического союза (ЕАЭС), особенно в образовательной сфере, необходима правовая база для закрепления достигнутого уровня сотрудничества. Несмотря на то что Договор об ЕАЭС не содержит отдельного направления для образовательной интеграции, процесс укрепления образовательных связей между государствами-членами активно продолжается. Это имеет особое значение для подготовки кадров, необходимых для поддержки правовой интеграции и реализации международных строительных проектов на рамках ЕАЭС. Вопросы взаимного признания документов об образовании и правовая регламентация подготовки специалистов для евразийского правового поля становятся актуальными в контексте технологической модернизации и правового обеспечения международных строительных контрактов (Шугуров и Шугурова, 2020). В правовом аспекте сотрудничество между ЕАЭС и ЮНКТАД демонстрирует взаимодействие двух субъектов, различающихся по своей природе: ЕАЭС как международная организация региональной экономической интеграции и ЮНКТАД как вспомогательный орган Генеральной Ассамблеи ООН. Несмотря на эти различия, участие Евразийской экономической комиссии (ЕЭК) в качестве представителя Союза открывает дополнительные возможности для стран ЕАЭС участвовать в глобальных научно-технологических и строительных проектах, что способствует укреплению международного правового сотрудничества в строительной сфере.

Начиная с 2014 года, мир сталкивается с изменениями, усиливающими многополярность и формирование новых, незападных «центров силы». Наряду с ЕАЭС возрастает значимость международных организаций, таких как Шанхайская организация сотрудничества (ШОС), которая основана на принципах равноправия, уважения культурных и правовых различий участников. Эти принципы способствуют укреплению международного сотрудничества в научно-технологической сфере и являются основой для многосторонних проектов, ориентированных на устойчивое развитие стран-участников ШОС. Данные изменения создают условия для пересмотра и дальнейшего расширения правовых основ взаимодействия в рамках подобных организаций, что подчёркивает важность активизации их деятельности в современных условиях (Хабриева, 2015).

Сложившаяся управленческая структура Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) способствует укреплению международных отношений, включая взаимодействие в таких ключевых сферах, как строительство и научно-техническое сотрудничество. Одним из важных направлений сотрудничества в области строительства является разработка и внедрение международных стандартов, таких как типовые контракты МФИК, которые служат основой для правового регулирования строительных проектов на международной арене. С другой стороны, некоторые исследователи полагают, что значительное количество проблем, возникающих в международных отношениях, коренятся во внутренних конституционных и социальных проблемах государств. Эти проблемы затрудняют полноценное взаимодействие на международной арене, что требует разработки более гибких и эффективных механизмов для обеспечения стабильного сотрудничества (Юрковский и Кузьмин, 2017).

Необходимость разработки гибких правовых механизмов для эффективного сотрудничества в условиях глобальных вызовов растёт. В строительной отрасли данное взаимодействие особенно важно в контексте обмена передовыми технологиями, управления крупными инфраструктурными проектами и стандартизации правовых норм для трансграничных строительных контрактов. Тем не менее, деструктивные факторы, такие как преобладание политических интересов над научными, продолжают оказывать негативное влияние на международные проекты, в том числе и в строительной сфере. Это требует усиленного внимания к защите национальных интересов в рамках научно-технического сотрудничества, особенно в рамках таких организаций, как ШОС. Важность укрепления правовых механизмов для поддержания стабильного партнёрства и создания благоприятных условий для научно-технического и строительного сотрудничества подтверждается исследованием Василенко В. И., в котором рассматривается роль ШОС в обеспечении региональной безопасности и стабильности (Василенко и др., 2014).

В условиях быстро меняющегося мирового порядка особенно остро проявилась угроза транснационального терроризма, сепаратизма и экстремизма, что требует комплексного подхода к обеспечению безопасности. Эти угрозы стали основными факторами, влияющими на формирование и реализацию стратегии взаимодействия России с другими государствами в международной правовой сфере. Принятая ШОС доктрина борьбы с «тремя злами» служит важным инструментом в противодействии указанным транснациональным угрозам (МИД России, 2015). Этот документ подчёркивает необходимость совместных усилий стран-участниц в борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, что способствует укреплению правовых основ для сотрудничества в области безопасности. Важным аспектом данной доктрины является акцент на многосторонних подходах к разрешению конфликтов и обеспечению стабильности в регионе, что является необходимым для создания благоприятных условий для развития международного права. В этом контексте Россия продолжает активно развивать международное правовое сотрудничество, придавая особое значение взаимодействию в строительной и научной сферах, безопасности крупных инфраструктурных объектов, таких как газопроводы, нефтепроводы и линии связи. Вопросы безопасности становятся ключевыми задачами в контексте реализации трансграничных проектов, способствующих не только экономическому развитию, но и укреплению правовых механизмов, обеспечивающих защиту интересов всех участников. Акцент на международное сотрудничество в области строительства и науки позволяет России не только защищать свои интересы, но и укреплять свои позиции на международной арене.

Важность надотраслевого подхода к правовому регулированию международного сотрудничества подчёркивается в исследовании Н. Е. Тюриной (Тюрина и др., 2022). Автор отмечает, что международная интеграция и развитие новых форм взаимодействия между университетами и научными организациями требуют существенного прорыва в правовом регулировании международного научного взаимодействия. Гармонизация образовательного и научного пространства, обеспеченная международными соглашениями, способствует эффективному взаимодействию между государствами, что актуально и для строительной отрасли. Тюрина и соавторы также обращают внимание на роль региональных организаций, таких как ШОС и Ассоциация государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), в формировании единого научно-технического пространства. Создание специальных координирующих органов и заключение международных соглашений позволяют унифицировать правовые нормы и облегчить взаимодействие между странами. Этот опыт может быть применим и в контексте развития международного строительного контрактного права, особенно в части адаптации стандартов МФИК к национальным правовым системам. Кроме того, исследование Тюриной подчёркивает актуальность вопросов охраны интеллектуальной собственности и цифровизации в международном сотрудничестве, необходимость разработки новых нормативных установлений и адаптации существующих норм к новым формам отношений, возникающим по мере технологического развития. Это имеет особое значение для строительной отрасли, где внедрение инноваций и новых технологий требует современного правового обеспечения.

Научно-техническое взаимодействие представляет собой один из основных аспектов международного правового сотрудничества; его значимость существенно возрастает с повсеместным применением робототехники и искусственного интеллекта. Учитывая вызовы, с которыми столкнулся мир во время пандемии, необходимость интеграции усилий и обмена знаниями в сфере здравоохранения стала очевидной. Однако даже в этой важной для всего мира сфере наблюдаются деструктивные факторы, когда политика и краткосрочные выгоды начинают превалировать над долгосрочными научными проектами. В таких условиях защита Россией своих национальных интересов в научно-техническом партнёрстве, включая взаимодействие в рамках ШОС, становится одним из ведущих направлений международного правового взаимодействия в ближайшие годы (Барабашев и Пономарёва, 2019).

Важным элементом международного правового сотрудничества в сфере строительства является разрешение споров, возникающих в процессе реализации крупных проектов. Контракты МФИК предусматривают эффективные механизмы урегулирования конфликтов, включая использование Советов по разрешению споров (Dispute Adjudication Boards, DAB) и международного арбитража. Применение арбитражной практики на основе МФИК в различных юрисдикциях способствует гармонизации правовых норм и укреплению международного сотрудничества, что делает данные контракты одним из ключевых инструментов в правовом регулировании трансграничных строительных проектов. Контракты МФИК позволяют сторонам избегать длительных судебных разбирательств, что особенно важно в международных проектах, охватывающих различные правовые системы. Эти механизмы способствуют эффективному управлению проектами и более оперативному разрешению споров, что в свою очередь укрепляет международное сотрудничество и гармонизацию правовых норм в строительной сфере. Важную роль в этом процессе играет арбитражная практика, признанная и используемая в международных строительных спорах, что способствует развитию правовых стандартов в рамках международного строительного контрактного права (Brekoulakis и Thomas, 2021).

Регулятивный и организационный потенциал ШОС оценивается как достаточно высокий, что подтверждается ходом реализации Стратегии развития ШОС до 2025 года, принятой на Саммите в 2015 году (МИД России, 2015). Основная цель стратегии заключалась в выводе сотрудничества между государствами-членами на новый уровень с особым акцентом на обеспечение региональной безопасности, что и было достигнуто в прошедшие годы. Однако и сейчас важными направлениями остаются борьба с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, а также противодействие незаконной миграции, обороту наркотиков и оружия. Особое внимание уделяется защите информационного пространства и совершенствованию механизмов оперативного реагирования на вызовы безопасности в регионе. В экономической сфере ключевыми направлениями развития являются транспорт, энергетика, финансы, связь, образование, инновации, наука и техника. Предполагается создание сети индустриальных кластеров вдоль транспортных артерий, что должно дать импульс экономическому росту. В сельском хозяйстве приоритет отдан совместным высокотехнологичным проектам по производству и переработке продукции, что будет стимулировать продовольственную безопасность. Гуманитарное сотрудничество включает создание единого образовательного пространства, в частности через проект сетевого Университета ШОС, а также развитие молодёжного сотрудничества через Молодёжный совет ШОС, способствующий обмену студентами и повышению образовательного уровня. Предполагается создание единого информационного пространства, которое позволит оперативно реагировать на медийные вызовы и защищать интересы государств-членов в информационном поле. Создание единого образовательного пространства в рамках ЕАЭС на основе согласованных правовых и профессиональных стандартов будет важным шагом для подготовки высококвалифицированных кадров. Перекрёстное обучение, разработанное на базе совместных образовательных программ, позволит странам ЕАЭС получить конкурентные преимущества в области технологического и инновационного развития, что напрямую влияет на их способность участвовать в трансграничных проектах в сфере строительства, особенно в свете глобальных тенденций цифровизации и модернизации инфраструктурных объектов (Всемирный банк и ЕЭК, 2022).

Стандартизация упрощает взаимодействие между правовыми системами государств, а типовые контракты и инструменты, разработанные МФИК, играют важную роль в стандартизации строительной сферы. Это особенно актуально для стран БРИКС, рассматриваемых как локомотив мирового развития с большим количеством крупных международных инфраструктурных проектов. Типовые контракты обеспечивают правовую основу для эффективного управления проектами, финансируемыми международными финансовыми институтами, такими как Новый Банк Развития (НБР, New Development Bank). Единые стандарты способствуют повышению уровня доверия между сторонами и обеспечивают более прозрачные правовые рамки для реализации крупных инфраструктурных проектов. НБР, начиная с момента своего основания в 2015 году, активно использует стандарты МФИК для обеспечения правовой базы в инфраструктурных проектах, финансируемых банком. Это позволяет унифицировать правовые нормы и уменьшить риски при реализации трансграничных проектов, а также способствует укреплению доверия между сторонами. Как отмечено в отчёте НБР по оценке системы государственных закупок Индии за 2023 год, банк разработал программы, такие как SUNP (Streamline and Simplify the Use of Country Procurement Systems for NDB Portfolio), направленные на улучшение и стандартизацию систем закупок для проектов, реализуемых в странах БРИКС, включая Индию. Эти инициативы позволяют эффективно использовать национальные системы закупок при поддержке высоких стандартов международных практик, в частности стандартов МФИК, что существенно улучшает управление крупными проектами (New Development Bank, 2023).

Международное строительное контрактное право предоставляет универсальные инструменты для управления строительными проектами и разрешения споров. Стандарты МФИК облегчают процесс заключения контрактов, делая их более предсказуемыми и юридически защищёнными для всех сторон. Однако важной проблемой остаётся адаптация этих стандартов к местным правовым системам, что требует разработки гибких механизмов взаимодействия между международным и национальным правом, а также внедрения единых стандартов в рамках ЕАЭС и ООН. М. В. Шугуров в своей статье подчёркивает важность научно-технического сотрудничества между ЕАЭС и ЮНКТАД, что становится всё более актуальным в условиях Четвёртой промышленной революции. Он делает вывод, что на данный момент взаимодействие находится в латентной форме, и назрела необходимость его активизации для модернизации технологической базы государств-членов ЕАЭС (Шугуров, 2022).

Одновременно важен баланс между универсальными стандартами МФИК, обеспечивающими упрощение реализации сложных инфраструктурных проектов в рамках БРИКС и НБР, и соблюдением национальных интересов, включая сохранение теоретической и нормативной базы строительных правил и государственных стандартов, разработанных в России. Е. С. Аничкин и Е. А. Куликов отмечают возрастающую необходимость обеспечения приоритета национальных интересов России в научной сфере в условиях изменяющихся международных отношений. Учёные подчёркивают, что регулирование данных вопросов находится в стадии становления и требует совершенствования, возможно, с использованием опыта СНГ, где уже действуют соглашения о научном сотрудничестве (Аничкин и Куликов, 2023).

Проведённое исследование показало, что международное правовое сотрудничество в рамках МФИК продолжает играть важную роль в развитии международного строительного контрактного права. Типовые формы контрактов и нормативы, разработанные МФИК, способствуют унификации стандартов и обеспечивают защиту прав участников международных строительных проектов. В рамках таких региональных объединений, как ЕАЭС, ШОС и БРИКС, универсальные стандарты дают возможность финансовым институтам, таким как НБР, эффективнее контролировать реализацию крупных инфраструктурных проектов. Унификация правовых норм и повышение уровня защиты интересов сторон способствует гармонизации правового регулирования в различных странах, позволяя эффективно управлять крупными международными проектами и снижать риски правовой неопределённости. Однако адаптация данных стандартов к национальным правовым системам остаётся сложной задачей, требующей более глубокой правовой проработки и тесного сотрудничества между государствами и международными организациями.

Для обеспечения дальнейшего развития международного строительного контрактного права необходимо внедрение более гибких подходов к адаптации универсальных стандартов с учётом национальных правовых особенностей. Это включает не только гармонизацию правовых норм, но и подготовку кадров в рамках образовательной интеграции, что позволит усилить взаимодействие между странами и повысить правовую предсказуемость международных проектов. Образовательные инициативы в рамках ЕАЭС, ШОС и БРИКС играют ключевую роль в подготовке специалистов, формирующих эти универсальные стандарты.

Развитие международного строительного контрактного права в дальнейшем должно быть направлено на балансировку интересов сторон и создание более справедливых условий для реализации крупных проектов, что укрепит международное сотрудничество и будет способствовать достижению устойчивого развития.